Экономические данные стали определять наш мир. Отдельные люди, организации и правительства оценивают свое состояние на основе того, что эти цифры им говорят. Экономисты и аналитики, особенно не задумываясь, ссылаются на статистические данные, определяющие ВВП, безработицу, инфляцию и торговый дефицит как «главные индикаторы», а также поддерживают мысль о том, что эти данные точно отражают реальность и предоставляют уникальную возможность оценить здоровье экономики. Взятые вместе, главные индикаторы создают своего рода информационную карту, которую люди используют для ориентации в своей жизни. Однако эта карта демонстрирует признаки старения. Понимание того, откуда появилась эта карта, должно помочь объяснить, почему она стала менее надежной, чем раньше.

Ни один из сегодняшних прогнозных индикаторов не существовал сто лет назад. Они были изобретены для измерения экономики индустриальных национальных государств середины двадцатого столетия. В свое время они великолепно делали свою работу. Однако проведение измерений в 21-ом веке оказывается более серьезным вызовом. Индустриальные национальные государства открыли путь для развитых экономик с большим количеством услуг, а также для развивающихся индустриальных экономик, экспортирующих товары, произведенные многонациональными компаниями. Статистические данные 20-го века не были предназначены для такого рода реальности, и, несмотря на усердную работу статистиков, они не могут считаться удовлетворительными.

В результате произошедших сдвигов возник соблазн, связанный с попыткой найти новые формулы, улучшенные индикаторы и новые статистические данные. Этот поиск, как и стремление к новым технологиям, несомненно, является оправданным. Однако вера в то, что несколько простых данных или основных усредненных показателей способны охватить все сегодняшние многогранные национальные и глобальные экономические системы, является мифом, от которого следует отказаться. Вместо поиска новых и простых данных для замены старых и простых данных экономисты, воспользовавшись возможностями информационного века, должны понять, на какие вопросы нужно получить ответы, и найти новые способы реагирования на них.

ВВП больше не работает

Ключевым современным экономическим индикатором сегодня, несомненно, является валовой внутренний продукт (ВВП). С учетом того, насколько важной такого рода статистика стала для экономики, удивительным представляется то, что он был изобретен совсем недавно. Оказалось также, что его создатели понимали, что он охватывает (и что не охватывает), намного лучше, чем это делают сегодня большинство людей.

ВВП измеряет товары и услуги, произведенные в одной отдельно взятой стране. Правительства принимают политику, направленную на максимизацию ВВП и увеличение выпуска продукции в стране. На самом деле ВВП фактически стал уполномоченной инстанцией для определения успеха или провала государства. Он обладает значительной силой и способен влиять на исход выборов, смещать правительства и создавать народные движения. Растущий ВВП, синхронизированный с ожиданиями, может укрепить репутацию государства и таким образом повысить его силу и власть. С другой стороны, сокращающийся ВВП или ВВП, не оправдывающий ожиданий, способен привести к катастрофе. Однако сто лет назад концепция ВВП вообще не существовала, и история развивалась без него. Соединенные Штаты, например, смогли добиться своей независимости, вести гражданскую войну и покорить континент, не имея никаких данных относительно национального дохода.

Основы ВВП зародились в 1930-х годах, когда экономисты и влиятельные политики в Соединенных Штатах и Соединенном Королевстве предпринимали большие усилия для того, чтобы осмыслить Великую депрессию и найти возможные варианты ответа на нее. Начало Второй мировой войны укрепило позиции такого рода показателей, поскольку союзники пытались вести учет влияния войны на их экономики. Поэтому совершенно не удивительно, что экономисты и влиятельные политики выступили в поддержку той статистической техники, которая позволила Соединенным Штатам преодолеть депрессию и победить в войне. Но даже те экономисты, которые изобрели этот показатель, не могли себе представить, что ВВП займет такое важное место в каждом государстве в мире в течение всего нескольких десятилетий.

