Стеклянный глазик
Светик проснулась от лучей яркого солнца, светившего ей в глаз. Она лениво потянулась, нежно провела тыльной стороной ладони по шёлковой наволочке. На самом её краю, она нащупала прядь своих волос, и игриво намотала их на пальчик.
Наигравшись с волосами, она еле касаясь, провела ногтем вниз по шее, дошла до грудей, и шаловливо хлопнула по ним. После этого, она встала с роскошной постели, и подошла к зеркалу.
В его кристально – чистом отражении была девушка с идеальным телосложением, прекрасной, свежей кожей, хранившей остатки недавнего летнего солнца, длинными каштановыми волосами, и божественным лицом. Его формы были настолько правильны, что когда она спала, порой казалось, что это – манекен, но манекен этот был настолько жив и прекрасен, что отказаться от его созерцания было выше всяких сил.
Вдоль длинной шеи, от правого плеча тянулась татуировка до самой скулы. Это был узор из шипов и сердечек. Только опытный взгляд мог различить под этим рисунком шрам...
Когда-то этот шрам был длиннее, но её родители были весьма обеспеченные люди. Они смогли оплатить труд пластического хирурга, который не смог убрать только часть этого шрама – уж слишком он выпирал в этом месте. Слишком глубока была рана. Слишком спешили врачи, зашивая её.
В тот день хирург Матюшин хотел пораньше уйти с работы. Была пятница. Майское солнышко грело, и было бы просто нелепостью испортить такой прекрасный день новым поступившим пациентом. Он стоял у входа в больницу, облокотившись на старую колонну, с которой обсыпалась штукатурка. Но его это не беспокоило – всё равно он собирался стирать халат на выходных. Нервно куря, он решил, что если никто не поступит в срочное, пока он курит, то он точно уйдёт. Идти ему, в принципе было некуда. Матюшин был холостяк. Женщины его не любили, потому что, как ему казалось, он был реалистом. Но он был красив собой, и всегда мог найти какую-нибудь партнёршу, не обязывающую его дальнейшим построением отношений. Это он и хотел сделать.
В городском парке с пятницы по воскресенье играла дискотека. Он намеревался найти какую-нибудь восемнадцатилетнюю дурочку, наговорить ей всякой чепухи насчёт любви с первого взгляда, использовать её по назначению, и забыть о ней.
Он докурил, бросил сигарету на недавно выстриженный, чистый газон и пошёл переодеваться. Сняв с себя халат, он сел на стул, чтобы переобуться, но новые ботинки налезали на ноги с трудом. Он нервно дёрнул ногой, впихивая ступню в обувь, и подумал, что не дай бог, сейчас кого-то привезут, и обрушится всё начало его выходных. Запихивая на ходу халат в спортивную сумку, он быстрым шагом вышел из больницы. Дойдя до ограды, он увидел подъезжающую к воротам карету скорой помощи со включёнными мигалками. Он быстро шагнул в кусты, росшие вдоль дороги, чтобы шофёр его не заметил. Матюшина знал весь персонал, так как он был главным хирургом волгоградской областной больницы. Единственным хирургом. «Пусть сегодня фельдшер за меня отдуется! Недаром же его сюда на практику присылали. А я пойду отдохну. В кои веки-то хороший денёк выдался.»
Светик проснулась от лучей яркого солнца, светившего ей в глаза. Она лежала в палате одна. За окном шумела листва и щебетали птички. Вчера доктор Извозчиков, который её оперировал, сказал, что бинты можно будет снять, как только она проснётся. Светик приподнялась с кровати и начала нетерпеливо разматывать бинты.
- Как ты думаешь, она уже знает, что с её лицом? – шёпотом спросила мать Светика, стоя у двери, и вслушиваясь.
- Она сильная девочка. Она это переживёт. Я слышал, есть такая вещь, как пластическая хирургия. Это конечно рискованно... но так всё-таки лучше, чем оставить её такой. Если она не побоится, то я оплачу операцию.
