Спешишь себе на пары — а тут хватают за плечи, затаскивают в тёмный переулок и, всячески угрожая, требуют принести какой-то пирог с курицей...
Может, ну его, этот пирог? Успеть на пары — важнее всего; да и ничего страшного не случится. Не случится же?..
***
Когда чужие руки хватают за плечо и затаскивают в переулок, Пижон едва не взрывается от возмущения: грязными пальцами — за его белое пальто! Какая наглость! И кто дал право так бесцеремонно обращаться с людьми — особенно спешащими на пары?

«А как надо было, церемонно? — мысленно посмеивается Пижон. — Уважаемый, не будете ли так любезны пройти в тёмный переулок и отдать содержимое вашего кошелька...»

Даже не приходит в голову, что надо бы испугаться. Ну что они ему сделают? Попросят деньги и телефон? Сожрать захотят? Лишь бы пальто насмерть не перепачкали; а из остальных ситуаций как-нибудь выкрутится. Выкрутился же, когда окликнули из парковых кустов; вряд ли эти — опаснее.

Несмотря на довольно тёплый день, в переулке пахнет холодом и страхом — будто живёшь на далёком-далёком севере и сейчас, в разгар осени, зима с долгой полярной ночью уже подбирается, скрежещет зубами, когтями царапает шею. Пижон невольно ёжится — но щёки обжигает чужое дыхание.

— Ах, мон шер, — шепчут сразу в оба уха, за плечи держат железной хваткой, — нам, право, так неловко, что пришлось силой вас сюда затаскивать...

— Кто вы? — интересуется Пижон, на всякий случай настораживаясь. Чего это они вдруг церемонятся так?..

За плечи не только хватают сильнее, но ещё и в воздух приподнимают — и так уверенно, будто не раз приходилось всяких студентов в воздух вздёргивать. Пижон ногами не сучит только потому, что боится шлёпнуться и запачкать пальто, а ещё — уронить сумку; висит тише воды, ниже травы, терпеливо ждёт объяснений.

— Кто мы — значения не имеет, — усмехаются в одно ухо.

— А вот что нам нужно — другой вопрос.

«И что вам нужно?» — хочет спросить Пижон; но поясняют и без этого:

— А нужен нам пирог — и не абы какой, а с курицей!

— И посвежее: двухдневная дрянь нам не сойдёт!

— Так что, будь добр, постарайся его принести.

— А не то роль пирога придётся отыгрывать тебе.

«Ещё чего!» — возмущённо сопит Пижон, а у самого ноги слабеют. Если сейчас на землю опустят — шлёпнется ведь, не устоит; и прощай, белое пальто...

Найти пирог с курицей — не такая уж сложная задача; но ведь они могли бы и сами за ним сходить, а не посылать какого-то пойманного студента. Или им так важно, чтобы пирог принёс кто-то другой? И роль пирога придётся отыгрывать всё равно?..

— Может, вам денег дать? — неуверенно предлагает Пижон. — Купите себе что хотите.

А сам старательно вертит головой; но держащие за плечи хорошо маскируются, сливаются с темнотой переулка — ничегошеньки не видно. Но говорят хотя бы по-человечески; может, просто особо наглые люди, может, получится с ними договориться, может, никто не сожрёт...

А мало ли страшных тварей умеет по-человечески говорить? Когда в городе живёшь — невольно приспособишься на его жителя походить...

— Не-ет, — радостно скалятся в оба уха, — ты принесёшь нам пирог — и точка. И поторопись, мы не собираемся до завтрашнего дня тебя ждать!

Хватка чуть ослабляется, ноги наконец касаются земли, и Пижон собирает всю силу воли, чтобы устоять, не шлёпнуться, не запачкаться. Куда уж думать о немедленном побеге; да и за плечи всё ещё держат, будто инструктаж не закончился или пара-тройка угроз в запасе осталась.

— Веселей, веселей, ног своих не жалей! — быстро и жёстко шепчут в оба уха. И выталкивают наконец из тёмного переулка в прекрасный солнечный свет, надо же, думал, уже никогда в лучах не погреется...

Пижон, едва не оступившись, возмущённо фыркает и отряхивается. Нашли себе курьера — или почтальона, или золотую рыбку, чтобы на посылках быть! Делать ему нечего — бежать в магазин и разыскивать там пирог с курицей!

