Кажется, уже наступила Пасха. В прошлом году мы встречали ее в поезде Москва-Белгород, устроившись полулежа втроем на нижней полке плацкарта и поедая купленный Кристиной куличик. Я еще тогда умудрялась высказывать весьма атеистические идеи или хотя бы мысли о том, что понятие веры и вопрос о божественном происхождении Христа весьма относительны. В конце концов вера, которую мы исповедуем, названа именно его именем. Личность Иисуса, наверное, загадка на все времена. Мне в этом плане очень нравится книга "Код да Винчи" (восторг по поводу фильма тоже не могу не выразить). Но тогда мы дружно посмеялись над абсурдностью моих слов в такой дней и тут же переключились на какую-то другую тему. Та поездка все же была для меня глотком свежего воздуха, глотком свободы. Я вырвалась из клетки, расправила крылья и только-только полетела... Так мне на шею накинули удавку, заставив добровольно вернуться в тюрьму - со сгнившей человечиной внутри. И сейчас меня день за днем трясет просто от физического ощущения несвободы. Будто бы эта клетка внутри меня, и вот почему у меня так болит за ребрами.
Но надо что-то делать. Точнее, мне просто необходимо что-то делать. Мне противопоказано сидеть сложа руки. Я начинаю думать. Как сейчас, например. Думать о тех вещах, которые сейчас совершенно неуместны. Лучше я буду ковыряться в каком-нибудь тексте, нежели в самой себе. И то, и другое я крайне люблю, но если первое меня при должном усердии и глубине моих копаний приведет меня, по крайней мере, к заключительному этапу по литературе, то первое к черт знает чему и навряд ли сильно хорошему. Только куча сомнений, неуверенность в себе, своих силах и своем выборе. А еще ненужные надежды. Не ненужные даже, просто тому несужденно сбыться. А я то сейчас ловлю себя на том, что уже надеюсь. Именно поэтому мне нужно что-то или кто-то, которые будут меня тянуть к земле, к реальности. Я хочу. чтобы меня закрутило, просто крышу снесло. Хотя бы как в ноябре.

И не дай Бог, мои майско-июньские планы сорвутся из-за этой черт-знает-какой и черт-знает-откуда-взявшейся болезни. Услышь меня хотя бы сейчас, раз не слышал столько лет. Раз не откликался маленькой девочке, по ночам с детской наивностью опускавшейся на колени на холодном полу и складывающей ладошки в молебельном жесте. Пусть это будут лишь последствия элементарного переутомления, того нервного срыва или вовсе возраста. Пусть это не выльется во что-то более серьёзное. Я хочу жить, безумно хочу. Я же ничего не сделала в этой жизни, не оставила след, своего имени. Да я и не жила толком. А сейчас нужно лечь спать, потому что после приступа я спала крайне мало, будто бы подсознательно избегая этого состояния. Может, именно из-за этого у меня практически весь день ноет за грудиной. Но слишком уж сильный отпечаток в моей памяти оставила смерть Алины несколько лет назад.