Писать о коррупции в России – скучнейшее занятие. Вроде как о снеге прошедшей зимой. Но тут Владимир Путин, будучи с единороссами на Северном Кавказе, заявил, что вешать коррупционеров не будут (и в кипятке варить, я полагаю, тоже), а Виталий Мутко, как выяснила Счетная палата, «перебрал» на завтраках в Ванкувере и был выставлен ею на всеобщее обозрение в роли розового воришки Альхена (хотя, в отличие от литературного персонажа, ничуть не краснел и назвал проверку «ловлей блох»).

Вот и предлог написать появился. Но, честное слово, в последний раз. Ибо для меня вопрос о коррупции в России прочно ассоциируется со старым анекдотом. Разбрасывает в советские времена мужик листовки на Красной площади. Гэбисты его хватают, подбирают листовки и видят листы чистой бумаги.

Спрашивают:

- Что ж ты совсем ничего не написал?

- А и так всем все ясно, - отвечает задержанный.

Коррупция, согласно принятому определению, далеко не только взятки. Под ней понимается «злоупотребление государственной властью ради частных выгод». Ну а тогда сюда попадает едва ли не всё, ради чего российская власть имеет место быть. Впрочем, тогда и коррупции нет (напомним, что само это слово в первом своем значении несет явно негативную оценку и переводится на русский как «гниение», «разложение»), и приставку «зло» в первом слове из определения следует убрать.

Коррупция в российском обществе не аномалия, а норма жизни. Если бы не наличие родственных нам социумов на планете Земля, то ее можно было бы смело назвать нашей национальной идеей. Она – «наше все».

Для того, чтобы осознать коррупцию как норму, обратимся к истории. И тогда мы увидим, что она обрела массовое неприятие лишь сравнительно недавно, вместе с образованием правовых государств, в которых власть имущим предписывалось «жить на одну зарплату». А до этого…

О чем говорит история?

Представьте себе следующее информационное сообщение из Древнего Египта: «Фараон Эхнатон отказался от многобожия и в честь провозглашенного верховным божеством Атона затеял постройку грандиозного комплекса новых храмов с целью получения откатов от тесно аффилированных с родственниками фараона строительных компаний». Звучит довольно нелепо.

В восточных деспотиях власть означала собственность, а последняя без власти влачила жалкое существование (ее могли в любой момент отобрать по прихоти представителей привилегированных сословий). «Чрезвычайные притеснения, которым подвержены бедные простолюдины, лишают их вовсе бодрости заниматься своими промыслами, ибо чем кто из них зажиточнее, тем в большей находится опасности не только лишиться своего имущества, но и самой жизни».

И далее сторонний наблюдатель продолжает: «Я нередко видел, как они, разложа товар свой (меха и т.п.), все оглядывались и смотрели на двери, как люди, которые боятся, чтоб их не настиг и не захватил какой-нибудь неприятель. Когда я спросил их, для чего они это делали, то узнал, что они сомневались, не было ли в числе посетителей кого-нибудь из царских дворян или какого сына боярского, и чтоб они не пришли с своими сообщниками и не взяли у них насильно весь товар».

Если бы не «царских» да «боярского», то тут очень хотелось бы закончить репортаж примерно так: «Джиль Флетчер, Москва, специально для BBC». Однако этот самый Флетчер посетил Россию в конце XVI в. ВВС же, как известно, появилась значительно позже.

Современные исследователи называют такие государства опять же явно с негативным оттенком – «хищнические государства». Государство здесь собирает налоги для собственных целей правящей элиты, максимизирует ее потребление, под которым надо понимать не только банальное насыщение роскошью, но и престижные инвестиционные проекты (наш «Охта центр» и московское Сколково вполне подошли бы), захваты чужих земель и т.п.

Что во всем этом плохого? Ну, начнем хотя бы с того, что такие системы не обеспечивали сколько-нибудь устойчивый экономический рост. И, вообще, это понятие появляется где-то в XIX в. и в тех странах, где закон охраняет универсальные для всех права собственности.

Коррупция – это плохая экономика...

Коррупция (сбор и приватизация административной ренты) получает особое распространение в авторитарных режимах, поскольку выигрывающая коалиция (правящая клика) сравнительно невелика, а посему на одного ее участника выпадает значительный выигрыш. Следовательно, у правящих верхов имеются очень сильные стимулы к ее сохранению, поддержанию устойчивости этого института.

Однако коррупция наносит колоссальный ущерб мотору рыночной экономики пЂ­ честной конкуренции. Ведь последняя немыслима в условиях государственного фаворитизма для одних и подавления других, не вписавшихся под надежную крышу т.н. «связей».

Затем коррупция – это производственная неэффективность. Особо наглядно это видно на примере сравнения строительства километра дорог в России и за рубежом в схожих природно-климатических условиях. Кому интересны конкретные цифры – читайте брошюру Немцова-Милова «Путин. Итоги. 10 лет», да и других материалов на ту же тему хватает.