Но из темноты переулка блестят зубы — целых шестьдесят четыре штуки! И даже преподавательское «Иди в деканат и пиши объяснительную!» кажется колыбельной, век бы слушать да слушать, а не топтаться тут в попытках унять дрожь в пальцах и коленях.

«А с чего я вообще должен им что-то приносить? — злится на самого себя Пижон, поправляя сумку. — Уйду якобы в магазин, а сам драпану в университет — и пускай хоть по всему городу ищут!»

Не оглядываясь на переулок, Пижон заставляет наконец дрожащие ноги сделать пару шагов; постепенно ускоряется, переходит на бег и припускает по сухой обочине, чтобы не забрызгаться — хотя даже испачканное пальто сейчас кажется меньшим из бед.

Краем глаза чудится, что вдоль домов ползёт чёрная-чёрная тень. Но это же край глаза — чего им только ни увидишь...

***

Университет будто вымер — оно и неудивительно, пара началась пять минут назад, а тут все до того дисциплинированные... Пижон на бегу снимает пальто, пихает в рукав лёгкий синий шарф. Сдать бы в гардероб, чтобы не таскать за собой по всем аудиториям, — но это в перерыве, сейчас нет ни единой свободной секундочки!

А ведь если отправят писать объяснительную, эта самая секундочка как раз и появится. Может, не так уж плохо всё складывается?

Взлетев на четвёртый этаж, Пижон прислоняется к стене — отдышаться; по привычке бросает взгляд на нижние пролёты...

Погодите, ему кажется — или там идёт преподаватель, с которым как раз сейчас пара? И портфель в руке несёт, то есть даже не заходил в аудиторию, хотя пара началась, ну вот же, часы не могут врать, не испортились же за какие-то несчастные сутки.

Преподаватель даже не спешит особо, так что времени отдышаться ещё навалом, но Пижон не поэтому не сводит с него глаз. Тревога зудит где-то в кончиках пальцев, в висках, даже в низу живота; или это просто волнение отступает, потому что опоздания нет и не будет, объяснительную тоже никто писать не пошлёт?

И пахнет — снова холодной улицей и приближением ночи, так что волосы на затылке дыбом встают...

Всё происходит за долю секунды: с длинных перил на преподавателя бросается чёрная-чёрная тень — и преподаватель исчезает. Не падает, не скатывается с лестницы, не переваливается через эти самые перила в пустоту — просто пропадает, точно и не поднимался по этой лестнице. А чёрная-чёрная тень разрастается, занимая собой пару-тройку ступеней, — и ползёт выше.

Пижон, сглотнув, вцепляется в пальто и, спотыкаясь, бежит к аудитории.

Аудитория негромко гудит; замолкает на мгновение, когда Пижон открывает дверь, но тут же продолжает разговоры. Потому что преподавательский стол — пуст.

«Мне показалось, — внутренне дрожит Пижон, пробираясь на своё место. — Мне просто показалось, я его не видел, он приболел или сейчас придёт, никакой чёрной тени не было...»

И двоих из переулка тоже не было? И просьбы — приказа! — притащить им пирог... Да что за ерунда, ну не могла же его какая-то чёрная тень подкараулить в переулке, а потом ещё и двинуться следом до самого университета; и... и сожрать преподавателя?.. Глупости какие! Надо больше спать и поменьше таращиться в телефон: говорят, он нервы только так убивает.

Пижон тихо устраивается на стуле, не выпуская из рук пальто, не вытаскивая тетрадь, — и ждёт. В глубине души он знает — осознаёт со всем сковывающим ужасом: преподаватель не перешагнёт порог аудитории, через пятнадцать минут вся группа сбежит. А там, снаружи... Неужели там подкарауливает чёрная тень?

Чтобы отвлечься, Пижон вытаскивает из сумки влажные салфетки и принимается оттирать пятна с пальто, затем с джинсов, с ботинок... Но чудится, что запах ледяной осенней ночи просачивается сквозь щель под дверью, вьётся у самого лица, щекочет нос: эй, чувствуешь, боишься, дрожишь? Я здесь, мы — здесь; и как бы ты ни бегал...

Тряхнув головой, Пижон сжимает в кулаки трясущиеся пальцы и принимается считать: вдох-два-три-четыре, пауза-два-три-четыре, выдох-два-три-четыре... Никогда не помогало, но, может, количество наконец перейдёт в качество?