В Соединенных Штатах наибольшая заслуга в разработке концепции ВВП принадлежит американскому экономисту российского происхождения Саймону Кузнецу (Simon Kuznets), который позднее получил Нобелевскую премию за свой вклад в разработку национальных счетов, совокупных данных о доходах государства, расходах, финансах и активах. Работы Кузнеца стали фундаментом, на основе которого экономисты и статистики позднее разработали концепцию валового национального продукта (ВНП), предшественника ВВП, который к концу 20-го столетия стал более часто цитируемым показателем. (Различие между этими двумя показателями не столь велики. ВВП включает в себя всю продукцию в стране, независимо от национальной принадлежности частных лиц или компаний, которые ее производят. Тогда как ВНП, с другой стороны, включает в себя производство любых граждан или местных компаний, независимо от места их нахождения).

Кузнец был одним из первых сторонников подхода к экономике как к науке, основанной на формулах и строгой проверке. Его усилия в этом отношении были поддержаны по другую сторону Атлантики британским экономистом Джоном Кейнсом (John Maynard Keynes). Хотя еще с 17-го века время от времени и предпринимались усилия, направленные на измерение национального дохода, никто не использовал строгие методы для формализации его измерений до тех пор, пока Кузнец и его коллеги в Национальном бюро экономических исследований (National Bureau of Economic Research), некоммерческой организации в Кембридже, штата Массачусетс, начали заниматься этим в конце 1920-х и в 1930-х годах. Их поддержали высокопоставленные политики, которым нужно было понять, что именно происходит во время экономического кризиса и может ли политика Нового курса принести какую-то пользу. Не имея базового представления о том, что производится в стране, было невозможно понять, оказывают ли на самом деле какую-то помощь инновационные и противоречивые меры в рамках политики Нового курса для увеличения производства и повышения занятости.

Пытаясь разработать подобного рода базовые характеристики, Кузнец и его коллеги приняли несколько важнейших решений. Наиболее значимым из них было вынесение за скобки домашних работ – приготовление пищи, уборка, уход за детьми и так далее, поскольку было трудно оценить их рыночную стоимость. В результате ВНП и ВВП стали игнорировать огромную область экономической активности. Но то, что они оценили, весьма кстати подтверждало теории, проповедуемые Кейнсом и другими. Их смысл состоял в том, что правительства должны расходовать больше средств в сложные периоды для того, чтобы стимулировать спрос. Вторая мировая война предоставила сторонникам новых показателей еще одну возможность продемонстрировать их ценность. Государственные чиновники и Соединенных Штатов, и Великобритании хотели знать, какое количество внутреннего производства можно было направить на военные нужды, не подвергая тем самым опасности доступность основных товаров.

ВНП предоставил возможность точно подсчитать, какое количество средств государство может потратить, и насколько оно может увеличить налоги для оплаты военных расходов, не вызвав опасное повышение инфляции и не разрушив национальную экономику. По понятным причинам, конечная победа в войне союзников (по антигитлеровской коалиции) затмила почти одновременно одержанную победу Кузнеца в экономике. Но с точки зрения того, как люди стали рассматривать настоящее и будущее и как они определяли власть и успех, разработка этих ключевых экономических индикаторов оказалась почти столь же важной.

В послевоенные годы – когда идеологические сражения Вашингтона с коммунизмом достигли высокого уровня и когда холодная война отодвинула в сторону военный конфликт – экономисты и высокопоставленные политики включили индикаторы ВВП во все составные части экономической жизни и массовой культуры. Этот процесс имел место не только в Соединенных Штатах и Соединенном Королевстве, но также в мире в целом, и это произошло благодаря импульсам глобализации со стороны ООН, а также прозелитической натуре американского капитализма.

Однако с самого начала национальные счета – ВНП и ВВП – были ограничены в том, что они измеряли. Они были созданы для оценки благосостояния, но при этом предполагалось, что многочисленные аспекты жизни будут оставлены в стороне или не полностью оценены. Эти показатели не только не учитывали домашнюю работу и хобби, ВВП и его предшественники имели также явно выраженный ограничительный характер, поскольку они учитывали все производство и потребление как в целом нечто позитивное, независимо от его природы.