В сущности, коррупция – тот же налог. Только приватизируемый теми, кто его собирает. Часть коррупционного налогового бремени бизнес в состоянии перебросить на конечных потребителей. Учитывая величину этого бремени, не нужно удивляться, почему у нас цены выше, а качество товаров и услуг ниже, чем в Германии или той же Финляндии.

Далее заметим, что коррупция ведет не только к производственной, но и к распределительной неэффективности. Одни виды бюджетных расходов гораздо более взяткоемки, чем другие. Не случайно власть российская так ратует за грандиозные инвестиционные проекты и куда меньше вкладывает в образование. Этот перекос концентрирует коррупционные доходы в правящих верхах (что на федеральном, что на региональном уровне), тогда как с дополнительных расходов на образование навар куда меньше, да и гоняться за ним утомительно (а то и вообще бессмысленно, как в случае повышения преподавательских зарплат).

Больше на эту тему говорить не стоит. Посмотрите, с каким вожделенным придыханием произносят наши чиновники слово «инвестиции». И вы все поймете. Если, конечно, не считаете, что они только и думают о том, как бы за счет этих инвестиций облагодетельствовать нас и будущие поколения.

В результате имеется недоинвестирование в человеческий капитал. Кроме того, он обесценивается и по причине того, что в насквозь коррумпированном обществе знания и умения нужны в последнюю очередь. Путь к успеху прокладывают не они, а, главным образом, налаженные связи с правящим сословием, не говоря уже о проникновении в него.

Итак, коррупция на выходе дает застойную, сверхзатратную, перекошенную экономику с недоразвитым человеческим капиталом и нездоровые стимулы.

...зато хорошая политика

Коррупция не только обеспечивает власть имущих баснословными богатствами. Она служит главным механизмом гарантирования пребывания их в этом качестве. Посему для них она – хорошая политика.

В России коррупция неформально легализирована. Силовики и администрации наделяются правом «стричь» бизнес по своему усмотрению в обмен на верность верхам, готовность выполнять их поручения, нередко выходящие далеко за рамки законов.

Такой обмен поддержки беспредела верхов на предоставление права на беспредел на более низких ступенях властной вертикали можно назвать российским общественным договором. Впрочем, не стоит замыкаться на собственной исключительности. Не кто иной, как знаменитый парагвайский диктатор с тридцатипятилетним стажем Альфред Стресснер сформулировал это весьма точно: «Необходимо подстрекать к криминальным действиям, так как они порождают соучастие, а соучастие – лояльность».

Сознательно пестуемая в России тотальная коррупция не дает выпасть из властной вертикали, из подчинения правящей клике. Бросать вызов системе представителям элиты невыгодно экономически и опасно политически, ибо отщепенцы тут же обвиняются в … коррупции и, как правило, по делу. «Скованные одной цепью, связанные одной целью…».

Ну, а народ? В большей своей части систему сию поддерживает. Она оставляет достаточно высоко ценимую возможность ни за что не отвечать, ничего не решать и не выбирать, а жить на брошенные с барского стола объедки. И мечтать в один прекрасный день перейти из податного сословия в берущее. Пока не кончилась нефть.

Так что, действительно, коррупции в России нет. А что есть? Есть хорошая политика, формирующая мезальянс тех, кому мало надо, с теми, кому всего хватает. «Здесь нет негодяев в кабинетах из кожи/Здесь первые все на последних похожи». А последние, в свою очередь, на первых.

Все мировые религии в прошлом были государственными в тех или иных странах, а некоторые государства остаются религиозными по сей день. Именно эти религии стали самыми влиятельными не потому, что они самые правильные и полезные, и их выбрало большинство людей, а потому, что их жрецы шли на сговор с правителями (порой тиранами). Доказать чью-либо веру невозможно; но понятно, что тот, кто продался, не может не лгать.

Философское предисловие:

Здесь будет высказана моя мировоззренческая рабочая гипотеза о происхождении общества, государства и религии, а так же о том, почему именно эти религии стали мировыми. Это, кончено, версия, предположение, мнение, гипотеза – я не могу строго доказать, что всё было так и только так. Но это не противоречит фактам, известным мне, известным более-менее достоверно. Другой человек вряд ли сможет доказать обратное, доказать, что всё это – ложь.

Это не противоречит известным фактам, но может противоречить чьим-то убеждениям: религиозным или каким-то иным. Тут ничего нельзя поделать: люди разные, мысли у них разные, и убеждения одного всегда в чём-то противоречат убеждениям другого. Это не означает необходимости противоборства одного с другим.

Начало, собственно.

Когда-то люди жили вольно, и не нуждались они ни в каком государстве. Когда-то каждое племя, каждый род, порой даже каждая семья поклонялась своим божкам, и не нуждались они ни в какой церкви.

