Название: Того требует время
Автор: Сэт a_k_a Посестра Алукарда
Пэйринг: Джирайя/Орочимару
Рэйтинг: G
Дисклеймер: клаяняемся, кланяемся Кишимото-сан...
Саммари: вражеская деревня уничтожена. Но дело в том, что там жили не только враги-ниндзя, а ещё и обычные люди, ничем не заслужившие этой кровавой бани...
Предупреждение: жестокость
От автора: молчу в тряпочку.

Бабахнуло, в синее, умытое дождём небо взметнулся столб золы и пепла.
От дыма першило в горле, ныла длинная неглубокая рана на правом боку, но адреналин, разве что не капавший из ушей, притуплял неприятные ощущения.
«Эта мелкая сучка выкатилась мне под ноги и ухитрилась меня оцарапать. Что она там верещала? «Мама, беги!»? Да, кажется, так. Зря надрывалась – никто не убежал. Ни она, ни её мать»
- Вроде больше никого! – крикнули откуда-то из-за дымящегося остова, ещё ночью бывшего симпатичным уютным домиком.
- Проверьте ещё раз.
Ступни жгло сквозь подошвы сандалий – земля была чёрной от горячей золы.
Всё, что могло гореть, догорело несколько минут назад. Гораздо раньше затихли дикие крики запертых в горящих домах людей. Прежде чем поджечь деревню, конохские ниндзя затащили трупы вражеских шиноби туда же, в дома – под перепуганный визг женщин, плач детей и неумелые, отчаянные нападения мужчин - гражданских.
Трупы нельзя оставлять под открытым небом. Это не вопрос чести – разлагающиеся останки могут спровоцировать эпидемию чумы. Поэтому – или в землю, или сжечь.
Живые горели вместе с мертвецами.
Высокий худощавый ниндзя в маске – кошачья морда, тонкими красными линиями нарисованная на белом фарфоре – крутанул между пальцев кунай и… исчез, в мгновение ока оказавшись на почерневшей балке ненадёжного остова дома. Одно неверное движение – и вся изломанная конструкция рухнет вниз, давя и ломая нахального воина. Однако он, выпрямившись на узкой балке со странным, напряжённым изяществом, явно не думал об опасности – он оглядывал это гигантское кладбище-пепелище, бывшее недавно обжитой деревней.
Ветер – холодный, хлёсткий – развеял на мгновение дым, но не смог совладать с запахом гари и обугленной плоти.
«Кто-то должен был остаться. Обязательно»
Словно подтверждая его мысли, откуда-то донёсся короткий, захлёбывающийся визг, оборвавшийся так резко, что не оставалось сомнения, что сделали с кричавшим.
Боец элитного отряда оглянулся, напряжённо прислушиваясь.
Неизвестно, что он услышал – было всё так же тихо, только потрескивали натужно балки и раздавались изредка вдали шаги других шиноби. Он перепрыгнул с балки на полуразрушенную, закопчённую стену соседнего дома, прыгнул ещё раз и приземлился на широкую мостовую, как вдруг что-то хрустнуло под его ногами. Он поглядел вниз и с ругательствами отпрянул – почти сливаясь с почерневшей мостовой, на камнях лежала маленькая, обгорелая, как головёшка, рука, принадлежавшая, наверное, ребёнку лет шести. Плоть слезала с костей жирными иссушенными хлопьями, тускло сверкала полоска металла – колечко с охранными иероглифами, какое можно купить в любом храме.
Шиноби процедил что-то сквозь стиснутые зубы и пошёл дальше, к чудом сохранившемуся дому, доставая из ножен на поясе короткий изогнутый клинок.
Даже странно, что от этого дома так много осталось. Стены стояли крепко, и даже крыша вроде не собиралась обваливаться, только окна чернели мутной мглой, а на петлях не было двери. И, поднявшись на крыльцо, боец буквально почувствовал, как ему навстречу толкнулась удушливая, пронзительная волна чужого страха.
Он шагнул под своды дома, вдыхая острый, едкий запах дыма и гари.
Ни единого звука не раздавалось из тёмных глубин дома, и шиноби усмехнулся под маской: они прячутся, подумать только! Неужели и правда думают, что спасутся?
Ну, пускай думают. Недолго осталось.
Он быстро прошёл по тому, что недавно было холлом, углубился в хитросплетение коридоров и остановился перед обгоревшей дверью, покачивающейся на одной петле.
Створка с грохотом влетела в комнату, выбитая ударом ноги. С оглушительным треском слился визг и стук кунаев о стену. Шиноби шагнул в полутёмную комнату, настороженно подняв клинок, и тут же увидел их – три перемазанные в золе фигуры в самом дальнем углу, блестящие в темноте глаза, белые и безумные от страха… И тускло сверкнувшие, сорвавшиеся с чьих-то рук кунаи.
Боец отбил их одним коротким движением.
Это была семья – мать, отец и девчонка лет семи.
И как только он увидел их – полноватый дрожащий мужчина с ранними залысинами надо лбом, стервозная, моложавая женщина, сейчас потерявшая всю свою подтянутость и красоту, девочка с двумя тощими косицами, на одной из которых до сих пор держался ярко-красный бант – он тут же увидел всё. Как будто перед его мысленным взором размоталась лента чужой жизни.
Он – мелкий предприниматель, имеющий на руках хиреющую забегаловку и несколько долгов, о которых он решился попросить у «самых-самых» своих друзей. Она – энергичная, спортивная, состоящая в каком-нибудь клубе любительниц экзотических кактусов и в глубине души считающая, что она заслуживает большего, нежели упорные попытки свести концы с концами и реанимировать забегаловку. И девочка – естественно, умница, естественно, красавица, которой прочат «блестящее будущее» и «блестящего жениха». У них одни уик-энды на троих, походы в парк, редкие переругивания за ужином, ободряющие улыбки на слова: «Дела пошли лучше, сегодня было на два посетителя больше, чем вчера!..» и мечты подкопить деньги на отпуск где-нибудь в безопасном месте на берегу моря.
