Всю жизнь писал. Всю жизнь играл в слова. 
Всей жизнью я раскрасил эти буквы.
И душу на бумагу срисовал
В цвет неба и со вкусом горькой клюквы.
Я верил отрешенно в алфавит,
В язык людей, аналог вечной бездны.
Но правда в том, что слово не горит,
Не кончится, не сгинет, не исчезнет.
В отличии от лиц, от глаз. От нас.
От нас — живых. А это значит — смертных.
От нас, земных, сгорающих на раз.
От нас, людей, заклеенных в конверты
Судьбы, домов. Как бьются здесь сердца!
Вот девочка. Она так постарела…
Что скажет мне писание лица,
Ее лица? И рук, и лба, и тела? 
И губы эти, их надрез, надлом,
И пальцы эти, тонкие, худые?
Что скажет та, с которой мы вдвоем
Стояли в бездуховной пандемии?
Я слышу вас! От счастья до тоски.
Я слушаю… Молчание и крики.
Все люди — мимолетные стихи.
Все люди — непрочитанные книги.
Я слушаю. Пока хватает сил.
Затем, что проходя по датам века,
Я понял, что я что-то упустил.
Что потерял за словом — человека. 

Аль Квотион