Таким образом, как отметил в 1990-х годах Алан Гринспен (Alan Greenspan), один из первых сторонников новых, индикаторов в послевоенный период в свою бытность главой Федрезерва США, если жители южных штатов Америки покупают большое количество кондиционеров для защиты от дикой летней жары, то это позитивно отразится на ВВП (при условии, что эти кондиционеры сделаны в Соединенных Штатах, что соответствовало действительности вплоть до конца 20-го века). То же самое можно сказать о деньгах, которые люди израсходуют на оплату счетов за электроэнергию. У штата Вермонт, где особой жары не наблюдается, будут более низкие показатели ВВП, чем в штате Алабама, по крайней мере в том, что касается кондиционеров. Однако подобного рода данные ничего не говорят о процветании обоих штатов или в целом о качестве жизни в них.

Показатели ВВП искажают общую картину и в другом отношении. Если сталелитейный комбинат загрязняет окружающую среду, которую затем придется очищать, то основной продукт (сталь), а также стоимость, связанная с побочными продуктами (мероприятия по очистке), добавляются к ВВП. То же самое можно сказать о затратах на здравоохранение всех рабочих или жителей, которые получили увечья или заболели в результате загрязнения окружающей среды. И, наоборот, если компания заменяет обычные лампы накаливания более долговечными осветительными приборами с использованием светодиодов и в результате тратит меньше средств на освещение и на электричество, то сэкономленные в результате повышения эффективности средства будут вычтены из ВВП. И немного найдется людей, готовых утверждать, что пример с загрязнением окружающей среды представляет собой позитивное развитие и что пример с освещением представляет собой негативный вариант.

Кузнец и его последователи, со своей стороны, прекрасно отдавали себе отчет в том, что касается существования подобных ограничений. «Важная способность человеческого мозга упрощать сложную ситуацию, - подчеркнул Кузнец в 1934 году, - … становится опасной, когда она не контролируется четко определенными критериями». Он предупреждал, что цифры и статистические данные являются особенно чувствительными по отношению к иллюзии «точности и простоты» и что государственные чиновники и другие люди легко могут ими злоупотребить. Но когда ВВП стал критерием публичной политики, такого рода тонкости были потеряны следующими поколениями высокопоставленных политиков.

Завышенные ожидания

Нечто подобное произошло и со статистикой по инфляции. Американское Бюро трудовой статистики (Bureau of Labor Statistics) было создано в 1917 году в первую очередь для того, чтобы разработать способы измерения цен и понять, во что обходится американской семье удовлетворение своих основных потребностей. В 1920-е годы эта попытка провела в более масштабному измерению того, как со временем растут эти цены. В те годы Бюро трудовой статистики в большей степени основывалось на исследованиях двух человек: йельского экономиста Ирвинга Фишера (Irvin Fisher) и главы Национального бюро экономических исследований (National Bureau of Economic Research) Уэсли Митчелла (Wesley Mitchell).

Оба они были восхищены движением цен и работали над созданием методологий, предназначенных для систематического измерения ценовых изменений. Это означало больше, чем просто отправление наблюдателей в разные части страны для фиксирования цены специфической товарной корзины, как это делало правительство в 1917 году. Это было попыткой понять, каким образом цены формируют потребление и как новые товары выдавливают старые. Если бы этого не произошло, то индекс потребительских цен (CPI), с помощью которого раньше измеряли инфляцию, сегодня мог бы все еще включать в себя кнуты и пишущую машинку IBM Selectric.

До 1970 года обычные люди не проявляли особого интереса и способам измерения инфляции или вообще не имели о них никакого понятия – за исключением членов профсоюзов, лидеры которых требовали, чтобы повышение заработной платы происходило с учетом инфляции. Но так называемая Великая инфляция 1970-х годов, когда ее официальный уровень превышал 10%, привела к тому, что этот индекс оказался в центре общественных дебатов. Хотя все соглашались с тем, что инфляция в те годы была высокой – все видели, как цены росли, - многие, тем не менее, задавали вопросы относительно ее истинных размеров и причин. А Бюро трудовой статистики продолжало мутить воду и публично задавало вопрос о том, не завышает ли инфляцию индекс потребительских цен.