Когда-то люди просто жили. Собирали плоды и рыбачили, охотились и сеяли, строили жилища и рождали детей. Каждый жил, как мог и как умел. Иногда и драки случались, и убивали тоже – но и мирно договариваться постепенно научились.

Но среди охотников и рыболовов, пахарей и собирателей, купцов и ведунов, и прочих добрых людей, встречались и те, кто не хотел или не умел честным трудом жить, зато был очень охоч до чужого добра, и хотел всё получить готовое. Такие люди иногда ночью тайком воровали, а порой и при свете дня нагло грабили. Кого-то из них за это убили, но другой смог уйти живым и с добычей.

Прятались выжившие разбойники по лесам и болотам, далеко от поселений людских и дорог прямых хоронились. Иногда там они себе подобных встречали. Возможно, и друг на друга нападали тоже, желая отнятое отнять ещё раз или ворованное у вора украсть, но потом поняли, что лучше им держаться вместе. Что разбойничать, как и охотиться, лучше сообща: если нападать на жертву большой группой, а потом поделить добычу – каждый в итоге получит больше, чем, если бы он действовал в одиночку. Ведь и волки охотятся стаями. А главное – так безопаснее для разбойников, так у каждого больше шансов остаться в живых. Разбой – это тоже как охота, это охота на людей. Но в стае не может каждый делать что хочет; все должны действовать по общему плану, а не вразнобой. А для этого нужно, чтобы всеми кто-то руководил – ведь у каждой стаи волков или львов обязательно есть вожак, и человеческой стае разбойников без вождя никак не обойтись. Так выбирала стая-банда себя вожака-атамана, и все обещали подчиняться ему. И не одна такая банда была.

Потом один умный атаман решил, что лучше брать пример не с охотников, а со скотоводов. Что если всё отобрать и убить – это можно сделать только один раз, а если понемногу грабить – это можно всю жизнь. Но тут нужно, чтобы никто другой не трогал «хозяйских» людей, не разорял их дома и земли. Нужно будет охранять свою территорию и своих «дойных людей» от чужаков, точно так же, как бережёт пахарь свой надел земли или ковбой своё стадо от чужих рук и глаз.

Как вождь решил – так и сделали. Его люди перестали быть кочевниками-налётчиками, осели на своей территории, которая теперь их всех кормила. От разбоя и грабежа они перешли к вымогательству и порабощению людей. И всё это стало очень организованно. И братки-разбойники теперь уже не бандиты, а уважаемые люди: стражи и местоблюстители. Им больше не нужно прятаться по лесам. Живут они теперь не в лесных шалашах и не в полевых шатрах, а в роскошных теремах, которые им рабы их построили. А самый большой и роскошный дом, конечно же, у главного среди них.

И атаман их теперь не главарь банды, а целым государем заделался! И уже через несколько лет княжения над землёй он столько всего имел, сколько отец его не надыбыл за всю свою нелёгкую и опасную разбойничью жизнь. Любая прихоть Вождя мигом исполнялась. Десять постоянных жён было у него; а кроме них, он мог любую девушку или женщину из народа взять под себя – и её приводили – связанную, плачущую, робко пытавшуюся сопротивляться вначале и постепенно смирявшуюся со своей участью потом…

Другие Вожди, прослышав про то, не пожелали быть хуже, и тоже взяли под себя другие земли и других людей.

Но бедным людям жилось всё хуже и хуже. Они просили своих богов помочь, они приносили им жертвы и выполняли все предписания – но боги упорно не помогали. Люди теряли надежду и начинали сомневаться: а тем ли богам они поклоняются? а есть ли вообще там боги или кто-то ещё невидимый? И почему это мы нищие рабы, а они – богатые господа, почему не наоборот, если они такие же люди, как мы – две руки, две ноги?

Жил среди простого народа мальчик-сирота. С детства он был слабым и болезненным. И потом работать толком не мог и не умел, ходил попрошайничать по улицам да по базарам. Не один он был такой – нищий, убогий, безродный, отверженный. Но этого вдруг стали посещать видения, и он начал всем говорить, что знает «совсем другого бога», который может помочь тем, кому свои боги не помогают, и который знает, почему всё так плохо и как обрести надежду на лучшее будущее.

Большинство смеялось над мальчиком и считало его сумасшедшим. Но некоторые почему-то поверили. Несколько человек даже стали ходить за ним, чтобы слушать его проповеди постоянно. Так появился Жрец Другого Бога и его ученики-последователи.

Стражники почти не трогали их. Ведь эти странные люди ничего не делали против государя и государства – да и как могли что-то сделать эти безоружные, нищие, отверженные и презираемые обществом бродяги?

… Вожди в своей безумной жадности хотели всё больше и больше. И одному из них, и другому было мало своих владений, и всё сильнее хотелось поживиться за счёт территории соседнего царства. Назревала война. Немногие знали, что на самом деле происходит и почему, но многие как будто чуяли в воздухе неуловимый запах грядущей беды.