Влажная салфетка падает на пол; но если Пижон сейчас наклонится — так и останется сидеть под столом.

Дверь в аудиторию открывается только для того, чтобы выпустить группу, обрадованную внезапным окном. Пижон выходит последним, оглядывается по сторонам, стискивает пальто. Коридор как коридор, бояться тут определённо нечего; и даже на лестнице никаких чёрных теней не наблюдается. Может, и правда заболел преподаватель, тем более по стране ходит какой-то страшный вирус; а остальное всё почудилось, с кем не бывает, не выспался — вот и видит сны наяву...

Облегчённо выдохнув, Пижон устраивает пальто на сгибе локтя и направляется в буфет — чаю попить для успокоения дурных нервов, а то так можно и до конца учебного дня не дожить, шарахаясь от всего подряд; а впереди целых три пары, на которых надо быть кровь из носу — если и тамошние преподаватели не заболели.

«Заболел, — напоминает себе Пижон. — Тот преподаватель всего лишь заболел, ведь никакой чёрной тени не суще...»

Стоит завернуть за угол — и тут хоть стой, хоть падай, хоть глаза протирай и кусай пальцы. Чёрная-чёрная тень проглатывает одногруппника — или не проглатывает, а просто стирает из этой реальности, — негромко смеётся, так что мурашки пробегают от пяток до затылка, и угрожающе надвигается огромной чёрной стеной поперёк коридора; и лампочки, по закону жанра, гаснут одна за другой.

Сначала Пижон трусливо порывается скрыться в ближайшем туалете, запереться там и дрожать, пока тень не уйдёт — или пока не выломает дверь и не сожрёт его вслед за остальными. Но инстинкт самосохранения толкает к лестнице; и он спешит вниз, потому что внизу, пробежав через весь этаж, можно перейти в другой корпус. А там, глядишь, и спасётся.

Если до этого чёрную тень можно было списать на обман зрения, то теперь хоть краем глаза смотри, хоть оборачивайся на бегу — вот она, ползёт следом. Ни на что не похожа: ни на человека, ни на зверя какого — тень и тень. Смех только уж очень знакомый; таким смехом скалились в уши два наглых типа в переулке. Неужели?..

«Надо было купить дурацкий пирог, — стискивает зубы Пижон, чудом не поскальзываясь на кафельных плитках. — Почему я поленился, почему не зашёл в магазин, почему... Да если бы я только знал о последствиях!..»

С университетом он знаком буквально месяц, переходы между корпусами не все успел изучить — и это, конечно, сыграет свою злую шутку, по всем законам жанра должно сыграть. Вот сейчас он завернёт за угол — а там тупик; а если не за этим углом — вот за тем точно...

И ночь дышит льдом прямо в лицо.

Злую шутку играет совсем не скудное знание коридоров — а то, за что прозвали Пижоном. Потому что когда пальто неосторожно падает из рук — Пижон, конечно, останавливается, возвращается за ним двумя быстрыми скачками, подхватывает... И понимает: поздно. Лампочки гаснут над головой, дышать становится труднее и чёрная-чёрная тень обступает со всех сторон. Это его сейчас сожрут, да?

— Что вам нужно? — выкрикивает Пижон, поднявшись с пола и встряхнув пальто, сияющее белым даже в объятиях чёрной тени.

Чёрная-чёрная тень с тихим шорохом становится двумя человеческими фигурами в одинаковых чёрных пальто, с одинаковыми горящими глазами и блестящими зубами. И запах — чем они ближе, тем сильнее сводит холодом и ужасом переносицу.

— Ты сам прекрасно знаешь, что нам нужно, — ухмыляется первая фигура.

— Мы велели тебе принести пирог — и посмотри, что ты натворил! — вторая обводит рукой пространство вокруг, где не звучит ничей голос и даже звука одиноких шагов не слыхать.

Интересно, скольких успела сожрать чёрная тень, пока добиралась до него? Или, м-может, все просто сидят на парах?..

— И мы предупрежда-али, — тянет первая фигура, — что роль пирога в таком случае будешь отыгрывать ты.

— И не говори, что не был готов, — пожимает плечами вторая.