Это прямо противоречило впечатлениям обычных американцев, которые сталкивались с финансовыми проблемами и были уверены в том, что официальная статистика преуменьшает рост цен. Тем не менее в 1977 году, настояв на том, что традиционные методы измерений заставляют вещи казаться хуже, чем они есть на самом деле, правительственные статистики ввели термин стержневой индекс потребительских цен (core CPI), с помощью которого производится измерение инфляции, не принимая во внимание такие товары как бензин и пищевые продукты, цена на которые часто меняется. Конечно, для большинства людей именно эти товары больше всего значат. Тем не менее стержневой индекс потребительских цен стал предпочтительным инструментом для высокопоставленных политиков именно потому, что в него не входят товары с волатильными ценами, которые легко могут исказить общее впечатление.
В 1990-е годы вновь встал вопрос о том, не завышают ли вновь инфляцию официальные показатели.

Гринспен заявил, что при правильном подсчете уровень инфляции может оказаться на 1,5% ниже, чем официальные данные, что приведет к сокращению правительственных расходов на десятки миллиардов долларов, поскольку большая их часть, особенно компенсация повышения прожиточного минимума за счет выплат по линии социального обеспечения, искусственно поддерживает инфляцию. В ответ на это Конгресс одобрил создание комиссии по изучению этой проблемы. И эта комиссия, действительно, пришла к выводу о том, что официальные данные преувеличивают реальный уровень инфляции.

Но вместо того, чтобы положить конец спору, постоянные разговоры и обсуждения лишь подогревали его. Официальные хранители экономических данных всегда критически смотрели на собственные методы и искали способы их улучшения, но, придумав новые способ оценки инфляции, они создали проблему доверия. В том числе поэтому мало кто из американцев верит в официальные данные об инфляции, поскольку они считают, что в этих данных сознательно не учитывается повышение цен. Их скептицизм разделяют многие эксперты: в первые годы прошлого десятилетия такой экономист как Остан Гулсби (Austan Goolsbee), ставший впоследствии ведущим экономическим советником Белого дома, а также такой влиятельный инвестор как Уильям Гросс (William Gross) из управляющей триллионами долларов инвестиционной компании PIMCO, выразили сомнение относительно точности официальной статистики по инфляции. В 2004 году Гросс утверждал, что подобного рода данные , по сути, представляют собой правительственное «мошенничество».

Производители или потребители?

А еще существует торговля. Какими бы разобщенными ни были американцы почти по всем вопросам в последние годы, большинство из них могут согласиться по крайней мере по одному вопросу: Китай представляет собой угрозу для Соединенных Штатов. Американцы глубоко озабочены огромным объемом долговых обязательств Соединенных Штатов (более 1 триллиона), большая часть которых находится в руках китайского правительства, а также наличием дефицита в торговле с Китаем, который растет практически каждый год и в настоящее время составляет около 300 миллиардов. Такие компании как Apple существенным образом увеличили этот дефицит за счет размещения своего производства за границей.

Торговый дефицит с Китаем начал увеличиваться после 2001 года, когда Пекин вступил во Всемирную торговую организацию (ВТО). Поначалу этот дефицит рассматривался как побочный продукт быстрого появления на мировой арене Китая как дешевого производителя и бурно растущей экономической державы. Однако через короткий период времени этот дефицит превратился в символ американского экономического упадка, а также в симптом опасного глобального дисбаланса. Некоторые специалисты стали предупреждать о том, что увеличение этого торгового дефицита может привести в конечном итоге к развалу экономики Соединенных Штатов.

Вместе с тем истина оказалась не столь угрожающей. Если бы данные по торговле более точно учитывали произведенные продукты, то, возможно, Соединенные Штаты вообще бы не имели никакого дефицита в торговле с Китаем. Если коротко, то проблема состоит в том, что данные о торговле в настоящее время вычисляются на остове представления о том, что каждый продукт имеет лишь одну страну происхождения и что декларируемая стоимость этого продукта поступает в эту страну. Таким образом, каждый раз, когда с конвейера компании Foxconn (главный подрядчик компании Apple в Китае) сходит очередной iPhone или iPad и доставляется затем в порт Лонг Бич, штат Калифорния, он считается импортным товаром из Китая, поскольку именно там он подвергается окончательной «существенной трансформации», которая, согласно правилам ВТО, и определяет, какие товары приписать какой стране.