Средняя, самая обычная жизнь.
Они не сделали ничего, чтобы заслужить этот пожар, пепелище на месте родной деревни и неотвязный запах недавней смерти.
Но это не имеет никакого значения.
Боец крутанул кистью, клинок описал сияющую дугу в воздухе. Девочка придушенно пискнула, мать тут же стиснула её в руках, крепче прижала её к себе. А мужчина вдруг поднялся и встал перед ними, явно намереваясь держаться до последнего: защитить, защитить двух самых главных женщин его жизни во что бы то ни стало!..
Шиноби, стоящий сейчас перед ними, видел такие сцены слишком часто, чтобы придавать им значение.
Он шагнул вперёд, сияющая точка скользнула по клинку, перепуганный люди подались назад… как вдруг женщина сорвалась. Она хрипло закричала-заплакала, судорожно дёргая своего мужа назад, словно, если он будет рядом с ней, он спасётся. Слова, истеричные, отчаянные, рвались из горла, падали в затхлый воздух, как стеклянный шарики:
- За что? Ну за что?!.. Зачем, мы же ничего не сделали вам, как вы можете это…
Не разговаривай с тем, кого собираешься убить – первое правило поведения ниндзя на задании вроде этого.
- Могу, - хрипло ответил боец и, кажется, криво ухмыльнулся под маской. – Нет, мне не стыдно, и вообще, мне всё равно. Нет, у меня самого нет ни сестры, ни брата, ни матери, и я не знаю, что вы сейчас чувствуете. Опять же, мне это всё равно. И нет, я вас не отпущу. У меня приказ. Это все вопросы?
Женщина захлебнулась словами и замолчала, таращась на него круглыми, как у сороки, блестящими глазами. Одной рукой она продолжала держать мужа за край кимоно, другой стискивала беззвучно рыдающую дочку.
Правило второе – не мучай. Убивай быстро.
…он бросился вперёд, и три мгновенных удара слились в один – три головы упали с глухим стуком на сгоревший до бетона пол. Мотнулась косица с бантом – ярко-красная ткань в этой мутной темноте напоминала экзотический цветок.
А боец так же стремительно исчез, как не было его.
- Операция закончена. Деревня скрытого Пера уничтожена.
Бойцы АНБУ стояли на поляне неподалёку от разрушенной селения. Серьёзные раны никто не получил – деревня была плохо подготовлена к возможному нападению, а навыки тамошних ниндзя оставляли желать лучшего.
Один из бойцов – высокий, худощавый - поднял маску: солнце осветило его бледную кожу, отразилось в чудных янтарных глазах. Он был очень молод, так что даже странно было видеть его среди бывалых, матёрых воинов.
- Всё прошло на удивление легко, - хмыкнул он. Ниндзя нестройным хором согласились с ним, кое-кто тоже поднял маски, подставляя лицо прохладному ветру.
Молодой шиноби рассеянно оглянулся и пристально посмотрел на стоящего в стороне «коллегу» с гривой жёстких белых волос.
Тот не поднимал маски и молчал.
Дверь упрямо не открывалась, на стук никто в квартире не реагировал.
Орочимару легко пролез в окно, как всегда, задев сахарницу на столе, стоявшем прямо у подоконника. Сахарница надрывно задребезжала и вознамерилась покончить жизнь самоубийством, свалившись со столешницы, но парень успел подхватить её.
Он делал это сотню раз. И сотню раз ругался и требовал, чтобы Джирайя наконец отодвинул стол от окна. Джирайя соглашался, но стол не отодвигал.
Орочимару вышел с кухни и пошёл в гостиную.
Напарник, сгорбившись на низеньком раздолбанном диванчике, приканчивал вторую бутылку саке. Первая валялась рядом, на вытертом ковре, и мутно сверкала, отражая косой луч осеннего солнца. Джирайя был безнадёжно пьян, но чем были вызваны слёзы на его исцарапанных щеках – саке или реальным горем – понять было нельзя.
Орочимару, прислонившись к косяку и сложив руки на груди, безучастно наблюдал за напарником.
- Она ведь поверила, что я её не убью, - с пьяным горьким весельем сказал Джирайя, не глядя на Орочимару и крутя в пальцах бутылку. Эти нервные, дёрганые движения навевали смутное беспокойство – казалось, что в любую секунду парень может сорваться и разбить её о стену. Или о чью-нибудь голову, например, свою. – Она жутко боялась и всё спрашивала, не убил ли я её маму и братика, которые спрятались на первом этаже, и я сказал, что нет, не убил, хотя всего полминуты назад зарубил их…
- Джирайя.
- …а она так боялась, что я замучаю её, изнасилую, вспорю живот – ну, что ещё должны по идее делать бойцы вражеской деревни? – и тряслась, как осиновый лист, а я сказал, что она может не бояться, я не сделаю ей больно, и вообще всё будет хорошо, и она поверила, она ведь совсем молоденькая была и испуганная, а когда она отвернулась, я снёс её голову.
- Джирайя.
- Ну да, я ей не сделал больно, она даже не поняла ничего, она мне поверила, понимаешь?..
- Да, - сказал Орочимару. – Я понимаю.
Джирайя словно оцепенел, неподвижным взглядом упершись в противоположную стену. По ней, разбившись на золотистые вытянутые прямоугольники, скользил закатный солнечный свет. Парень вдруг рывком поднёс бутылку ко рту, так что стекло ударилось о зубы, судорожно глотнул, словно заглушая что-то, разрывающее его изнутри, и глухо взвыл сквозь стиснутые зубы. Бутылка упала на пол, расплескивая содержимое, Джирайя прижал ладонь ко рту и укусил со всей силы, заглушая вой.
Истерик, слабак!..
- Уходи, - неразборчиво сказал Джирайя и зажмурился. Сквозь упавшие на лицо светлые пряди поблескивали ресницы и мокрые дорожки на щеках.– Катись отсюда.
Орочимару, ещё секунды две разглядывая напарника с отстранённым брезгливым любопытством, выпрямился и подошёл к нему, задев ногой бутылку. Сгрёб волосы в горсть, потянул, приподнимая лицо, и наотмашь хлестнул по щеке.
