вот на что меня вчера вдохновила музыка...) понимаю, рядом с предыдущим постом это может выглядеть странновато, но это всего лишь творчество, образы из моей головы...в общем, почитайте, если не лень, и жду комментов
Фауст и Хелена
На улице как всегда лил дождь. Дороги были туманны, и в нескольких местах уже произошли аварии, пара из которых оказались смертельными. На город медленно и непреклонно опускалась ночь, ее разряженная и давящая атмосфера действовала на всех по-разному, но большинство людей прятались от ненастной тьмы, которая собиралась сегодня найти множество жертв на этих, пустынных на первый взгляд, улицах.
Шаги его были легки и спешны, он парил над землей, над холодными лужами, без зонта, и острые капли дождя словно проходили сквозь него, или же он настойчиво поглощал их всей поверхностью своего существа. Казалось, он бежал, но на самом же деле он просто двигался очень быстро: он не шел, не бежал и не летел, он просто спешил. Мокрый яростный ветер хлестал его лицо, бледное и сосредоточенное лишь на дальнейшем движении к цели. Он двигался поразительно легко, но в выражении его лица можно было увидеть, как тяжело ему сейчас.
А где-то далеко, где горел лишь ему видимый свет теплого очага, его ждала она. Без слез, волнений и нервных подходов к окну. Она была сейчас беспристрастна, бесчувственна, единственное, что могло вернуть ее в реальность – это его приход. Она погрузилась в это состояние несколько дней назад, когда он ушел. Она потеряла дыхание и биение сердца, сейчас ее взгляд устремился внутрь ее сознания, губы были едва приоткрыты, она сидела полностью неподвижно, и с каждой секундой жизнь медленно покидала ее. Сейчас она видела цветные картинки на внутренней стороне своих глаз, там, где радужная оболочка встречается с кровью, медленно циркулирующей по капиллярам. Она не испытывала ничего по поводу его ухода, и так было всегда, когда он уходил.
Он тоже бежал, не чувствуя ничего, кроме холода окружающего мира, кроме боли, которую причинял этот жестокий ветер и дождь, впивающийся в его спину и плечи. Все его мысли сейчас принадлежали ей, но они не имели значения. Поэтому он двигался с каждой секундой быстрее, хотя сил уже не оставалось, но он понимал: он должен ворваться в ее мир, пусть даже бездыханным. Вместе они найдут дыхание и для двоих.
Было ли в этом мире когда-нибудь солнце? Даже если было, они его никогда не видели, потому что просто не замечали. Для них здесь вечно лил дождь, заставляющий его покидать ее, а после болезненно возвращаться. Он знал: однажды у него не найдется сил возвратиться, и это погубит их обоих. Но он не мог вечно оставаться с ней, поэтому исход их любви был предрешен.
Порой он рисовал, и тогда она принималась танцевать, этим они настолько вдохновляли друг друга, что если бы захотели продать результаты своей любви, остались бы обеспеченными на множество жизней вперед. Но они не могли продавать плоды любви, ведь это было подобно тому, что отдавать собственных детей в рабство.
Поэтому они были бедны, но при этом настолько глубоко погружены в искусство собственной жизни, что попросту не замечали своей бедности. Значение имели лишь жизнь, любовь и творчество. Их разлука убивала их обоих, но в первую очередь умирала она, умирала безвольно и ужасающе покорно.
Он пересек мост над рекой, которую так усердно питал дождь, причиняющий ему адские муки. Его лицо по-прежнему было непроницаемо, и лишь в глубине его острых серых глаз виднелись слезы. Он спешил. Он не успевал.
Она сидела по-прежнему неподвижно, но где-то в глубине ее небьющегося сердца она ощутила, что это последние секунды. Впервые она почувствовала столь тревожное предзнаменование, и она поняла: это последнее, что она почувствовала, если он не успеет ворваться в дом прежде, чем ее сердце омертвеет окончательно.
Теперь двигаться было значительно сложнее, хотя дождь и стал тише. Жизнь покидала ее, а вместе с ней и его. Маска безразличия с его лица исчезла с первыми слезами, коснувшимися темных ресниц. Он знал, что если не будет осторожен, упадет, и тогда больше не сможет приближаться к ней, и превратится в хладный труп прямо здесь, в грязи и влаге. Только бы успеть, только бы не опоздать…
Она медленно опустилась на спину, поскольку сил сидеть уже не было, сердце умерло уже наполовину, оно теперь было черным и безжизненным куском плоти в ее теле, и она знала: когда он придет, смерть отступит, яд, наполнявший сейчас ее вены, уступит место свежей алой крови, которая брызнет во все стороны и окрасит стены багровым светом. Сейчас она не имела никаких желаний, но если бы могла желать, все ее мечты были только о нем, она очень хотела бы увидеть его живым, они были залогом жизни друг для друга.
Но сейчас он лишь из последних сил перебирался через залитую грязью дорогу. До той двери, что ему так необходимо было распахнуть, оставалось еще шагов двадцать, но сил сделать эти шаги уже не было. Зачем он отсутствовал так долго? Почему не подумал о последствиях? Нет, он думал о них постоянно… но не мог вернуться раньше.
Последний шаги он сделал, уже сдирая колени в кровь, волоча ноги по грязной каменистой тропинке. Перед ним, словно в бреду, маячила закрытая дверь, из-под которой едва заметно пробивался теплый свет, за которой находилась она, бездыханная и почти умершая.
Скомкав последний волевые усилия почти ушедшего от него разума, он приподнял трясущуюся окровавленную руку и…
…он просто упал. Без сил, без эмоций и без желаний. Дверь приоткрылась на долю секунды раньше, чем жизнь окончательно покинула ее. Они вдвоем так и остались лежать, но теперь она могла дышать, все, что ей было нужно, это время, чтобы прийти в то состояние, в котором она сможет подняться и помочь ему.
Но этому не было суждено случиться. Их погубило милосердие. Местный люд посчитал их умершими, и через несколько дней их вдвоем закопали на заднем дворе их уютного домика. Никогда больше он не смог рисовать, вдохновляясь ее танцем, а ей больше не было суждено танцевать при виде его картин.
Лишь дети, которых родители не боялись отпускать гулять допоздна, часто рассказывали историю о двух прекрасных призраках: о Фаусте, которых рисует звездное небо, и о Хелене, которая танцует на небесах.
все, официально разрешаю меня похоронить! goodbuy, all you, poeple! there is nothing you can say to make me change my mind! goodbuy!goodbuy!goodbuy...