В один из дней той поры Жрец Другого Бога появился у порога терема Вождя. Рядом с ним был его ученик и самый близкий друг – такой же сирота, не помнящий родства, по имени Никодим.

Жрец сказал стражникам, что он знает слабые места в обороне соседнего царства, и хочет Вождю сказать что-то важное про другого Вождя. Стражники удивились – откуда эти оборванцы могут такое знать, и почему мы им должны верить – но Вождю доложили. Тот велел странных гостей обыскать, а потом привести к себе.

И вот двое странных людей в пыльных и рваных одеждах стоят на коленях перед золочёным троном могущественного Вождя их земли. Вождь уже знал кое что про Жреца Другого Бога и его про его странные идеи – проверенные люди из Тайной Стражи доложили Вождю и об этом, и о многом другом, что творится в народе. Теперь же он хотел сам посмотреть на них.

— О Величайший Государь, Князь и Вождь земли благословенной — не поднимая глаз от пола, начал свою речь Жрец, — позволь мне словом моим внести свой очень скромный вклад в величайшее дело твоё, в богатейшую сокровищницу твою! Разреши мне…

— Давай к делу, странник. Второму обязательно быть здесь и нас слушать? — прервал восхваление Вождь.

— Нет, о Величайший. Позволь ему побыть за дверью, пока мы будем говорить.

Вождь приказал стражникам вывести Никодима за дверь, а его оставить наедине со Жрецом Другого Бога.

— Люди много беспокоятся о том, что из-за леса, из-за гор или из-за реки Чернушки сюда придут с войной люди мерзейшего главаря, собачьего сына, нагло взявшего власть над соседним царством — сказал жрец.

— Об этом я уже знаю. Что новое ты можешь мне сказать?

— Не сомневаюсь в твоей мудрости и осведомлённости обо всех делах важных, о Вождь. Но если такое… такое всё-таки случится, я готов помочь тебе и бойцам твоим. Я могу помогать тебе и державе твоей уже сейчас.

— Похвально твоё желание помочь, но что ты можешь сделать? Чем ты, слабак, моей дружине на войне поможешь? Какой из тебя воин – ты и меч от земли не поднимешь!

— Я могу научить твоих смелых и сильных бойцов тому, чего они пока не могут делать.

— Чего? — Вождь рассмеялся. — Ты же никогда в жизни не только в бою не был, но и оружия в руки не брал! Ты лук возьмёшь – по бегемоту промахнёшься! У моих бойцов есть учителя и наставники, – старые воины, закалённые в боях, – а чему их будешь учить ты? Чего ещё они не умеют, по-твоему?

— Сможет ли кто из твоих людей, о Величайший, тайно пробраться ночью в шатёр врага твоего и зарезать его там, зная, что вражеская стража обязательно потом схватит и убьёт?

— Почему ты решил, что мне это надо?

— Потому что иногда один такой боец, идущий на смерть, может дать больше для победы твоей великой, чем сотня в обычном бою. Но это я, неразумный, так полагаю, а решать только тебе, о Вождь мой.

Вождь на минуту призадумался. Действительно, так можно было бы победить без большого боя и без большой крови… но какой же идиот добровольно пойдёт умирать? Чего ради? Да, война есть война и часть бойцов погибнет, что ни делай… но у каждого бойца есть надежда остаться в живых и стать победителем, и получить много-много всего в добычу или в награду – и золота, и серебра, и вина, и шелков, и девушек, и всего, чего душа пожелает. Ради этой надежды идёт человек на кровавую битву. Ради этого и сам Вождь когда-то в юности ходил сражаться, и тоже мог быть убит… но выжил, победил и получил всё, чего хотел, слава богам.

«А если бы я заранее знал, что меня убьют — думал Вождь, — пошёл бы я туда? Да ни за какие коврижки. Что толку мёртвому с золота, вина и женщин? Мёртвому ничего уже не надо, ничего! И никакие наказания мёртвому не страшны – ему уже не будет больно. Как можно человека заставить перестать хотеть жить? Ничего не понимаю…».

— Ну и как же такое возможно? — прежним тоном Вождь продолжал допрос странного пришельца. — Какой человек может не бояться смерти и не хотеть жить? Как и чем заставить или убедить кого-то пойти туда, где ждёт только смерть?

— Я придумал, как это сделать.

— Ну и как же? Почему я должен верить тебе, известному придурку? Я от тебя ждал сведений о врагах, а ты какую чушь мне говоришь?! Ещё одно слово такой же ерунды – и ты окажешься в подвале да в кандалах? Говори, что ты реально знаешь про них, или выметайся вон отсюда!

— Помилуй меня, о Величайший Вождь, и позволь мне доказать, что это возможно. Вели привести сюда Никодима.