На пальцах осталась солёная влага.
Джирайя дёрнулся, его голова мотнулась. Щека стремительно краснела, на ней проступал ясный отпечаток ладони Орочимару.
- Ну? – прошипел парень, опасно сузив янтарные глаза. – Успокоился?
Джирайя медленно повернулся к нему и поднял глаза – в его взгляде смешались удивление, обида и безграничная горечь. Злости не было – вообще.
Глядя сверху вниз в эти несчастные глаза, Орочимару вдруг незнамо почему вспомнил ту девчонку с ярко-красным бантом на тощей косице. Вспомнил глухой стук, как будто кто-то уронил шар из папье-маше, быстрые тёмно-вишнёвые ручейки крови и этот бант на чёрном полу.
«Как хорошо, что я им ничего не обещал»
Орочимару устало вздохнул и опустился на колени перед ошарашенным напарником. Потянулся вперёд и, обняв его, прижался щекой к твёрдому тренированному животу.
Дико хотелось спать.
- Это… несправедливо, - тихо, словно стесняясь таких детских слов, сказал Джирайя и положил ладони на макушку Орочимару.
- Ну да, - согласился он. – Мы убийцы. И что?
Джирайя промолчал, перебирая между пальцами тяжёлые гладкие пряди. Орочимару вздохнул и закрыл глаза – от усталости ломило за ушами, и мысли в голове были какие-то спутанные и слишком объёмные, словно образующие разноцветный водоворот, в который было так приятно падать…
- Эй, ты спишь?
Голос всколыхнул водоворот, Орочимару кивнул и что-то неразборчиво пробормотал.
Джирайя с сожалением посмотрел на пустую бутылку, взъерошил волосы и потёр лицо. Осторожно поднял напарника и затащил его на диван. Подумал, сгрёб его на руки и понёс в спальню – ковёр, на который пролилось саке, источал жуткие миазмы. Тем более саке было не слишком хорошее.
Всё ещё хотелось рыдать, биться головой о стену или напиваться до поросячьего визга – что угодно, только бы избавиться от мучительного чувства вины. Но это желание слабело – медленно, но верно.
Очень скоро сегодняшняя операция станет просто рядовым инцидентом – одним из многих. Она ему даже не приснится никогда, и он не очнётся с криком, услышав во сне голос той убитой девочки, которая поверила ему.
Поверила обещанию убийцы, что её мать и братик живы, и что он не станет убивать её саму.
Укрывая напарника одеялом, Джирайя вдруг услышал отчётливый шёпот за своей спиной:
- Самое большее, что ты мог сделать, парень, это не причинить ей боли. И баста…
Шёпот был так реален, что Джирайя, сильно вздрогнув, обернулся, обшаривая комнату взглядом.
За его спиной никого не было.

Навание: Надпись на парапете
Автор: Сэт a_k_a Посестра Алукарда
Бета: MoonLight
Пэйринг: Джирайя/Орочимару
Рэйтинг: NC-17
Дисклеймер: *поклоны в сторону Кишимото-сан"
Саммари: задумав отметить возвращение с почти самоубийственной миссии, Джирайя, Орочимару и Сарутоби решили предпринять колективную вылазку в бордель в соседней деревне. Сэнсею эта затея сразу показалась сомнительной. Но он даже представить бы не мог, во что это всё выльется...
От автора: 1)ревность - отвратительное чувство... 2) мааааленькая деталька - намёк на кроссовер с FMA
ЗЫ: огромная благодарность моей бете

Снаружи
- Эй, Орочимару, ты хоть знаешь, что надо делать в таких заведениях? Если нет, скажи сразу – я тебя просвещу!
- Заткнись, идиот! – огрызнулся Орочимару, мрачно глядя на яркую вывеску – томная красотка, забывшая одеть что-либо кроме кружевных трусиков и алой бархотки на шею.
- Джирайя, хватит изводить Орочимару, - осадил любителя жаб сэнсей Сарутоби. – Он и так нервничает.
- Что?! – задохнулся от возмущения вышеупомянутый юноша. – Я нервничаю?!
Джирайя закатил глаза, придвинулся к напарнику, обхватил его ручищей за плечи – парень напрягся и неприязненно покосился на него – и таинственным тоном заговорил:
- Орочи, слушай и запоминай: там есть очень-очень красивые девочки, и за денежки они сделают всё, что угодно. Но! Внимание, Орочимару: всё – это не значит быть подопытной крысой в каком-нибудь твоём эксперименте! Ясно тебе? Также «всё» не означает, что они должны выслушивать трактаты твоего сочинения и лицезреть изобретённые тобой техники! Всё – это значит, что ты должен их…
Ощутимый удар под рёбра оборвал Джирайю на полуслове. Бледный до зелени Орочимару, скалясь, шагнул к отступившему напарнику с явным намерением опробовать на нём какую-нибудь «изобретённую технику», о которой так неосмотрительно сказал Джирайя, но Сарутоби вовремя ухватил ученика за руку:
- Хватит, хватит, успокойся! Ты чего заводишься? Можно подумать, ты Джирайю первый день знаешь.
- Вот как разозлился! – восхитился Джирайя. – Постой-ка… Ты что, и правда здесь ни разу не бывал?
- Заткнись, Джирайя, повторяю в последний раз!
Джирайя покрутил встрёпанной головой, показывая, как сия новость его шокировала, и с напускным сочувствием сказал:
- Ну ничего, всё происходит в первый раз. Но ты не бойся, тебе больно не будет…
Орочимару усмехнулся:
- С этой особенностью своей физиологии я, знаешь ли, знаком. А ты чего так ерепенишься? Трусишь, что ли? Тяпнул бы саке для храбрости…
Не вмешайся Сарутоби, напарники бы разнесли весь «красный» квартал по кирпичикам, и друг друга бы угробили.
