А я так люблю плакать последнее время, цель жизни. Валяться на кровати, мочить подушку, или просто иногда всхлипывать, задерживать дыхание. Вздыхать, умирать и заниматься подобными, никому не нужными делами. Мы всё дальше и дальше, но я ничего не буду делать, ведь ещё есть время, которое держит меня, а я держу его. Всё в её руках, мои же руки связаны. Они так-же судорожно дрожат, как курсор в поле ввода этого сообщения. Холодно, уже не только мне безумно холодно. Кому-нибудь вообще есть дело до моих депрессий? Никто и не заметит как я тихо умру у себя в постели, никто и не подумает, что в его руках. Все пытаются как можно быстрее убежать от своего счастья, что-бы потом, в безграничных и безликих депрессиях найти свою боль, забыть о чём-то светлом, погрузиться с головой в грязь. И так сотни, тысячи раз. Прошла неделя. Я больше не умру, да? Никогда больше не умру в её глазах, почему? Хоть раз, пожалуйста.

Правильно она говорила - моменты жизни, которые мне сложнее всего вспоминать, которые оказались самыми неприятными в моей жизни - это моменты, когда я не сделал что-то то, что хотел, потому-что боялся. Сначала ничего страшного нет, но проходят дни, недели, месяца, года, я понимаю, что не хватит сил держать в себе желчь нагоревших переживаний. Всё было настолько доступно, оставалось протянуть руку, но я бежал, смеялся, не видя чьей-то боли. Наверное я мог бы сделать людей счастливыми, почти всегда, когда я отворачивался, бросая что-то невнятное. В её глазах был мой рай, но что за ними. Каково было, да и есть сейчас, ей находиться за этими прекрасными глазами. Но, я переключаюсь на последнюю скорость, меня уже нет. Взгляд назад, бесконечная боль догоняет и вот ничего уже нет. Всё внутри меня убито пошлыми мыслями, гадкими желаниями. Где наше счастье? Лишь двести пятьдесят шесть оттенков серого. Ничего более.

Люди всё уходят и уходят. Из-за случайных слов, в которых совсем нет зла. Обиды, от того, что есть. И каждый день от этого становится серым, и грустная улыбка не слезает с самого утра. Нет сил уже на пятый день, а ведь впереди ещё двадцать пять. И опять это страшное число. Ну почему именно январь? Почему именно двадцать пятое? И все думают, что я не для их компании, или вовсе ничего не думают. Только бы кто-нибудь скрасил их развлечения. Никаких симпатий, мало интересов. Всё так, как у всех. Но этого же ужасно мало. Или просто зло. Наверное всё-таки оно. Да. Всё зашибись! Да. Но. Мы падаем всё глубже. Там так темно, как в лифте без света. В лифте, который подаёт обманные надежды. Так и сейчас. Есть несколько этажей и есть этот лифт. Мы все хотим того, что никому не говорим. Того, что вероятно сами по ошибке потеряли. Так куда мы едем? Вверх или вниз?

Было холодно. Очень и очень холодно. Так холодно никогда и не было с лучшими друзьями. Приходилось скрываться, прятаться, убегать, возвращаться. Ради чего? Это странное чувство отходит. Хорошо ли это? Хочу ли я так просто его отпускать? Хочу ли я просто? Ведь оно уже было. Почти полгода было просто, а теперь. Мы объелись, наполнились, но приходит время и спустить воду. Не скоро удастся что либо достать. Придётся ли? Возможно, мы будем на пределе наших желаний, попадём на одну волну и сойдёмся с разных дорог, в одну. Сейчас, для этого, голова слишком холодна, потоки любви не выходят на улицу не в виде льда. Но лёд то всегда можно растопить. Утопить, закопать, похоронить. Воскреснет ли он? Надеюсь что добра в нас достаточно. Надеюсь, мы вспомним записанное, как на бумагу, время. Время внутри, наверное до него ещё можно дотянуться. Ещё можно.

Я нашёл эту дорогу, свою дорогу. А чему на дороге не место? Конечно любви. Она опять была со мной этим утром. Я разрывался от тоски к ней, когда она была совсем близко. Оставалось только протянуть руку, если бы это было взаимно, но. Не стоит усердствовать, руки ведь может и не стать. Не стало и нас. С каждым днём всё дальше и дальше. Зато теперь точно известна дорога, я теперь полностью уверен в том, что начал по ней движение. Не один, нет. На моём пути встретилась новая знакомая, которой я благодарен за тёплую компанию. Тёплая только эта компания, в остальном - слёзы, боль, одиночество. В последнем я готов задыхаться до смерти. Я наверное сильно в него влюблён, в своё одиночество. Один, снова один. Всегда один, наверное я всегда и был один. Один, как луна на тёмном небе, которое я могу наблюдать в этот вечер, в этот до ужаса одинокий вечер.

После вчерашней бесконечной тоски с моей стороны - она смогла приехать сегодня, ещё тогда, когда я пытался выбраться из крепких лап сна. Да и сна вовсе не было, так. Всё плыло как по чётко начертанной линии, но вдруг я понял, что стою за толстым слоем идеально чистого стекла, что эти стёкла окружают меня со всех четырёх сторон. Хочется выбраться, забрать её с собой, но. Я бьюсь в кровь, при этом оставаясь неподвижно сонным. Кровь стекает с лица, по тоненьким для того, что разгорается во мне, трубочкам, нежно и искуственно наливает собой сердце, которое готово вот вот раскрыться, тем самым глубоко нырнув в грязь, для охлаждения. Она же всё холодна. Как день, как неделю назад. Ко мне же, что-бы составить радушную компанию боли на душе, приходит и боль физическая. Малейшие неприятные ощущения душат, режут горло. Хочется кричать, но со мной ещё кто-то есть, пусть очень и очень далеко, но есть. Я выгнал её. Запер свои внутренние просторы, в которых началась эпидемия холеры, на ключ. Что-бы никто и не узнал, что-бы никто и не догадался. Что-бы никто больше никогда не разделил со мной то, что я готов был отдать каждому. Нет добра, во мне больше нет ни капельки добра, потому-что я отдал его пустоте, которая с радостью сожрала его и избила в благодарность до полусмерти. Два дня без спокойствия, четыре дня без друзей, неделя без Неё.

Да, я наконец-то там, где никто не помешает, где никто не будет глупо критиковать. Я наконец-то там, где никого нет, где не приходится со страхом укрываться от перекрёстных взглядов. Счастье, оно наверное вскоре придёт, ведь это место, всеми своими многочисленными чёрными стенами помогает как можно скорее обрести вечный покой, но. Его не будет, потому-что у меня есть всего тридцать дней. Тридцать дней на то, что-бы на сердце высохла чёрная кровь. Тридцать дней на то, что-бы наконец забыть то, чего мы так долго добивались вместе. Скверные мысли, они мешают всё сильнее. Они меняются, совсем не понимая того, кого больше нет. А может быть нет меня? Миллиарды раз я задавался этим вопросом и ничего не получал в ответ. Может быть именно поэтому меня давно уже нет? Наверное нет, есть. Есть, ведь могу сейчас сказать что-то, хотя-бы то, что есть. Осмотрюсь, а если будет надо - привяжу себя верёвками к кровати, только для того, что-бы убить в себе то чувство, в которое верил. А теперь - я не верю ни себе, ни тому, кому посвятил себя. Себя, которого никто даже не замечал. Время пошло.