Никодима привели. Жрец Другого Бога молча взглянул на него, сложил ладони крест-накрест, потом обернулся к вождю и сказал:

— Позволь Никодиму пройти отсюда до края леса, что виден вот из этого окна твоего прекраснейшего терема. Пусть никто из Стражей не держит его и не мешает ему, и не преследует. Увидите сами, что может сделать верующий в другого бога.

Вождь позвал стражу и велел сделать всё так, как хотел Жрец. А сам подумал: «Он ничего не слышал, и всё равно чёрта с два мне толку с обоих этих оборванцев».

Никодим вышел из терема, побежал в сторону леса. Вождь и трое Стражей неотступно смотрели ему вслед. Вдруг у края леса Никодим остановился, подобрал с земли ржавый нож – и с размаху всадил его себе в сердце! Хрипло прокричав непонятные слова, он упал замертво… Замолкли лесные птицы.

И в тереме настала гробовая тишина. Все были поражены. Никто не мог понять, как такое вообще может быть. Он же мог убежать в тёмный лес, скрыться там навсегда и жить, и жить, и жить ещё долго. Его никто не заставлял, ему ничто не угрожало – но молодой человек сам решил убить себя…

— Взять его! — резкий окрик Вождя разорвал тишину. Двое дюжих стражников схватили хилого Жреца и связали ему руки и ноги.

— Пытать его! — приказал Вождь. — Пусть назовёт имена всех, кто поверил ему и шёл за ним. Мы их всех схватим и казним. Я уничтожу эту безумную дрянь!

— Если ты уничтожишь меня — прокричал жрец, — такое же предложение получит другой Вождь. И такие бойцы, которые смерти не боятся, будут не у тебя, а у твоего врага!

— Ты ещё смеешь мне угрожать!? Ты – не человек, ты чудовище! Ты больше не пойдёшь ни к кому. Я убью тебя и всех твоих людей, некому будет идти к врагам.

— Часть моих людей уже там — с неожиданным спокойствием произнёс Жрец Другого Бога. — И если они не получат от нас вести, что с нами здесь всё хорошо, мой ученик пойдёт к другому Вождю.

— Ну и гад же ты… — сквозь зубы прошипел Вождь. — Отставить! — крикнул он стражникам. — Оставьте нас одних и ждите моего приказа.

Стражники ушли, а Вождь не выпускал их рук свой меч.

— Кроме того — продолжал Жрец, — если мы сможем договориться, все мои люди в других царствах станут твоими, о Величайший Вождь, разведчиками, причём бесплатно. Я им уже сказал ходить, смотреть войска, говорить о Другом Боге с их бойцами и выспрашивать у них кое-что об их делах.

— Ну что ж, урод, твоя взяла. Ты будешь приходить ко мне тогда, когда я скажу, и сам будешь здесь лично мне всё докладывать. Только мне и только лично, понял? И за каждое слово – повторяю, за каждое слово о чём-либо – ты передо мной сам головой ответишь. Скажешь неправду, я тебя… нет, смерти вы не боитесь, я сделаю с тобой хуже смерти: брошу в подвал тюрьмы, прикую цепями, свяжу, и палачи будут каждый день тебя пытать, а умереть тебе не дадут, убить себя ты там не сможешь. Ты будешь молить о смерти, но ещё очень долго не умрёшь. Ясно?!

— Ясно, о Величайший Вождь…

— И ещё. Сегодня ты мне расскажешь всё, что говоришь людям. Про другого бога твоего, про учение твоё – вообще про всё. И впредь ты будешь учить людей только тому, о чём я разрешу или прикажу тебе говорить. Всё твоё учение должно быть одобрено мною. Верящие тебе люди будут почитать меня, и подчиняться мне лучше других. И если я узнаю… – а поверь мне, я узнаю – что ты учишь людей чему-то другому, ты знаешь, что вас всех ждёт. Согласен?

— Конечно, согласен, о Величайший Вождь.

«Иначе никак — подумал Вождь. — Иначе он сегодня пошлёт своих безумцев-самоубийц на врага моего, а завтра – на меня. Что ещё ему придёт в его больную голову?».

— А чего бы ты сам хотел бы за всё это? — сказал он Жрецу. — Проси, не стесняйся, за такую большую услугу я щедро награжу, если у тебя на самом деле всё получится.

— Невероятно велика милость твоя, о Величайший Вождь. Но я человек скромный, и не могу себе позволить брать слишком много от щедрот твоих. Попрошу лишь то, что нужно для маленького дела моего. Нужно построить Храм Другого Бога, большой и красивый, чтобы люди видели и приходили ко мне. Я согласен жить там же, в одной из комнат Храма, и не прошу себе другого дома. А чтобы я и ученики мои, которые будут в храме священнодействовать и людей учить, могли лучше это сделать, нужно будет, чтоб жили мы не только подношением сердобольных. Чтобы каждый день с утра до вечера духовным деланием могли заниматься.

— Всё это будет, и даже больше — обнадёжил его Вождь. — Но мои бойцы важнее остальных подданных. Когда ты их сделаешь бесстрашными перед смертью? Что тебе для этого нужно?