Сэнсей уже в который раз подумал, что коллективный поход в сие заведение является чуть ли не самой большой ошибкой в его жизни. А всё Джирайя, который ныл, что лучше всего будет отметить возвращение с почти самоубийственной миссии именно посещением борделя в какой-нибудь другой деревне, типа этой Канно, причём непременно всей мужской половиной команды…
Внутри
В комнатке было тепло, пахло духами, чем-то сладким и ещё – совсем немного – сигаретным дымом.
«Разогревать» дзенинов начали ещё там.
На коленях Джирайи, задрав цветастое кимоно и раздвинув стройные ножки – молочно белело крепкое бедро – сидела миниатюрная девчонка с потрясающими формами. Этакая сексуальная лапуля из тех по-житейски хитрых, но непроходимо тупых девиц, прекрасно осознающих свою красоту. Плотная шелковистая ткань разошлась, соскальзывая с плеч и обнажая округлую грудь с тёмно-розовыми большими сосками. Джирайя беззастенчиво лапал девчонку, не переставая жадно целовать её в маленькие пухлые губы. Одна его рука, скользнув по бедру, скрылась под складками кимоно, девчонка с очаровательным фальшивым смущением ахнула и попыталась отстраниться, испуганно улыбаясь.
Естественно, отстраниться ей не дали.
- Вы… не хотите пойти в отдельную комнату?
Орочимару вздрогнул, услышав быстрый шёпот, и отвёл взгляд от белокожей шлюшки и возбуждённого, пьяненького напарника.
Девчонка на его коленях радикально отличалась от той, которую сейчас вовсю лапал Джирайя. Смуглая, худенькая, гибкая, как уж, с быстрыми тёмными глазами и большим выразительным ртом.
Больше всего на свете Орочимару сейчас хотелось свернуть ей шею. А потом выкинуть ту фигуристую девку в окно – вот бы она заверещала! - и оторвать Джирайе всё, что отрывается.
Почему-то смотреть, как он обнимает, жадно целует эту шлюху, проводит смуглыми ручищами по её белой напудренной коже, как на его загорелых щеках появляется румянец - было трудно и почти невозможно. Тянуло отвернуться и зажмуриться. Орочимару сцепил зубы, чувствуя, как клыки непроизвольно удлиняются, и во рту становится горько от выступившего яда.
Смуглая шлюшка активно целовала его в шею и в грудь, её маленькие худые руки уже вовсю шуровали в его штанах. Орочимару, скривив тонкие губы, брезгливо посмотрел на её темноволосую макушку, сгрёб в горсть блестящие пряди и, притянув её к себе, грубо прижался ртом к её рту – поцелуем это проявление прорвавшейся ярости назвать было нельзя. Девчонка пискнула и вдруг вскрикнула в полный голос, отшатываясь, что-то отчётливо хрустнуло, и Орочимару с изумлением посмотрел на свою руку – оказывается, он сжал её тонкое смуглое запястье и раздавил один из звенящих браслетов.
Хорошо хоть кость не сломал. А мог бы, всего одним движением.
Джирайя оторвался от фигуристой девицы, мутно посмотрел на напарника и хохотнул:
- Полегче, Орочи, ты ж не на задании. Слабый пол, в конце концов, уважать надо.
Полуголая лапуля тоже обернулась, не забыв изящно прогнуться и выпятить налитую грудь с торчащими сосками, и почтительно хихикнула. Орочимару отчётливо представил, как её оторванная голова с глухим стуком ударяется о стену и падает на пол, разбрызгивая вокруг тёмно-вишнёвые капли крови и оставляя везде бордово-красные «хвосты».
Джирайя повернул девчонку к себе, одной рукой придерживая затылок, второй пощипывая сосок. Его собственное кимоно уже валялось рядом, и золотисто-красный свет ламп скользил по выпуклым мышцам груди, по широким каменно-твёрдым плечам, отчётливо высвечивая длинную тёмно-розовую царапину – совсем свежую, полученную на этой треклятой самоубийственной миссии. И вот сейчас, глядя, как он двигается, как учащённо дышит, как откидывает назад жёсткие белые волосы, Орочимару ощутил тяжёлое, почти болезненное напряжение в паху.
«Как я его хочу»
Смуглая девчонка, откинув сломанный браслет, продолжала елозить на его коленях, и возбуждение дзенина, судя по всему, приняла на свой счёт.
- Может быть, всё же поднимемся на второй этаж? – прошептала она и повела плечом. Кимоно сползло, свет скользнул по тонкой ключице и маленькой крепкой груди.
Чёрт бы побрал всё на свете.
«Интересно, как бы он отреагировал, если бы я предложил ему себя вместо этой лапули? – холодно и ясно подумал Орочимару. – Наверное, первые секунды был бы в глубоком шоке, а потом полез бы драться. Или сразу бы поволок меня к Цунаде – дабы задушить развивающуюся шизофрению в зародыше»
Джирайя вдруг приоткрыл глаза и, не переставая целовать лапулю – влажно поблескивали их языки – посмотрел на змеиного саннина. Орочимару вздрогнул и поспешно отвёл взгляд – глаза Джирайи были мрачные и почти что угрожающие, словно он прекрасно знал, о чём думает напарник.
А он расслабился, идиот, и маска всегдашнего равнодушия и презрительности дала трещину!..
Неожиданно ставшая уже привычной тёплая тяжесть исчезла с его колен, и кто-то нахально потянул его за руку. Орочимару, слегка удивившись, вскинул глаза – девчонка, даже не думая поправить сползшее кимоно, цепко держала его за запястье.
- Пойдёмте, - твёрдо сказала она. – В отдельной комнате будет удобнее.
Джирайя отвернулся, полностью сосредоточившись на своей девчонке, и плевать он хотел в данный момент на напарника, исходящего на мыло от ревности и ярости.
- Идём, - хрипло согласился Орочимару и поднялся на ноги, одёрнув задранную майку. Девчонка быстро пошла к выходу из комнаты, её походка была нервной и слегка суетливой. Чувствуя тяжёлое, почти неприятное возбуждение и боль, обручем сдавливающую виски, Орочимару пошёл за ней.