Глаза их вспыхивают яркими фонарями, зубы блестят так, словно сделаны из металла; и обе чёрные фигуры медленно оттесняют от лестницы и второго коридора, и ухмылки на их лицах растягиваются шире и шире. Пижон отступает к подоконнику — не столько опасаясь, сколько стараясь выиграть время и лихорадочно перебирая все возможные варианты.

Пирог с курицей им нужен, так? Но даже если в буфете он есть — не успеет сбегать, сцапают раньше, чем два шага шагнёт. И откуда прикажете его доставать?

Где за три секунды найти свежий пирог с курицей? А если...

Выхватить лекционную тетрадь (всё равно уже не пригодится, если ничего не получится!), вытащить ручку; черкнуть размашисто на чистом листе: «Пирог с курицей (свежий)», — выдрать этот самый лист и пихнуть под носы чёрным фигурам:

— Вот ваш пирог! Подавитесь, пожалуйста!

Чёрные фигуры, как по команде, замирают; одна восклицает себе под нос: «Слова, надо же!» — вторая негромко аплодирует. Глаза-фонари гаснут, да и зубы становятся обыкновенными человеческими зубами; и от чёрных пальто больше не веет потусторонним ужасом полярной ночи. Напротив стоят уже не чёрные фигуры — два обыкновенных человека, похожих как две капли воды.

— А мы всё ждали, когда же ты продемонстрируешь свои способности, — мягко улыбается первый человек.

— К-какие способности? — бормочет Пижон; выпускает из ослабевших пальцев тетрадку и ручку, и последняя, кажется, укатывается куда-то в сторону лестницы. — А... а л-люди?.. — язык едва ворочается во рту, слова приходится буквально силой выпихивать.

— Насчёт людей не беспокойся. — Второй человек щёлкает пальцами, и лампы в коридоре снова загораются, а где-то этажом ниже слышится гомон голосов. — Небольшая иллюзия для пущего эффекта.

Ноги у Пижона не выдерживают, и он шлёпается на колени, роняя сумку; прижимает к груди пальто, хлопает глазами. Какие способности? Какие иллюзии? Пару секунд назад эти... эти гонялись за ним по всему университету — а теперь стоят и улыбаются, будто ничего не было...

Или и правда ничего не было? Все живы и целы, он ни в чём не виноват?

Вслед за ногами не выдерживают нервы: по щекам скатываются слёзы. Пижон утыкается в пальто, старается потише хлюпать носом — но оба человека опускаются рядом, сжимают плечи и ласково шепчут:

— Не стесняйся, не держи в себе. Ты прав, мы переборщили, не стоило так пугать; но главное-то, что всё получилось!..

Что бы там у них ни получилось — Пижон благодарен за внезапное понимание; и позволяет себе расплакаться в голос, благо по этому этажу студенты почти не ходят.

Оба человека осторожно гладят плечи, которые только с час назад сжимали железной хваткой, заправляют волосы за уши, которые обжигали дыханием. Что из этого было на самом деле, а что — нет? И... и какие он там способности продемонстрировал? Просто написал на листочке пару слов?..

Пижон вытирает щёки и посмеивается, то и дело всхлипывая:

— Не думал... что когда-нибудь... буду плакать от нервов...

— Всё бывает в первый раз, — утешает первый человек. А второй предлагает:

— Может, пойдём посидим где-нибудь? Заодно ответим на твои вопросы — у тебя их наверняка целая куча.

— Можно заодно и пирог какой-нибудь взять, — хитро улыбается первый. — Только не с курицей.

— И не воплощённый из слов, а обычный, материальный, — фыркает второй; и оба глядят на Пижона: как тебе идея?

То ли беготня по коридорам так выжала, то ли нервы совсем измотались — Пижон чувствует себя половой тряпкой, уж точно не способной отсидеть ещё три пары. И пирогом откуда-то соблазнительно пахнет, и слюна собирается при мысли о чашке горячего чая...

— Давайте, — кивает Пижон; хочет подняться, но первый человек с лёгкостью вздёргивает на ноги, а второй прячет в сумку тетрадку и ручку.

Сжав плечи, они даже не ведут — несут к лестнице, ноги едва шаркают по полу. Пижон позволяет себе обмякнуть, даже не пытается самостоятельно шагать, только оборачивается — убедиться, что ничего не забыл...

На подоконнике остывает пирог — самый настоящий, дымящийся, без тарелки разве что.

Наверняка — с курицей.