— Прикажи им каждый день хотя бы на час приходить ко мне в Храм. Я их буду там учить и боМЃжить. И позволь, о милостивый Вождь, мне и моим ученикам иногда наказывать тех из них, кто словам про другого бога не поверит или чем мешать вздумает. Природа человека такова, что всегда есть упрямцы, на которых никакие пламенные речи не действуют, и их нужно убеждать иными средствами…

— Хорошо, будет позволено. Только не убейте и покалечьте их там – они мне нужны живые и боеспособные, понял?

— Конечно, понял. За всё тебя благодарю…

На том и порешили. Вскоре Вождь созвал зодчих со всей страны – Храм Другого Бога строить, и он был построен за один месяц. Война неумолимо приближалась, и медлить было нельзя. Тысячи людей перестали верить в прежних богов, просьбы к которым всё равно были тщетны, и приняли новую религию. Кто добровольно, а кто и не очень… У бойцов же и вовсе выбора не было: приказано веровать и смерти не бояться.

А новый бог был хитрее старых: Жрец сказал, что если человек о чём-то просит другого бога, но безрезультатно, то виноват сам человек. Пусть долго думает, в чём именно, и какой-нибудь грех найдётся. А если что-то удалось – то лишь потому, что так другой бог дал, а сам человек тут ни при чём. Что бы с кем бы ни случилось – новая религия могла объяснить всё. Она была просто неопровержима. Впрочем, сомневаться и спорить теперь было опасно.

Однажды Жрец сказал Вождю:

— Люди духовно готовы. Готовы не только защищаться, но и наступать, если только будет на то воля твоя, твой приказ. Я убедил их, что неверные – это и не люди вовсе, а хуже грязных свиней. В наших верных не будет ни страха, ни жалости к врагам. Они готовы делать всё, что ты прикажешь – и на фронте, и в тылу, и даже во вражеском тылу. Какова воля твоя, о Величайший Вождь: будем готовы к нападению неверных или…

— Или — ответил Вождь. — Если война всё рано неизбежна, то лучше ударить первыми.

Удар был просто ошеломительным. Вражеского Вождя убила прямо в постели его наложница, которая оказалась тайно верующей в другого бога. Потом она покончила с собой. Другие посланцы жреца, часто идя на верную смерть, убивали полководцев, поджигали склады и мосты, сеяли панику в городах и сёлах на земле грядущей войны.

Той же ночью войска Великого Вождя перешли границу. Они шли, повторяя имена другого бога, ничего не боясь, никого не щадя, сметая все преграды на своём пути. Война длилась недолго, и Великая Победа была предрешена.

Никому ещё не удавалось так быстро победить. Никто ещё не мог взять такие прекрасные земли и такие огромные богатства с такими малыми потерями своих солдат. Царство Великого Вождя утроилось, а богатства его удесятерились.

Жрец Другого Бога на деле доказал свою великую значимость для Вождя и государства его. После Победы ещё больше храмов было построено, ещё богаче стали жрецы их. А кто проповедовал иную веру – тех Верные Стражи стали преследовать, сажать, пытать, убивать. «Эти люди среди нас — сказал однажды Жрец Вождю — теперь враги тебе равно как мне, как и всем верным». И Вождь с ним согласился.

Вскоре и в других землях произошло нечто подобное. Жрецы разных культов приходили к теремам и дворцам Вождей и говорили примерно те же слова, но про свои религии. И ещё приводили пример Великого Вождя и Жреца Другого Бога, их оглушительную победу. И каждый Вождь понимал: если у меня не будет обоМЃженых бесстрашных бойцов, а у них они будут, я однажды проиграю войну. И принимал предложение от проповедника.

Были и другие жрецы, были и проповедники других религий. Может, их учения были ничем не хуже, просто они опоздали ко дворцу. Вакансия Верховного Жреца была уже занята. Вождь уже заключил «духовный договор» с другим. Опоздавшим оставалось либо подчиниться и переменить веру на «правильную», либо оказаться в тюрьме, а то и сразу на виселице.

Вот так определённые религии и стали мировыми. Не потому, что они самые истинные, самые благоразумные, самые полезные для человека – и большинство разумных людей сознательно выбирает их. А потому, что они продались государствам, потому что когда-то их проповедники пошли на сговор с правителями.

Ведь не секрет, что каждая из нынешних мировых религий была государственной – в той или иное время, в той или иной стране, но была. А некоторые государства и сейчас остаются религиозными.

Вот мировые религии и получили наибольшее распространение по этой причине, а не потому, что они самые близкие к Абсолютной Истине, как пишут некоторые философы.

А для меня это значит, что ни доверять, ни верить ни одной из больших религий нельзя. Их проповедники показали в прошлом свою способность приспосабливаться и лгать под давлением властей, их поддерживающих. Они, грубо говоря, ссуМЃчились. Потом некоторые из них (особенно христиане) каялись и отрекались от прежних слов. Но где гарантия, что они теперь не лгут в угоду нынешним властям и богачам?