«Три, два, один…»
- Ты смотри, не облажайся, Орочи! – радостно заорал сзади Джирайя, и Орочимару, приостановившись, возвёл глаза к потолку: какой же он предсказуемый! Тем временем его рука схватила маленькую вазочку со столика, стоявшего у стены, и парень, не оборачиваясь, молниеносно метнул её назад. Раздался грохот, взвизг, звон разбитого стекла и замысловатый мат, Орочимару, приосанившись, вышел из комнаты.
Поднимаясь по лестнице, Орочимару криво улыбался, и, видя эту улыбку, немногочисленные встреченные им посетители шарахались в стороны и ещё долго смотрели вслед бледному черноволосому юнцу с шалыми янтарными глазами серийного маньяка.
Дверь закрылась с тихим хлопком, Орочимару, прислонившись спиной к створке, молча смотрел на девчонку. Та, стоя посреди комнаты – алые стены, многочисленные канделябры, широкая кровать, застеленная алым покрывалом - и нерешительно сжимая пальцами кимоно на груди, косилась на него, явно что-то судорожно решая про себя.
Орочимару холодно мерил взглядом её худую фигурку, смуглое личико, и от бешенства перед глазами плыли красные круги: эта уродина бесила его, словно она была виновницей того, что он никогда, ни при каких условиях, не сможет быть с человеком, которого… любит.
Ну да. Именно так.
Но неужели это надо было сказать себе именно здесь и сейчас, в каком-то задрипанном борделе, собираясь отодрать шлюху, когда этого совсем не хочется?
«Уйти, что ли? А если эта сука растреплет о том, что я… Плевать я хотел, что обо мне подумают. Но если Джирайя это узнает, он изведёт меня насмешками»
Лицо девчонки тем временем стремительно мрачнело, в очень тёмных, почти чёрных глазах затлел нехороший огонёк.
Наглая тварь!
- Господин, - вдруг заговорила она и поправила наконец кимоно, скрыв под тяжелой гладкой тканью смуглую грудь, – если вы не хотите… меня, вы можете выбрать другую девушку на ваш вкус. Любая почтёт это за честь…
«Да не хочу никакую грёбаную шлюху, чёрт побери, рот свой закрой, идиотка!..»
- …однако можно сделать по-другому.
Орочимару, с огромным трудом подавив вспышку ярости, мрачно уставился на девчонку.
- Я видела, как вы смотрели на того парня, который пришёл вместе с вами, - скороговоркой выпалила девчонка, и Орочимару вытаращил глаза. – Ясно, что вы сейчас очень злы и, наверное, вам не нужны мои профессиональные услуги…
- Заткнись, - сквозь зубы прошипел Орочимару, но девчонка, сделав шаг назад, зажмурилась и чуть ли не в истерике выкрикнула:
- Просто дайте мне поспать, и я никому не скажу, что вы меня не отымели!
Повисла тишина, и стал отчётливо слышен неразборчивый пьяный мат и женские вскрики из соседней комнаты.
- Поспать? – чуть ли не по слогам переспросил Орочимару. Девчонка закивала, упрямо глядя на него. Орочимару замолчал, и лицо у него было совершенно непроницаемое, и под этим стылым взглядом она вдруг чуть не блеванула со страха.
От усталости и недосыпа её постоянно «штормило», и больше всего она боялась заснуть прямо под очередным пьяным ублюдком: за это её бы не вышвырнули – слишком велик её долг – но избили бы точно. Хозяйка – Мадама, как за глаза называли её девчонки – имела крутой нрав, тяжёлую руку и, по слухам, когда-то работала далеко на северных рудниках надсмотрщицей.
И вот теперь этот бледный парень, судя по поведению и движениям, ниндзя, смотрит на неё с неприкрытым отвращением, явно мечтая свернуть шею. Может быть, он всё же согласится оставить её в покое на пару часов, и она сможет выспаться? Ведь ему не трудно, правда? У него же на лбу написано, что он её не хочет…
- Я заплатил за тебя, - бесцветно произнёс парень и стянул с себя тонкую майку. – Отрабатывай.
Спустя семнадцать минут
Прямо перед глазами оказался вышитый край подушки. Неровный шов вдавливался в щёку, и девчонка сонно подумала, что у неё может остаться красная полоса на лице и что надо поменять положение. Вновь наваливался тяжёлый сон, похожий на смерть, и на этот раз она просто физически не могла ему сопротивляться.
Пусть этот козёл её трахает, сколько угодно, она будет спать. И пошло всё к чёртовой матери.
Комната качнулась перед глазами и рухнула в тёмно-серое мутное ничто, девчонка расслабленно уткнулась носом в мягкую подушку.
Орочимару медленно одел майку, слегка поморщившись от вспыхнувшей в спине боли – позавчера на миссии его чуть было не размазали по гранитному выступу скалы, однако обошлось.
Девчонка уже спала, на смуглом упрямом лице застыло выражение «да-пошли-вы-все», столь знакомое змеиному саннину. Это выражение он часто созерцал в зеркале на собственной физиономии. Парень покосился на часы – прошло всего двадцать минут, и у неё оставалось более чем достаточно времени, чтобы поспать.
«Почему это меня интересует?»
Злость схлынула, оставив после себя муторное уныние и глухое раздражение.
Дзенин распахнул окно и выпрыгнул наружу – благо, дерево росло совсем близко…
Громкий треск в ночной тишине показался просто оглушительным. Ветка, на которую прыгнул Орочимару, вдруг резко подалась под его весом и с хрустом сломалась, дзенин взмахнул руками, безуспешно пытаясь за что-нибудь уцепиться, и рухнул вниз, ломая сучья и оставляя за собой проторенную дорожку в густой кроне, как взбешённый носорог в зарослях джунглей.
Боль в спине не давала сосредоточиться, скручивалась в тугую спираль, грозя порвать какую-то чертовски важную жилу. Со сдавленным рычанием Орочимару ухитрился уцепиться за какой-то толстый сук на уровне второго этажа, чем спас себя от позорного аварийного приземления на траву рядом дорожкой, по которой плотным потоком валили припозднившиеся бездельники, посетители «красного» квартала.