Каждый аппарат iPhone, продаваемый компанией Apple в Соединенных Штатах, добавляет примерно 200 долларов к дефициту Соединенных Штатов в торговле с Китаем. К такому выводу пришли три экономиста, занимавшиеся этом вопросом в 2010 году. Это означает, что до 2013 года только продажи компании Apple аппаратов iPhone ежегодно добавляли 6-8 миллиардов к дефициту в торговле с Китаем, а, возможно, и больше.

При более разумном подходе следовало бы признать, что аппараты iPhone и iPad не имеют лишь одну страну происхождения. Более десятка компаний из, по крайней мере, пяти стран поставляют для них комплектующие. Фирма Infineon Technologies в Германии производит чип для беспроводной связи, фирма Toshiba в Японии изготавливает сенсорные дисплеи, а фирма Broadcom из Соединенных Штатов производит чипы для Bluetooth, которые позволяют устройству подключаться к беспроводной гарнитуре или к клавиатуре.

Аналитики расходятся в оценке того, какая часть окончательной цены аппарата iPnone или iPad приходится на отдельную страну, однако никто не спорит с тем, что большая ее часть должна выпадать не на долю Китая, а на долю Соединенных Штатов. Вот почему разработка и маркетинг подобных устройств происходит в штаб-квартире компании Apple, расположенной в городе Купертино, штат Калифорния. А реальная стоимость аппарата iPhone, разумеется, а также тысяч других продуктов в области хай-тек, заключается не в физическом «железе», а в изобретении, а также в работе тех людей, которые придумывают, разрабатывают, патентуют, рекламируют и создают бренд подобного устройства. Такого рода интеллектуальная собственность вместе с маркетингом является самым большим источником цены аппарата iPhone.

Если принять во внимание перечисленные факты, то в таком случае Китай, то есть предполагаемая страна происхождения, останется в итоге лишь с маленьким куском большого пирога. Аналитики полагают, что лишь 10 долларов от каждого аппарата iPhone и iPad остаются в китайской экономике в форме дохода, непосредственно выплачиваемого компании Foxconn и другим поставщикам.

Подобные вопросы не являются секретами для экономистов, погруженных в мир торговли и статистики. Однако существует большое различие между осознанием этой проблемы и принятием мер по этому вопросу. Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и ВТО начали разрабатывать базу данных для измерения того, что они называют «торговля в цепочках добавленной стоимости» (trade in value added). Используя раннюю версию этой базы данных, экономисты обнаружили, что реальный дефицит в торговле Соединенных Штатов с Китаем может быть на 25% меньше тех показателей, которые используются на основе применяемых сегодня вычислений. Хотя подобного рода оценки лучше учитывают в этом смешении цепочки поставок и сопутствующие услуги, они все еще представляются довольно приблизительными, и происходит это по одной простой причине - никто не располагает ресурсами, людьми или системами для точного определения того, к какой стране следует отнести стоимость каждого компонента каждого отдельного произведенного в мире продукта – не говоря уже о соответствующих услугах.

Переход на использование более точных индикаторов также будет довольно масштабной задачей. Было достаточно сложно добиться того, чтобы 159 стран-членов ВТО согласились одобрить существующие сегодня меры по оценке экспорта и импорта. Поэтому продолжает существовать большой разрыв между тем, что происходит в реальном мире, и той картиной, которая возникает на основе нынешних данных о торговле. Тем временем американцев продолжает раздражать тот факт, что подъем Китая как державы с низким по стоимости производством подрывает экономику Соединенных Штатов, понижает заработные платы, а также усугубляет проблемы американского рабочего класса. Подобного рода опасения не являются безосновательными: очевидно, что американские рабочие, особенно занятые в производственной сфере, сталкиваются с тем, что их заработная плата сокращается, а уровень безработицы растет.