«Но неужели невозможно равноправное сотрудничество между религией и государством? — могут спросить меня верующие. — Почему они не могут быть просто соработниками, сохраняя большую автономию?».

Равноправное – не может быть в силу объективных обстоятельств. Когда союзники и партнёры имеют примерно равную силу и богатство, они могут на равных разговаривать и договариваться. Но что может нищий проповедник предложить богатейшему и всесильному тирану, кроме «духовных услуг» по оболваниванию и зомбированию населения? Какой ценой порой покупается поддержка государства, как не ценою лжи?

Может быть, было необходимо пойти на маленькую ложь, чтобы донести большую истину до большого народа, а не сидеть с ней в катакомбах?

Нет, такого в жизни не бывает. Невозможно быть наполовину продажным или немного предателем. А бывает другое: если человек уже стал стукачом, сукой продажной, подхалимом, предателем, подлецом – значит, стал, и обратного пути уже нет. Единожды солгавшему кто поверит?

Ещё бывают отношения слабого с сильным вымогателем такие: кто согласиться один раз пойти на уступку и заплатить немного, тот потом будет платить опять и опять, уступать всё больше и больше. Жадный не насытится. А когда эти уступки касаются не материальных благ, а святого?

Ещё некоторые могут сказать: «то, о чём ты написал – вполне может быть, да наверняка уже много раз было – в различных деструктивных культах, в некоторых государствах в прошлые времена. Но только не в нашей истинной вере и не в нашей богоспасаемой земле! У нас во главе святые и мудрые люди, они никогда не пойдут на такое». Но другие скажут то же самое про свою религию и свою страну, а доказать никто не сможет.

И здесь, на самом деле, не важно, что за слова в учении написаны, и что за люди это учение проповедают. Как ни странно, не это главное. Главное то, что если проповедник пошёл на сговор с тираном – он либо будет говорить только то, что тирану угодно, либо уже ничего говорить не будет, так как мёртвые не говорят. И писание перетолкует или даже перепишет, если владыка потребует. Если бы сторонники других культов первыми успели ко дворцам и убедили правителей государств – тогда бы их учения стали мировыми религиями, а христианство, ислам, буддизм, индуизм – остались бы маленькими гонимыми сектами, либо совсем прекратили существование своё.

Сам я уже ни в какую религию не верю, я агностик. Но если предположить, если допустить гипотезу о том, что истинная церковь где-то существует, то где и как она может существовать легально? В какой стране она сможет и на сговор с властями не идти, и истину свободно проповедовать, и не терпеть преследований и гонений со стороны государства?

Думаю, такое может быть только в странах мигрантов. Таких, как США, Канада, Австралия, Сингапур, Таиланд. В мультикультурном обществе, где сотни национальностей и тысячи сект, и ни одна из них не составляет большинства. В таких государствах власть основана не на религиозном единстве народа, а, наоборот, – на разделении. Работает древнеримский принцип «разделяй и властвуй». Нужно не допустить, чтобы люди строго одной веры, а тем более – состоящие в одной организации с одним духовным руководителем, составляли значительную часть населения страны, чтобы сила влияния на людей этого духовного авторитета была сравнима с силой государственной власти.

Если такое произойдёт, равновесие нарушится, и сохранить прежние религиозные свободы и равноправие религий будет просто невозможно на практике. Даже если де-юре они останутся на бумаге, будут официально признаваться, на деле это будет не так. Любой правитель испугается слишком сильной религиозной общины в своей стране, будет вступать с ней в разные сомнительные отношения, пытаясь вначале договориться, потом – подчинить руководство общины себе. То, в свою очередь, тоже будет торговаться и лоббировать свои интересы, добиваясь поддержки своей веры и преследования «конкурентов». Это объективно так получится: не важно, какое это государство и какая религия в нём возьмёт большинство.

Даже если люди придерживаются одинаковых взглядов, лучше будет, если их местные религиозные общины существуют автономно и не соединяются в централизованную организацию с единой иерархией. Именно так обстоят дела у протестантов, которыми были большинство основателей США, Канады и Австралии. В отличие от католиков и православных, эти христиане не имеют и не стремятся создать единую протестантскую церковь. Для них только святая книга Библия – одна и та же для всех (разве что разные переводы с одного языка на другой могут использовать). А так каждая община сама избирает себе пастора, сама решает, как денежные взносы собирать и на что общинные деньги расходовать. В маленькой организации бухгалтерия открытая: каждый член её может проверить, сколько средств собрано и куда они пошли. Деньги собираются, как правило, небольшие, но с другой стороны, это и хорошо – не возникает таких «коррупционных соблазнов», какие бывают у тех управленцев, что распределяют огромные государственные или корпоративные финансы.