Вот бы они удивились, увидев нечто взъерошенное, на вид полоумное, с перекошенной белой физиономией валяющееся под окнами борделя!..
Судорожно выпрямившись на ветке, Орочимару с силой потёр спину и громко, с чувством выругался. Легче не стало, зато своё отношение к этому долбанному миру он высказал, причём честно и крайне точно.
Со стороны можно было наблюдать, как тёмная гибкая тень спрыгнула с нижних веток раскидистого дерева и исчезла в темноте, просвеченной многочисленными фонарями.
На набережной было пусто, вдали мерно шумела река, и этот ровный гул действовал успокаивающе. Дорожки причудливо переплетались, опоясывая многочисленные клумбы, на гладких плитах отражался серебристый свет луны. Звёзды подмигивали и мерцали, навевая пронзительное чувство одиночества, а тихий ветер, с жутковатым шелестом несущий опавшие листья по мощёным дорожкам, напоминал о странном заморском празднике Самхейне – одна ночь в году, когда грань между мирами истончается, и нечисть свободно разгуливает под нашим небом.
Орочимару, облокотившись о парапет, смотрел на реку, слушая шум воды и переплетающееся с ним завывание ветра. Было муторно и как-то стыло, как всегда бывает, когда кажется, что что-то ты упустил навсегда.
Всё. Ты должен был что-то сделать, но не сделал.
Теперь это не исправишь. Возможность упущена.
Дзенин не замечал, что парапет с дурацкими надписями крошится под его пальцами. От нечего делать он прочёл кривоватые разноцветные буквы, смутно удивляясь человеческой глупости: «Кюдзо и Камбей были здесь!», «Эд + Энви = love», «Юки самый лучший!!!», «Кимбли – псих, но всё равно люблю этого ублюдка. Грид», «Ты тоже псих, Грид. Взаимно», «Вам нужны проблемы? Позвоните по этому номеру, попросите Алукарда», «Здесь был конец света, то есть Сефирот», «Ищу брата. Приметы – форменная сволочь. Авель Найтлорд».
М-да…
Джирайя, кстати, тоже любитель надписи везде оставлять.
«Мой напарник – самый настоящий придурок. Он графоман и озабоченный извращенец, для которого самое лучшее времяпровождение – подглядывание за девками в бане, он на редкость тупой и слишком непосредственный, как новорождённый слонёнок, и у него совершенно дикие, какие-то доисторические понятия о честности и долге…»
Вот уж точно написал какой-то идиот на этом парапете: но всё равно люблю этого ублюдка.
Как сказала бы Цунаде, такое не лечится…
Орочимару, полностью погрузившись в невесёлые мысли, слишком поздно почувствовал, что он не один. Дзенин дёрнулся, резко разворачиваясь, но кто-то вдруг с неожиданной силой прижал его к парапету и обжёг шею горячим дыханием. Резко запахло спиртным.
Орочимару замер, отчётливо ощущая чужое тепло и тяжесть.
- Джирайя? Убери руки, иначе я тебе шею сломаю!
- Ну зачем ты ушёл? – заплетающимся языком поинтересовался напарник. – А? Неужто не вышло ничего?
- Заткнись, - процедил Орочимару, но любопытство взяло верх. – Как ты меня нашёл?
- Я услышал, как ты материшься. Ты стоял на ветке прямо перед окном комнаты, где был я и…
Орочимару выругался, Джирайя хихикнул и вдруг двинул бёдрами вперёд – змеиный саннин вздрогнул и ощутил приливший к щекам жар.
Слава богам, здесь темно и вообще он стоит к нему спиной…
- Повторя-яешься, - протянул Джирайя, наваливаясь на напарника. – А я знаю, из-за чего ты ушёл!
- Ну? – хмыкнул парень. Джирайя вдруг уткнулся носом ему в шею и с пьяным весельем прошептал:
- Ты меня при-рев-но-вал!
Орочимару усмехнулся и поднял руку, запуская пальцы в жёсткие белые волосы напарника.
«Ну и что, что он пьян. Ну и что, что потом он, скорее всего, будет об этом жалеть. Я не могу его сейчас упустить»
- Даже если так, - прошипел он. – И что с того?
Джирайя слегка удивлённо крякнул, явно не ожидая такого миролюбия, но хмель вновь ударил в голову, и он решил не тратить время на такую бессмысленную вещь, как удивление.
Если Орочимару в кои-то веки решил не быть Злобным Засранцем, грех не воспользоваться небывалой возможностью.
Он быстро лизнул напарника в шею, отведя в сторону тяжёлые чёрные волосы. Левой рукой он нашарил руку Орочимару, лежащую на парапете, и сжал её, переплетясь пальцами, другой грубо провёл сверху вниз по груди и животу – сквозь тонкую ткань майки дзенин отчётливо ощутил шершавость его ладони. Орочимару прикрыл глаза и слегка изогнулся, теснее прижимаясь к Джирайе – дыхание сбилось, он шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, запрокинул голову и наконец поцеловал напарника по-настоящему.
Наконец-то. Наконец-то…
Джирайя грубо тискал его, задрав майку почти до горла, тёр соски, с силой гладил живот, кончиками пальцев залезая под ремень штанов. Его ладонь наконец легла на вставшую «домиком» ширинку, Орочимару дёрнулся, но Джирайя крепко держал его свободной рукой. Очень близко он увидел порозовевшую щёку, капли пота на виске, чёрную прядь, упавшую на лоб…
Нет, он нереально хорош!
- Ты хочешь… здесь? – со смешком спросил Орочимару, чувствуя, как напарник расстёгивает его штаны, и издал короткий стон, когда Джирайя сунул руку ему в промежность и сжал член сквозь тонкую ткань белья.
- А не всё равно? – тяжёло дыша, ответил Джирайя, всё сильнее прижимаясь пахом к поджарой крепкой заднице напарника. Его язык ласкал мочку уха, свободная рука вдруг опустилась на поясницу, пальцы скользнули по горячей коже вниз, под ремень чудом удерживающихся на худых бёдрах штанов.
