Иду себе из родной Alma Mater домой, в кой-то веки по приличной части города, любуюсь предгрозовой серостью, песен не ору, никого не трогаю. Слышу - за спиной кто-то вопит:

- Девушка, ну де-е-евушка.

Голос незнакомый. Но обращается его обладатель явно ко мне, потому что, кроме меня в радиусе доброй сотни метров людей нет – куда они подевались, интересно, под конец трудового дня?  Я, тем не менее, делаю вид, что ничего не слышу, не вижу, не понимаю, и как ни в чём не бывало продолжаю свой путь.

Зов повторяется. Один раз, второй, третий. Через несколько секунд настойчивый молодой человек крайне сомнительной наружности уже шагает со мной плечом к плечу.

- Де-е-евушка, - вновь заводит он свою волынку, изо всех сил пытаясь заглянуть в мои глаза, чей взор нынче устремлён на дорогу. Движение общественного транспорта – оно, знаете ли, такое интересное. Просто взгляда не оторвать.

Никакого желания общаться со своим самопровозглашённым попутчиком я, разумеется, не испытываю. Однако и покинуть его компанию не могу – поблизости, как назло, нет ни одной подворотни, в которую можно было бы шмыгнуть, или хотя бы перехода. Только шоссе с одной стороны, и растянувшаяся на многие метры кирпичная стена жилого комплекса – с другой. Так что выбор перспектив у меня небольшой: либо я продолжаю изображать из себя ходячую статую и каждые несколько секунд внутренне передёргиваюсь от раздающихся над ухом окликов, либо вступаю в разговор с незнакомцем и быстренько свожу нашу беседу на нет. Второй вариант мне нравится гораздо больше первого, так что на очередное «де-е-евушка» я всё же отзываюсь:

- Что?

Тон под кодовым названием «иди к чёрту». Взгляд – в дальние дали. И ни единого намёка на желание поболтать о вечном.

Любой нормальный человек при аналогичных обстоятельствах мигом бы растерял всякое желание со мной разговаривать. Но этот товарищ, судя по его манере общаться, к нормальным явно не относится:

- Девушка, - уже, наверное, в десятый раз повторяет он это слово. – А вы куда идёте?

- Куда надо.

- То есть, в каком-то направлении?

Молчу. Не хватало ещё на дурацкие вопросы отвечать.

Увы, молодого человека отсутствие всяческой реакции на свой вопрос ни капельки не смущает. И на мысли о скоропостижном окончании беседы, к сожалению, тоже не наводит.

- Вы так молодо выглядите, - говорит он, нарушая, таким образом, воцарившееся между нами молчание.  - А сколько вам лет?

- Вполне достаточно, - отвечаю, немного ускоряя шаг и, по-прежнему, глядя куда угодно, но только не на своего собеседника, чей облик не вызывает у меня не то, что симпатии, но и даже банального сочувствия.

- Что, меньше двадцати одного?  

- А вот допустим – меньше.

- И что же, молодая красивая девушка не боится одна ходить по пустынным улицам? – с омерзительнейшей ухмылкой во всю физиономию вопрошает мой спутник.

- Не-а, - совершенно беззаботно усмехаюсь я в ответ. - Не боюсь. Потому что бояться надо не мне, а излишне назойливым окружающим. Вам, например. Ведь чем меньше мне окажется лет, тем больший срок вы получите в случае чего.

- Ну, так это - если я буду к вам приставать. А я ведь не пристаю.

Он констатирует факт, а не спрашивает. Я, тем не менее, отвечаю:

- Будем считать, что пока - нет. Но ещё немного, и моё мнение на этот счёт кардинально изменится.

- Да ладно, - отмахивается мой спутник. – Я ведь вас даже не трогаю.  – И после небольшой паузы добавляет: - Но хотел бы потрогать.

Приехали.

Раньше мне везло только на идиотов и уголовников. Теперь, похоже, пришло время маньяков.   Чудесно, просто чудесно. 

-  Не советую вам этого делать.

-  Это ещё почему?

- Я ведь и ответить могу.

- То есть вам тоже хочется меня потрогать? 

- Нет, - впервые за всё время нашего разговора я обращаюсь не куда-то в атмосферу, а конкретно к своему собеседнику. Именно ему я адресую насмешливый взгляд и чрезвычайно многообещающую улыбку.  – Но если вы дадите мне на то хотя бы малейший повод, я с радостью сделаю это. Только вот никакого удовольствия от такого поворота событий вы, боюсь, не получите.

Уж теперь-то он точно должен от меня отстать. Но почему-то не отстаёт. А лишь продолжает свой допрос:

- Вы, что же, каратистка?

Эта улица вообще когда-нибудь закончится, интересно?

- Хотите проверить?

- Э-э, нет, - идёт на попятную незнакомец. Однако на том проявления его здравого смысла заканчиваются. И начинается пространный монолог о том, что «больно все нынче смелые стали», под аккомпанемент которого мы подходим к перекрёстку.

- Это всё, конечно, очень интересно, - с третьей попытки мне всё же удаётся отвоевать у окончательно запутавшегося в собственных мыслях оратора право голоса и свободы высказываний. – Но, по-моему, нам самое время сворачивать нашу беседу.

Казалось бы, вполне определённое предложение. Но даже его мой собеседник умудряется извернуть не в ту сторону.

- В смысле, переходить к более тесному общению? – интересуется он в ответ.

Мне ничего не остаётся, кроме как уточнить:

- В смысле, расстаться подобру-поздорову.

После чего пожелать своему спутнику всего самого наилучшего и, оставив его в растерянных чувствах стоять на самом краю тротуара и бормотать мне вслед что-то насчёт того, что «может, ещё и свидимся», царственным шагом удалиться прочь из его жизни и поля зрения.