- Только бы она выжила! Андрюшу – то не смогли спасти! Он ещё перед операцией спрашивал, будет ли у него в палате его... любимое... одеяльце...! – плечи женщины сотрясались от рыданий. Мужчина обнял её.
- Ты знаешь, его не могли спасти. Ему разорвало всю... всю брюшную полость. – тут он не выдержал, и с силой прижав её к себе, дал волю слезам, как вдруг палату и коридор, в котором они стояли разрезал дикий вопль. Затем тишина. Они ворвались в комнату, и замерли. На полу, напротив зеркала лежала Светик. Её лицо...
- Я сделаю всё, чтобы она никогда не увидела в зеркале ТАКОЕ своё отражение! – прошептал её отец.
Через неделю её выписали и папа выбил ей и матери поездку за границу. В Америке медицина была куда лучше, и его коллега из министерства, дал ему адрес лучшей клиники Нью-Йорка. Даже не смотря на пост замминистра по тяжёлой промышленности, органы долго не хотели давать его жене разрешение выехать. Только ходатайство шефа помогло ему. Его жену проверяли около недели на предмет возможной измены родине, и только после удачного прохождения ей всех психологических тестов, разрешили поехать с дочкой, но при двух условиях: её будет постоянно сопровождать человек, и ночевать она будет обязана только в здании посольства СССР. Она была согласна на всё.
Год спустя Светик с мамой вернулась на родину. В клинике ей создали идеальное лицо, частично восстановленное по фото, но в основном – плод фантазии пластика. Вместо выбитого глаза ей был вставлен силиконовый аналог, внешне абсолютно схожий с простым глазом. Только внимательный взгляд мог отличить его от настоящего. Светик была так рада этой, хоть и ущербной, но замене, что любя называла его «стеклянным глазиком». Единственное, что осталось на её теле из автографов того ужасного лета, это шрам от плеча до самой скулы. Хирург не смог убрать только часть этого шрама – уж слишком он выпирал в этом месте. Слишком глубока была рана. Слишком спешили врачи, зашивая её.
В тот майский день, Светик и Андрей играли на кромке леса. Светику было девять, Андрею – семь. Родители всегда воспитывали его, как защитника сестры. Когда они нашли в траве мину времён второй мировой, мальчик решил её открыть, но не дал сестре приблизиться к железной банке – уж больно она была странная. «Может быть в ней что-то нехорошее!». Светик послушно отошла на пару шагов от брата, и тут раздался взрыв.
Мальчику распороло живот, и он лежал, обливаясь кровью, но всё ещё в сознании. Он видел, как его сестре летит в голову часть железяки, как осколки задевают её плечо, шею, правый висок... он видел, как от удара осколка глаз его сестры выпадает из глазницы, и она теряет сознание.
Андрей звал на помощь недолго – рядом была дорога, и проезжавший а велосипеде старик увидев распотрошённых, но ещё живых детей, остановил на шоссе машину, и поехал за скорой.
До самой смерти Андрюша не чувствовал боли. Он умер на операционном столе.
Все эти воспоминания утонули в водах Леты. Светик росла очаровательной девушкой. Ей не надо было беспокоиться за своё лицо, так как оно было безупречно. Оно напоминало изображения херувимов на старинных барочных полотнах. Поэтому в её институте, где она училась на экономиста-международника, однокурсники даже прозвали её «ангелочек». В её лице сочеталась детская непосредственность и шарм пробудившейся в её теле молодой женщины. Девушка ещё не знала настоящей радости плоти, но несомненно ждала этого. Уже по другому она смотрела на молодых людей. И уже не те сны ей снились.