В маленькой общине на собрание могут собраться все её члены, совместно обсуждать религиозные вопросы. И если кто увидит, что их проповедник явно начал говорить или, тем более, действовать вопреки Слову Божьему, не постесняется сказать об этом ему на собрании. Если это не поможет, и оступившийся священник будет продолжать упорствовать в неправде – можно поставить на голосование вопрос о его переизбрании. Если и это не получится – можно уйти от такого «духовного вожака» в другую общину, где говорят и делают более праведные вещи. А что остаётся делать прихожанам больших церквей? Только жаловаться на духовного начальника более высокопоставленному начальству. Как у госчиновников: что-то не нравиться – пишите жалобы, их там рассмотрят, кому надо, передадут, если надо, примут меры. Многие имели подобный опыт, но мало у кого он был позитивным.

Здоровая конкуренция между религиозными общинами тоже не повредит, а духовная монополия развращает религиозных руководителей, позволяя им не заботиться с должным усердием о нуждах своей общины. Так же, если не хуже, развращает богатая спонсорская помощь каких-то друзей лидера, которых никто, кроме него, в общине не знает.

По принципу «одна идея – много собраний» могут существовать и существуют не только протестанты, но и ряд других религиозных течений.

На маленькую религиозную общину государственные службы тех стран давить, скорее всего, не будут, максимум – установят скрытое наблюдение, и всё. Просто потому, что она им неинтересна и не очень-то нужна, чтобы вмешиваться. Ну, веруют, ну, молятся по-своему, встречаются… Реального влияния на общество и государство оказать не могут, ничего «специфически интересного» – шпионов, диверсантов, наркотиков, нелегального оружия, террористов – тут, похоже, днём с огнём не найти. Что ж, пусть и дальше «сходят с ума по-своему», пока законов не нарушают. Конечно, иногда появляются, и будут появляться агрессивные фанатики, неадекватные «революционеры» и им подобные. Но такие не смогут увлечь за собой сколько-нибудь значительное количество людей, а полиция их быстро нейтрализует.

Государственной власти в тех странах просто нет резона поддерживать одну религиозную общину в ущерб всем остальным. Зачем, если все они малочисленны, и кого не выбери – остальные, большая часть населения, будут против, а эти вряд ли сильно много пользы принесут государству. Конечно, штатовские или канадские политики вовсе не ангелы во плоти. Возможно, они не хуже и лучше других политиков. Точно так же действуют по необходимости, но необходимость у них другая.

А искренне верующие люди – те, кто хорошо понимает и выполняет предписания своей религии, у кого вера во главе жизни, кто ради неё готов пожертвовать чем-то серьёзным, если понадобится – не составляют большинства, ни в какой стране и ни в какое время. Их всегда мало, а «вроде бы как верующих», разного рода лицемеров и лжецов, любителей сладкого самообмана – намного больше. Но истинная церковь, если таковая есть, предназначена именно для первых, а не для вторых и не для третьих.

Так же допускаю, что искренний человек наделён особой интуицией, и только она позволит ему найти истинную церковь среди тысяч похожих сект. Никакие внешние признаки, никакие логические мудрствования не помогут такому различению, но только внутри себя человек почувствует: то – или не то, подходит либо нет.

А вот большинство государственных людей, к сожалению, окажутся неспособными это различать. Всем известно то, что политика – грязное дело, как и то, что для успеха в служебной карьере приходится хоть иногда, но идти против совести. А вместе с чистотой помыслов теряются и тонкие душевные чувства, в том числе и та интуиция, которая помогает сделать духовный выбор.

Перед этим выбором каждый человек безмерно одинок, как перед смертью и перед Богом. Тут не поможет ни государство, ни школа, ни друзья, ни родные – никто другой из людей. И не сможет помочь, и не должен вмешиваться.

Такая мировоззренческая гипотеза. И это запросто может оказаться правдой.

И это тоже:

Кровь-заря разливается,
Как вино на столе.
Страшный Суд начинается
Прямо здесь, на Земле.

Утром крикнет глашатай
У каждых ворот:
«Срок настал! От расплаты
Никто не уйдёт!»

Каждый пьёт чашу боли
Из чёрной реки,
И страдает в неволе
За ошибки-грехи.

За свои. За чужие.
Помнит их, или нет.
Не помогут родные –
Не избавят от бед.

Перед смертью и Богом
Человек одинок.
Будет дан по итогам
Очень страшный урок.

Знаю точно: не будет
Мне дороги назад,
И безжалостно судит
Господин Результат.

Слёзы – не замечает.
Оправданий – не ждёт.
Дураков – не прощает.
За дела – воздаёт.

Судный День – это сказка…
На Земле каждый день
Для кого-то – развязка
И расплата за лень.

Для кого-то – начало,
А кому-то конец:
От петли, от кинжала,
От холодных сердец…

Бог как будто оставил
Этот мир голубой,
Дал свободу. Заставил
Суд вершить над собой.