Однако тот факт, что участники торговли неправильно вычисляют дисбаланс в торговле между Китаем и Соединенными Штатами, дает основание полагать, что причиной негативных изменений в американской экономике также были неправильно идентифицированы. Поэтому нельзя считать, что в том случае, если Китай просто ревальвирует свою валюту или Вашингтон займет более жесткую позицию в отношении китайского импорта или кражи Китаем интеллектуальной собственности, положение внутренней американской экономики улучшится. Если Китай не является главной причиной спада экономики Соединенных Штатов, то в таком случае наказание Китая не решит никаких проблем.

Один размер не подходит для всех

Ни один из сегодняшних основных индикаторов не был разработан для того, чтобы нести ту нагрузку, которая возложена на него сегодня. Эти варианты измерения не были изобретены для того, чтобы служить в качестве абсолютных маркеров национального успеха или провала, или использоваться в качестве показателей того, что некоторые правительства оказались дальновидными, а другие проводили деструктивную политику. Однако превращение этих данных из статистики, использованной бюрократами и менеджерами, в маркеры национального успеха произошло стремительно – в течение нескольких десятилетий, - и поэтому никто не смог заметить, что на самом деле происходит. Эти данные были разработаны для того, чтобы дать высокопоставленным политиками инструмент для разработки наилучшего варианта политики, способной решить наиболее сложные проблемы своего времени.

В риторическом плане вызвало бы удовлетворение заявление о новых рамках и новом наборе статистики, которые будут лучше служить сегодняшним целям. Однако все индикаторы являются просто цифрами, и именно в этом и состоит проблема. Любые цифры будут содержать в себе недостатки, хотя эти недостатки будут различными у различных наборов цифр. ВВП не учитывает счастье, удовлетворение и домашнюю работу. Он также не учитывает – не может этого делать – нерыночные варианты занятий на досуге.

Он не способен охватить те виды активности, которые существуют за пределами досягаемости государства, включая так называемую невидимую экономику наличных транзакций, наличные переводы рабочих-мигрантов по телеграфной связи, а также неформальное оказание услуг – все это, несомненно, в глобальном масштабе добавляется к многим триллионам долларов. Но если экономисты просто заменят ВВП другим набором цифр, то и в этом случае что-то останется за рамками. Никакой вариант статистических данных не может быть полностью удовлетворительным. Все индикаторы страдают от одного недостатка: они тщетно пытаются превратить сложные, постоянно меняющиеся экономические системы в однозначные, простые показатели.

Для того, чтобы быть полезным, новое поколение индикаторов должно дать ответы на конкретные, хорошо сформулированные вопросы. Но они не могут выглядеть как новая версия старых данных. Они не могут представлять совой подходящий для всех набор обобщений. Вместо нескольких средних величин, чиновники и простые люди нуждаются во множественности данных, которые пытаются дать ответ на множество вопросов.

В эпоху «больших данных» подобного рода амбиции представляются вполне реальными благодаря наличию мощных компьютеров, способных быстро обрабатывать большие объемы информации, что несколько десятилетий назад нельзя было себе представить. Короче говоря, нам не нужны более точные прогнозные индикаторы. Нам нужны заранее оговоренные индикаторы, составленные с учетом конкретных потребностей правительства, бизнеса, сообществ и индивидов – и у нас есть соответствующие технологии.

«Заранее оговоренные» - это выражение сегодня редко используется. Оно появляется время от времени, когда люди со средствами идут к портному, чтобы получить одежду по их размеру – по их индивидуальному размеру. В отличие от костюма, пошитого на заказ, цена заранее оговоренных индикаторов будет минимальной. Любой человек, имеющий компьютер, может стать своим собственным индивидуальным портным и создать заранее оговоренные наборы данных. А в мире, который обслуживается одноразмерной статистикой на все случаи, создание заранее оговоренных индикаторов не является роскошью – это необходимость.

Поиск правильного набора данных должен начаться с одного вопроса: что вам необходимо знать для того, чтобы сделать то, что вам нужно сделать? Данные по ВВП в Соединенных Штатах, Европе и в Китае должны иметь меньшее значение для таких компаний как Caterpillar, General Electrics или Google, чем сведения о конкретной динамике того рынка, на котором они работают. Правительственные расходы на инфраструктуру в Бразилии и Китае должны значить больше для компании Caterpillar, чем ВВП.