«И правда, какая разница?»
Орочимару развернулся и крепко обнял напарника, осторожно гладя встрёпанную макушку. Пальцы запутались в жёстких волосах, на плиты полетела узкая тёмная лента, стягивавшая непослушные пряди в хвост. Прямо перед глазами оказалась крепкая смуглая шея и часть груди, не скрытая сползшей майкой, и Орочимару потёрся носом о выступающие ключицы, чувствуя слегка солоноватый запах кожи напарника. Совсем близко тяжело бухало его сердце, и саннин отчётливо слышал ровное громкое дыхание Джирайи, и весь он был рядом – тёплый, живой, и от этого становилось как-то неудержимо весело и безумно, словно он, Орочимару, победил на невероятно важном конкурсе и выиграл бесценный приз.
В данный момент ничего – ни давешний бордель, ни лживость происходящего, ни маячившие впереди смущение и стыд – не имело значения.
Джирайя подхватил его и приподнял, прижимая к себе и целуя до темноты в глазах, до перехваченного дыхания, и они были настолько близко, насколько это было вообще возможно…
…как вдруг на дорожке за ними раздались нарастающие крики, смех и топот множества ног.
Джирайя дёрнулся, Орочимару отшатнулся, глупо тараща глаза и хватая ртом воздух. В голове звенело, и было темно и жарко, словно при высокой температуре.
По набережной с криками и хохотом шла подгулявшая компания – человек десять молодых парней и девушек, судя по всему, решивших подышать свежим воздухом, основательно поддав и «наотмечавшись» в чьей-нибудь квартире.
Джирайя незаметно отодвинулся от напарника, рассеянно глядя на приближающуюся молодёжь. Орочимару непослушными руками застегнул штаны и одёрнул майку, почувствовав смутное, неприятное дежа-вю.
Компания прошла рядом, обдав запахом дешёвого саке, пива и жуткой смеси пота и духов. Какой-то парень с огромной бутылкой в руках, отстав, попытался завязать шнурки, чуть не упал на дорожку, с пьяной руганью махнул рукой и кинулся за приятелями, но, чего и следовало ожидать, запнулся и полетел головой вперёд, нелепо взмахнув рукой с зажатой бутылью. Джирайя шарахнулся в сторону, но недостаточно быстро – вода из тары выплеснулась длинным блестящим потоком и облила его с головы до пояса.
- Опс, - квакнул откуда-то снизу парень и попытался встать. Получилось с третьего раза.
- Эй, козёл, - начал было Джирайя, но парень с неожиданной прытью припустил за приятелями – нагло блеснула бутылка в его руке.
Орочимару захохотал, глядя на мокрого, взъерошенного Джирайю, с немым бешенством смотревшего вслед пьяненькому подростку, и потянул его к себе:
- Успокойся.
- Так холодная, зар-раза, - с детской обидой сообщил Джирайя и, смешно зажмурившись, встряхнул головой.
И прежде, чем он открыл глаза, Орочимару вдруг понял, что всё пропало.
Джирайя замер, приоткрыл глаза, уставился на побледневшего напарника. Моргнул. Хрипло и растерянно сказал:
- Орочи…
Пьяные растянутые интонации бесследно исчезли из его голоса.
Орочимару схватил его за руку:
- Не надо…
- Да нет же, - всё так же растерянно ответил Джирайя и вырвал руку. Он вдруг покраснел, да так, что Орочимару чуть не заржал истерически – сначала красные пятна появились на щеках, потом загорелись уши, а следом краснота залила шею и даже лоб.
- Чёрт, я был пьян, извини, - быстро заговорил он, пятясь. – Эээ… Надо сказать саке «нет»… Прости…
- Джирайя, - прошипел Орочимару. – Всё в порядке! Можешь не умирать от смущения и не топиться в ближайшей речке сию минуту.
- Так ты не злишься? – Джирайя нервно, принуждённо рассмеялся, запустил пятерню в растрёпанные волосы, обнаружил, что они распущены, и подавился от ужаса.
Кажется, от смущения у него даже слёзы на глазах выступили.
Орочимару чуть не взвыл, глядя на метания напарника.
Ну почему, почему так всё получилось?!!
«Если бы не этот мелкий пьяный ублюдок, я бы сумел затащить Джирайю к себе домой. И уж там-то я бы смог удержать его. А когда бы он проснулся утром в моей постели…»
Так далеко в своих планах Орочимару не заходил, но сам факт того, что он сейчас всерьёз об этом размышляет, чуть не вызвал припадок нездорового хохота.
- Извини, - повторил Джирайя, глядя себе под ноги, круто развернулся и чуть ли не бегом припустил прочь. Орочимару, икнув от неожиданности, бросился за напарником, но через пару шагов остановился, как будто налетев на каменную стену.
«Почему я должен бегать за ним, как неудачливый охотник за наглой лисой?! Почему мне так не везёт, в конце-то концов?!! Ну почему он не мог просто остаться со мной?!!»
Силуэт Джирайи растворился в темноте.
Вот и всё. Извини, это всего лишь ошибка – так, что ли, можно охарактеризовать эту ситуацию?
- Чёрт, - вслух сказал Орочимару. – Чёрт, чёрт, чёрт!!
Развернулся и саданул ногой по парапету.
Громкий глухой треск разбил ночную тишину, в разные стороны брызнула щебёнка и крупные белые осколки мрамора. Эхо от удара разнеслось вокруг, отразилось от зелёного, поросшего длинной травой склона, по которому спускалась широкая лестница на набережную. Казалось, даже свет от оранжевых фонарей дрогнул и мигнул, испугавшись такого неприлично-громкого звука.
Низко опустив голову, Орочимару неподвижно стоял у большой выбоины, образовавшейся в парапете. Под его ногами плиты были усеяны осколками, как будто там взорвалась маленькая бомба. На самом большом зазубренном куске что-то чернело и Орочимару, сам не зная зачем, поднял его и пригляделся получше.
