Сегодня бездна наконец-то улыбнулась в ответ.

Зрительный контакт был налажен давно: уже с месяц из темноты коробки хитро поблёскивали то белые, то жёлтые, то голубые огоньки — бездна постоянно распахивала новую пару глаз, точно красовалась. А вот с эмоциональным контактом не ладилось: сколько Айнэ ни корчила рожи, ни приподнимала пальцами уголки губ — гляди, как надо! — бездна только таращилась и моргала, иногда и не одной парой глаз. Будто удивлялась: «Ты что творишь? Что за странные лица? Я не понимаю, чего ты от меня хочешь».

Временами Айнэ думала, что проще слепого научить улыбаться, дав пощупать своё лицо, чем донести до бездны, что жизнь в человеческом мире требует худо-бедно изображать эмоции, — так что давай, тренируйся, изображай!

Но вот свершилось — бездна улыбнулась в ответ. Показала частокол острых белых зубов, похлопала жёлтыми глазами: ну как, ты довольна? Выглядело жутковато; но главное — выглядело. Остальное — вопрос практики.

— Молодец, — прошептала Айнэ; улыбнулась одобрительно — и бездна повторила эту улыбку. Ну, то есть, попыталась повторить; но вышло неплохо для второго раза, Айнэ даже показала большой палец.

В глазах бездны промелькнуло что-то похожее на изумление: зачем ты мне тут пальцами тычешь? Не мешало бы научить её человеческим жестам, но вначале бы с эмоциями разобраться... Да и для жестов нужны руки-ноги — а у неё сплошное туловище, ни единой конечности. Не усвоит правильные движения — и будет пытаться изобразить одобрение выставленным вперёд плечом, прятать лицо в коленях или сгибе локтя. Куда это годится?

Так что придётся повременить — пока не созреет для неё подходящее тело из лунных семян. А тем ещё расти и расти: только в позапрошлый четверг, в новолуние, Айнэ зарыла их в свежую землю со дна моря и удобрила каплями своей крови. Теперь ждать пять новолуний — и лишь тогда будет ясно, дала ли эта возня хоть какие-то плоды.

Айнэ снова улыбнулась — почти машинально, привыкнув, что бездне надо улыбаться. И бездна охотно показала зубы — уже не белые, а серебристые; и уголки её губ (если предположить на мгновение, что у бездны есть губы) приподнялись мягче, чем в прошлый раз.

— Делаешь успехи, — кивнула Айнэ; чуть не потянулась погладить, но расцарапанные кончики пальцев укоризненно напомнили о прошлой попытке. Поэтому она лишь похлопала коробку по разноцветному боку и отошла сварить себе кофе.

Бездна за спиной тихо зазвенела-запела на своём языке, зашуршала чем-то — ложноножками, что ли, — о стенки коробки. Такие вольности она позволяла себе только в одиночестве, на глазах у Айнэ вела себя тише воды, ниже травы, — поэтому Айнэ слушала её пение с кухни, помешивая кофе.

Слушала — и думала о своём.

О том, что скоро бездна выучится по-человечески улыбаться и хмуриться, по-человечески играть словами и образами. О том, что скоро созреет для неё подходящее тело — и можно будет переселить из коробки в привычную людям оболочку, учить обращаться с незнакомыми конечностями, одеваться по своим ощущениям и есть-пить, когда потребуется.

О том, что скоро воплотится тот, о ком Айнэ так давно мечтает.

Бездна в комнате ворковала о своём, скреблась в разноцветной коробке, наверняка хлопая всеми глазами сразу. Маленькая, но уже полная звёзд, не имеющая ни намёка на дно, внимательно глядящая и нелепо улыбающаяся в ответ...

Айнэ выключила плиту и помассировала виски.

А так ли уж необходимо бездне тело? Почему бы не оставить её в коробке, выучить не кусаться и не царапаться в ответ на прикосновения, расспросить, о чём она поёт-звенит каждый раз, когда остаётся в одиночестве...

Разве долгожданного ребёнка можно любить только в человеческом облике?..

Айнэ наполнила чашку кофе, по каплям добавила молоко.

В синем горшочке на подоконнике зрели лунные семена — и одной судьбе было ведомо, проклюнутся они или нет.