А глобальные расходы на онлайновую рекламу должны быть более важными показателями для компании Google – в конечном итоге даже в том случае, если инфляция и экономический рост оказались бы плоскими, а данные о занятости слабыми, компании все же имеют возможность расходовать в этом году больше средств на онлайновую рекламу, чем они это делали в прошлом году.

Поскольку пока не существует глобальных индикаторов инфляции, безработицы, заработной платы или чего-то другого, любая компания, работающая в глобальном масштабе, вынуждена разрабатывать собственные показатели для того, чтобы получить ответы на имеющиеся вопросы. В противном случае они окажутся в сложном положении, будут принимать неверные решения, даже не понимая, почему это происходит. Небольшие бизнесы и отдельные люди еще хуже обслуживаются основными индикаторами 20-го столетия.

Использование данных об уровне национальной безработицы или количество строящихся в стране домов для определения того, настало или нет подходящее время для начала бизнеса или покупки дома, является ошибкой. Для человека, рассматривающего вопрос об открытии магазина по продаже одежды или ресторана, данные индекса потребительских цен мало что говорят. Такого рода предприниматели должны вместо этого уделять внимание динамике местного рынка и тенденциям, существующим в их области. Подобрать подобную информацию было бы трудно 30 лет назад, но сегодня ее можно получить всего за несколько часов работы на компьютере.

Что касается правительств, то они изобрели первичные индикаторы, и они остаются единственными институтами, которые имеют хорошие основания для продолжения их использования. Основные макростатистические данные все еще могут быть полезными для измерения экономических систем, и экономистам следует продолжить попытки их уточнения для того, чтобы охватить происходящие в этих системах изменения. Однако правительствам также следует признать наличие ограничений у столь любимых ими прогнозных индикаторов.

Глобальные тенденции в области труда и стоимости товаров сегодня являются еще более важными, чем раньше, однако национальные индикаторы не очень точно их учитывают. Поэтому высокопоставленные политики должны проявлять осторожность и не предпринимать инициатив, основанных на представлении о том, что национальная экономика является чем-то вроде замкнутой петли.

Правительствам следует лучше выполнять работу при решении конкретных вопросов, которые иногда замутнены индикаторами, опирающимися на обобщенные данные. Так, например, попытка борьбы с безработицей как с национальной проблемой всегда будет ошибочной. Тенденции в области занятости существенно отличаются в зависимости от расы, географии, пола и уровня образования. Однако ни один из этих факторов не отражается во обобщенных данных относительно уровня безработицы, и поэтому политика, основанная только на такого рода данных, несомненно, обречена на неудачу.

Правительства должны найти свой собственный способ использования больших данных и более точно выстраивать свою политику. Экономическая политика должна учитывать, что производство может быть слабым в одной части страны, но активным в другом месте, и что цены могут повышаться в одном регионе, но снижаться в другом. Политика, основанная на принятии такого рода решений, может быть сложной, однако имеющиеся в настоящее время данные делают ее возможной.

Как общество решает определенные проблемы, как правительство определяют свою политику или как многонациональные компании формируют свою стратегию, как предприниматели эффективно управляют своим бизнесом, как люди покупают себе дома, платят за обучение в университете или уходят на пенсию – ни один из перечисленных вопросов не может быть основан на прогнозных индикаторах прошлого столетия. Старые приложения к этим индикаторам, а также к мифу о том, что существует нечто под названием «экономика», которая затрагивает всех людей в равной степени, представляет собой серьезное препятствие на пути прогресса.

Изобретенные в 20-м веке индикаторы были в числе наиболее значимых инноваций своего времени. Однако в мире, где любой человек, имеющий смартфон, может получить доступ к большему количеству данных, чем целый коллектив статистиков в 1950-х годах, правительства, бизнесмены и отдельные люди должны пользоваться имеющимися возможностями для определения своих заранее оговоренных индикаторов. Вопросы должны быть более конкретными, а ответы должны учитывать ограничения любых видов данных. Однако результатом в таком случае могло бы стать долгожданное освобождением от абстрактных и вводящих в заблуждение понятий относительно экономики.

Источник