Спускаюсь я все ниже и ниже. 
Представляешь?
Не страшно мне засыпать 
В раздумьях о смерти всех 
Кто вокруг меня.
Не нужно то, что прахом обернется
Есть мой кожан,
Неумение писать,
Твое завтра 
И еще несколько слов. 
Только кот для меня пропал,
Не спасает утренняя мантра 
И ночь идет без снов.
Понимаешь ли ты 
На сколько далеко ушла моя жизнь?
Слышишь ты мой беззвучный вой? 
Конечно нет, он не вошел в твой выходной.

Почему-то именно сейчас меня не спасают сказки.

Как будто душа с лицом в тандеме просят пощечины.

Так,что б челюсть сводило, чтоб громко,для огласки ли?

В уме с телом взяли отпуск рабочие.

Они не штукатурят, не ровняют и водку за углом не глушат.

За тридевять земель и столько же морей

Они притихши слушают

Шаги гулкие, хлопнье входных дверей.

Затаившись, ожидают струнных и голоса.

Ждут, когда твои черные и белые полосы

Перестанут быть общественной дорожной разметкой.

И ты их перекрасишь. И взявшись за лапу крепко

В даль отправишь

Кораблик. С парусом алым, как товарищ Григ завещал.

Встанешь ты на старый причал.

Посмотришь. Да заплачешь. Искренне. Как в детстве.

Знаешь, что это такое? Это когда раннее-раннее утро, холодный-холодный паркет и ты босыми ногами по нему шлеп-шлеп. Крадешься на кухню по скрипучим половицам. Аккуратно притворяешь дверь и видишь остатки нового года: пепельницы, тарелки, горы посуды в раковине., мандарины или их скудные остатки. 

Знаешь, это когда хотя бы раз в год вся семья собирается в одной комнате ни для споров, ни для обсуждения семейного бюджета или поисков виноватого среди виноватых и обвиненных. Это когда вы вместе готовите ужин, мама смеется, а отец ее обнимает сзади, утыкаясь в макушку. Это когда вы хотя бы раз за год с братом не спорите и не деретесь, а ищете из чего сделать костюм деда Мороза и Снегурочки, из тех скудных ошметков ваших игрушек пытаетесь сделать что-то, чем можно порадовать и удивить маму и папу. Это прятки под столом, множество ног: в чулках, в брюках,босиком, на шпильках(и зачем их в квартире?) 

Это много удушливой пыли и огромная коробка. В которой можно было бы хранить модель поезда со всеми комплектующими к ней. Но там лежит сборная елка. Это алюминиевый прут, на который насаживаются потертые,облезлые лапы. Но все еще призывно зеленое, ожидающие елочных игрушек. И игрушки эти лежат в старых чемоданах. Вот с этим отец впервые приехал в Москву, покорять столицу. Вот с этим мама впервые ездила сама отдыхать на море, в свои,для тебя уже такие далекие, восемнадцать лет.

Что такое новый год. Это ...

лишь свербит вопрос -
когда мы успели
так бесчувственно постареть?
отдав под снос
любимые качели,
или сдав струны на вас на медь?
каждый взял себе
по синей таблетке,
испугавшись фразы "сам решай"..
занимайте места
по заказанным клеткам -
велкам ту риал лайф.

AW

Каждый раз просидки на сумках-чемоданах ко мне приходит Че. И начинает ерзать по комнате, совать свой поросячий пятачок в сумки и шуровать по карманам волосатыми лапками.
Я наблюдаю за жизнью, не являюсь ни участником, ни следователем, не иду в последователи, надзиратели, в истинокопатели, не сужаю рамок, да и просто не возвожу их в абсолют. Мечтаю о знании, возможности, шансе, понимая, что уже не раз успела проиграться, пустив по ветру и с другими людьми, все свои шансы, возможности и пути. Не сыграв ни одного преферанса, не научившись толком играть в покер, все, что есть-это мой серийный номер, который повесят биркой на синей стопе, когда будет мое время повиснуть между «здесь» и «где». Я-недоносок своего времени, с амбициями не граничащими с возможностями, с желаниями полными нежелания, без шансов на покаяние, продукт с истекшим сроком годности.
Так к чему все эти гордость и ужимки? Все эти каши, школы, телефоны, симки, походы, пьянки, истертые в крови пальцы, забитая ненужным мусором и все еще пустая память. Все диски биты и осыпаются байты. Неудавшийся проект давно заброшенного сайта, оставшийся в досе мечтатель-нереалист, вы живете на линуксе, где я-чистый лист. Где нет меня, прекрасного, со своими ужасами, кошмарами, со своими песнями, криками, со своими лесными пожарами, которые только в голове, на середине правды, там где еще не написано «не», а только начато слово «мама». Я не буду шумом на вашем бульваре, не буду стеречь псом под окнами, будя округу немелодичным свистом, не стану ваших душ экзорцистом. Я вообще никем не стану. Потому что нет, не было и быть не может. Как нельзя увидеть ветра, щипающего тебя за кожу.