...Светик встала, медленно прошлась по комнате, и потянулась за халатом. Она было прикоснулась к нему, но потом отвела руку. Она обожала своё тело. По её мнению, это было то единственное, что действительно принадлежало ей – её лицо лишь творением скульптора пластической хирургии, характер же – работой нескольких психологов, помогших ей пережить ЭТО. Она игриво, на цыпочках подошла к зеркалу, и посмотрела на своё отражение. Как же ей шла эта татуировка! Как она украшала её шейку! Светик наслаждалась созерцанием своей шеи, привстав на цыпочки. Она любила так ходить, даже в свободное от ношения высоких «шпилек» время. Светик не признавала иного типа обуви, и расставалась с каблуками, только когда не было иного выхода. Но если бы в фитнес - зале можно было бы носить шпильки, то она делала бы это, даже на беговой дорожке – так она иногда говорила подругам. Она созерцала своё тело, поглаживая кончиками ногтей шею, а её левая рука, не отрываясь от нагого тела, она прошлась рукой вниз – от руки к бедру, и ощутила волну удовольствия. Светик подошла к кровати, и глубоко вздохнув, опустилась на спину...
- Её нельзя оперировать в Союзе – сказал фельдшер Петренко, выходя из операционной. – Слишком большой риск. Просто понимаете, у нас, в России, это направление медицины ещё не так развито, как за границей... в штатах, например.
- А кто может нам подсказать хорошего иностранного врача?! Вы знаете такого человека?! Мы в Советах! Откуда мы, сидя в этой дыре можем знать хороших пластических хирургов в Америке!!! – набросился на него отец Светика, два дня подряд не спавший от волнения в пути из Москвы в Волгоград.
- Я... я знаю одного такого человека... он сможет вам это подсказать. – фельдшер достал огрызок карандаша, оторвал кусок ватманской плотной бумаги от плаката, оповещающего о вреде курения, и на обратной стороне его записал телефон и адрес.
Отец Светика схватил его и умчался звонить. Через несколько дней, когда Светик пришла в сознание и угроза миновала, он спешно выехал в Москву.
Всё время, сидя в роскошном салоне частного самолёта, мать Светика нервно ногтями отдирала кожу с пальцев. Когда полёт подошёл к концу, её пальцы были похожи на кровавое месиво. Стюардесса, подошедшая перед окончанием полёта спросить, всё ли у них нормально, остолбенела от ужаса, когда увидела женщину, которая перед началом полёта была абсолютно целой, а теперь, подобно хищнику, обгладывала себе большой и средний пальцы. От них уже не осталось ногтя и кровь стекала на деловой костюм из дорогой серой ткани.
Она даже в начале позавидовала этой женщине – какой у неё прекрасный костюм. Если бы у неё был бы такой, то она бы, наверное, укоротила юбку и приподняла бы полы жакета. В таком виде все парни на диско валялись у её ног...
Но ужас на этом не закончился. Рядом с ней сидела девочка лет десяти, не больше. Она была в траурном чёрном костюмчике и чёрной широкополой шляпе с густой вуалью. Под ней были тёмные очки.
- Скоро садимся. Вам что-нибудь принести попить?
- Нет. Не надо – отрывисто произнесла мать Светика.
- Мама, я хочу соку. Яблочного. – не сказала, а скорее без эмоционально проконстатировала потребность организма Светик .
- Подождите немного. – вежливо ответила стюардесса, и поскорее удалилась из салона в комнату обслуживания. Пока она наливала сок в стакан, она думала, почему эта женщина так переживает. «Довела-то себя как! Два пальца себе в кровь истерзала, а боли не чувствует! Наверное, у неё умер муж – посол. Вот она и едет на его похороны. А иначе откуда у неё такой дорогой костюм... да и частный самолёт у нас – роскошь. Вот то ли дело в Америке... там себе это любой богач может позволить». Но ещё больше её поразила эта маленькая девочка. Носить шляпу с вуалью, да ещё и чёрные очки под ней – это какой-то перебор в маскировке. По непонятной причине это всё её пугало. Стюардесса постаралась успокоиться, и направилась к пассажиркам.
- Ваш сок.