«…сё равно люблю этого ублюдк…»
- Да уж, - пробормотал Орочимару и, размахнувшись, швырнул осколок далеко в реку. В темноте раздался стук, словно он угодил на камень, и далёкий приглушённый плеск.
- Извините, можно я пройду?
- Что? – Джирайя очнулся от задумчивости и поспешно сдвинулся в сторону. – Простите, я… замечтался.
- Ага, - согласилась девчонка и подняла голову.
Пару секунд они обалдело смотрели друг на друга, и наконец Джирайя заулыбался:
- О, это ты, красавица!
- Здравствуйте, - усмехнулась давешняя смуглая девчонка из Каннского борделя. Джирайя оглядел её и с присущей ему деликатностью танка спросил:
- А куда ты идёшь?
- Далеко отсюда, - ещё шире усмехнулась она.
- Ага, ясно, - слегка удивлённо ответил Джирайя. – Ну, может быть, тебя проводить?
Девушка мотнула головой:
- Нет, спасибо. Мм… А где ваш друг?
Джирайя замер, под глазом предательски дёрнулся нерв. Девчонка выгнула бровь, пристально наблюдая за дзеннином.
- Он уже ушёл в нашу деревню этой ночью.
- Понятно, - без выражения произнесла она и поправила лямку дорожного рюкзака. – Передавайте ему спасибо от меня.
- За что?
- Он знает, за что, - она криво улыбнулась. – И, знаете что, не говорите никому, что вы видели меня, хорошо?
Джирайя вдруг моргнул и внимательно посмотрел на неё. И только теперь заметил темноту под запавшими глазами, желтизну на висках и скулах, заострившийся нос…
- Хорошо, - медленно повторил он. – Может быть, вам всё же помочь?
Она помолчала, раздумывая над его предложением, и во второй раз помотала головой:
- Сама справлюсь. Но всё равно спасибо.
Джирайя, слегка замешкавшись, вытащил из походной сумки связку кунаев и протянул их ей:
- Возьми. Вдруг пригодятся. Кажется, ты умеешь с ними обращаться.
Связка исчезла в мгновение ока, девчонка благодарно взглянула на дзеннина.
- Думаю, это правильное решение, - улыбнулся в ответ он. – Но опасное.
- Опасное, - согласилась она. – Но что делать?..
Развернулась и пошла вглубь леса, протиснувшись между огромным деревом и зарослями колючих кустарников. Джирайя, задумчиво посмотрев ей вслед, шагнул было прочь, но вдруг вновь раздался её голос:
- Он вам так ничего и не сказал?
- Кто? – быстро переспросил Джирайя, отчего-то холодея. – Орочимару?
- А его так зовут? Ему подходит это имя… Ну, он не сказал вам, что любит вас?
Джирайе показалось, что внутри у него взорвалась граната.
- Что? – непослушными губами переспросил он. – Ты о чём?
- Значит, не сказал, - резюмировала девчонка, с трудом сдерживая смех. – А мне показалось, что он обязательно должен был это сказать вам вчера. Ну, значит, ошиблась. Со мной бывает.
Джирайя круто развернулся, но увидел только взметнувшиеся с земли листья. В кронах деревьев что-то отчётливо прошелестело, мелькнул тоненький силуэт.
- Да с чего ты вообще это взяла?!! – отчаянно заорал он, вглядываясь в хитросплетение ветвей.
- Я же не слепая!.. – донеслось в ответ.
И всё стихло. Джирайя остался один.
В Конохе
Он нёсся по улице сквозь пелену дождя, разбрызгивая во все стороны брызги из луж. С низкого серого неба изливались потоки воды, словно Коноха неожиданно перенеслась куда-нибудь в Африку в период непрерывных тропических ливней. В воздухе пахло близкой водой, мокрым асфальтом и травой, и сквозь струи дождя силуэты ярких, как будто игрушечных домов поблекли и расплылись, словно сами были сделаны из тумана.
Он наконец добежал до нужного дома, стремглав влетел в подъезд, протопал по лестнице, поднимаясь на третий этаж, и забарабанил в дверь, обитую скромным тёмно-бордовым дерматином.
Дыхание рвалось из горла, воздуха не хватало, а сердце колотилось где-то на уровне кадыка, как будто он нёсся по финишной прямой, где нет ничего, кроме белеющей впереди ленточки – добежать, добежать, во что бы то ни стало, а что будет дальше, неизвестно, да и не важно!..
Дверь открылась, на полутёмную лестничную клетку вылился белёсый сероватый свет, пасмурный, как и погода за окном.
- Джирайя?.. – удивились в коридоре, но он ввалился туда с топотом и грохотом – полетели в разные стороны капли воды с его насквозь мокрой одежды и шевелюры – и проорал прямо в лицо хозяину квартиры:
- ЧТО ТЫ МНЕ ХОТЕЛ ВЧЕРА СКАЗАТЬ?!
Орочимару попятился было, но Джирайя схватил его за плечи и, тряхнув, повторил:
- Что ты мне вчера хотел сказать?! Говори сейчас же!
Орочимару ошарашено вгляделся в мокрое, перекошенное лицо напарника. Глаза у Джирайи были совершенно дикие, на скулах блестели капли воды и ярко горели пятна румянца.
- Я… - хрипло произнёс Орочимару и откашлялся. Неожиданно перед глазами всплыла картина: выбоина в парапете, крупный осколок на дорожке, чёрные прыгающие буквы на нём…
Джирайя продолжал таращиться на него.
- Ты псих, но я всё равно люблю тебя, - мрачно проговорил Орочимару и посмотрел в сторону. И добавил зачем-то:
- Почти что цитата…
- Какая… цитата? – спросил Джирайя.
- Обычная, - со злостью ответил Орочимару. – На парапете написанная. Автора не знаю, уж извини. А, нет, знаю. Грид какой-то.
- Грид, - повторил Джирайя. – Какой-то…
Притянул к себе напарника и поцеловал его.
Дверь с хлопком закрылась. Наверное, из-за сквозняка.
Дождь продолжался и заканчиваться в ближайшее время явно не собирался…