— Варить манную кашу, — с важным видом заявляет Йоль, — это целое искусство! Вначале — правильный настрой: нельзя подойти, вытащить продукты и с бухты-барахты начать кашеварить. Надо воззвать к маннокашевым богам и попросить их благословения для такого невероятно важного дела.

Видимо, из уважения к богам, Йоль опускается на колени, простирает руки к небу (в нашем случае потолку) и восклицает:
— О великие маннокашевые боги! Позвольте мне, ничтожному созданию, рискнуть уподобиться вам в вашем искусстве приготовления чудесной, потрясающей, восхитительной манной каши! Я не посмею посягнуть на вашу славу, которая разнеслась по всем мирам всех Вселенных, я приготовлю всего лишь маленькую порцию, только для себя, и съем её, не уходя с этой кухни!

Маннокашевые боги не отвечают, и попробуй разберись, обижены они до глубины души, восхищены до потери речи или вовсе ничего не услышали. Йоль поднимается с колен, чешет затылок и, подумав, широко улыбается:
— Не очень складно, но приблизительно так; думаю, после стольких похвал боги не устоят, а это значит, можно готовить. Но — брать только металлическую посуду и непременно сполоснутую холодной водой, иначе всё пригорит и просьбы окажутся напрасными.

Когда алюминиевый ковш с длинной ручкой занимает своё место на плите, Йоль продолжает:
— Доставать продукты надо именно в таком порядке, в каком они смешиваются, то есть молоко, манная крупа и соль-сахар, ни в коем случае не перепутать, не выставить раньше. Молока — один стакан, разумеется, холодного, иначе получатся комочки, а комочки — это исключительно на любителя. Дальше — манная крупа, две столовых ложки без горки, хотя тут, конечно, тоже на любителя: кто-то погуще предпочитает, кто-то пожиже, а это — среднее будет. Соль и сахар — по вкусу, первой — щепотку, второго — примерно столовую ложку, смотря с чем есть собираешься; а поскольку у нас в холодильнике стоит апельсиновое варенье, можно и чайной обойтись. А дальше — разгул фантазии: сыпь корицу, кроши печенье, добавляй то, что взбредёт в голову. Я ничего из этого не пробовал, поэтому за результат не отвечаю, однако никто не запрещает поЕкспериментировать. После этого — перемешать и на огонь.

Спичка, коробок, поворот выключателя — под ковшом вспыхивает горелка. Йоль щурится на пламя и кивает:
— Теперь начинается самое муторное: закипятить, не переставая помешивать, иначе, как ты знаешь, пригорит, будут комочки и прочая беда; потом варить, снова и снова помешивая, долгих пять минут, и ещё десять — дать настояться, будто мы какой-то отвар готовим, честное слово! Если хочешь, я могу посвистеть, чтобы было не так скучно, потому что темы для разговора у меня иссякли.

И, получив одобрительный кивок, Йоль принимается насвистывать какой-то весёлый и удивительно знакомый мотив. А может, это лишь кажется: «коллега, нот всего семь», и определённые их наборы всегда на слуху, всегда «я где-то это слышал».

Когда долгие двадцать минут: пять на закипание, пять на варение, десять на «постоять» — истекают и каша занимает место в тарелках, Йоль с не менее важным видом, чем в самом начале, повторяет:
— Как видишь, варить манную кашу — настоящее искусство, которое да-алеко не всем под силу.

Интересуюсь в ответ:
— Именно поэтому ты тут распинаешься, а я варю?
— Ну… да, — пожимает плечами Йоль и улыбается.