- Спасибо. – девочка потянулась за соком. Стюардесса протянула ей руку со стаканом навстречу, но рука ребёнка прошла мимо стакана. Женщина сидела и безучастно созерцала свои руки.
Стюардесса взяла руку ребёнка и поднесла к ней стакан. Затем сжала детские пальчики вокруг него. Девочка слегка кивнула и поднесла сок к шляпе, приподняв вуаль. Тут стюардесса ужаснулась во второй раз – по шее девочки, до самой мочки проходил свежий разрез. Его пересекали швы медицинских нитей, ватные тампоны, пятна йода.
Тут самолёт начал снижаться.
Его слегка тряхнуло в тот момент, когда девочка делала первый глоток, и ободок стакана слегка задел её очки. Они слегка сползли по носу, и тут – ноги стюардессы подкосились – в левой глазнице вместо глаза был ватный тампон, а из глазницы по щеке медленной струйкой начала стекать кровь.
Стюардесса упала в обморок. Ни девочка, ни её мать даже не повернули головы в её сторону. Они обе начинали привыкать к подобным реакциям.
В Нью-Йорке, в маме светика обнаружились новые силы, и она, оставив дочь в посольстве, не переодеваясь, поехала к доктору. Ей овладело то состояние панического нетерпения, которое свойственно подсудимому, (осуждённому за страшное преступление, цена которому - смертная казнь) ожидающего вердикта присяжных, удалившихся из зала суда для вынесения решения, виновен он, или нет. Она умоляла шофёра ехать побыстрее.
Больница была старым зданием, в викторианском стиле. Толстые стены в метр шириной хранили отпечаток времён гражданской войны. Сколько же боли и смертей они перенесли! Внутри царил полумрак и холод. Люди не любили это место. В больнице всегда было очень мало посетителей, которые приходили только с целью проведать своих родственников в случаях крайней нужды. Немногочисленный медицинский персонал перемещался по длинным высоким коридорам подобно призракам – беззвучно и плавно. Только они чувствовали себя более менее комфортно в стенах этой цитадели. Особенно поражал запах внутри, нет, не запах хлора и медикаментов, столь присущий больницам и привычный простому обывателю, а некий запах старины, которой всё тут дышало. Запах страха. Мама Светика этого не замечала. Она решительными шагами направлялась к кабинету главного хирурга, следуя указателям.
Дорогой кабинет был обшит красным деревом, а напротив высокого и узкого окна, выделяющего плоской света кабинет, стоял громадный стол. За ним сидел красивый человек в белом халате. Выглядел он весьма молодо, но морщины начали прокладывать свои пути на его лице, а волосы изрядно поседели. Вдоль кабинета стояли стеллажи с книгами, между которыми примостился небольшой диван и низкий столик. Хирург жестом пригласил женщину присесть на диван, и встал, направляясь к ней.
С самой первой секунды мама Светика поняла, что он ей заинтересован не как посетительницей, а как женщиной. В его оценивающемся взгляде всё больше и больше читался восторг её красотой. Но она на это и рассчитывала. Она была готова пойти и на это.
- Доктор, мне порекомендовали вас, как лучшего специалиста в Штатах по пластической хирургии.
- Ну, возможно люди, порекомендовавшие меня столь эффектно несколько преувеличивали. - Усмехнулся он
- Вы – моя последняя надежда. Моя дочь – голос её не дрогнул, хотя сказав это она невольно вспомнила изуродованное лицо дочери после снятия бинтов – перенесла очень тяжёлое ранение. Её лицо исковеркано осколочным ранением, а правого глаза нет. Ей срочно нужна операция! Вы могли бы прооперировать её прямо завтра?
- К чему такая спешка? К тому же я просто не смогу сделать это так быстро. У меня очень много пациентов. Видите ли, наша больница – муниципальная, и множество людей в критическом состоянии ожидают моей помощи.
- Вы не понимаете! Она может сойти с ума, видя своё лицо в зеркале! Каждый день, который МЫ теряем, отнимает у неё жизненные силы.
