Знаешь, по жизни никогда не хотела быть борцом, хотела быть хрупкой,незащищенной.,нежной. Как Сонечка Цветаевой, Сонечка Голлидей. Быть красивой былой розой в чьих-то заботливых руках. Чтобы никаких шипов, которыми надо было бы отбиваться от мира, только листья-мягкие, как ладошки детишек. Чтобы лепестки были бархатными, как мордочка кошки и ее щечки, и с нежным ароматом, как у чайной розы вперемешку с летним утренним ветром,запахом сорных трав и пыли. Все эти запахи кажуться такими родными, самыми настоящими, а все остальное-искуственное,надуманное.

 Не хотела я быть шиповником, с мелкими колючками,вглубине оберегающим каждый цветок на себе,который грубая рука прохожего норовит сорвать. А я цепляю его за рукав шипами и шуршу ветками и мелкими колючими листиками "зачем он тебе,зачем? Зачем еще один?". И через несколько шагов розовый цветок-не такой красивый, как клумбовые цветы,-окажется на земле,на пыльной дороге, на камнях, на которых тут же кто-нибудь наступит. И никто не узнает, что пах он чайной розой...

 

Знаешь, я никогда не хотела быть миротворцем. Я хотела жить в идилии, а не строить ее день ото дня, не наблюдять, как стены рушаться, не успев достроиться, не ловить каждый камешек, как хрустальную слезинку, и чувствовать всю тяжесть, которой он наполнен, чувствовать боль от удара его по моей ладони.

Но с другой стороны, тут же вспоминается девиз "А кто же, если не мы...". И действитльно, кто? Кто согласиться делать что-то другим просто так. Тут дело не в бытовухе, а в душе. Ведь никто почти не станет взаправду решать чужую проблему. даже если эта проблема истлела, только осадок остался-горький,жесткий и серый, но все таки это только осадок, а была огромная соляная глыба.

Знаешь, я хотела бы жить в 19 веке. Или 20. Хотела бы быть учительницей музыки и пения, рассказывать юным талантам об итории и литературе(незнание которой ныне я признаю с позором на своей совести), заглядывать в их честные и искренние глаза, глаза, в которых мир-это огромный хрустальчик-чистый,ровный,тонкий и нежный. И они видят мир и каждый-мир. В каждом из них-целый мир, вечный и ими любимый. И понимая, что они еще живы и не мало зависит от меня, чтобы они такими остались, я была бы учительницей пения.