1 апреля - день смеха. Юмор не чужд и христианам. Это доказывает огромная популярность «баек» на церковные темы, собранных, например, в книгах «Мелочи архи-, прото- и просто иерейской жизни» Михаила Ардова или «Современный патерик» Майи Кучерской. И хотя сейчас идет Великий пост, мы решили опубликовать следующие ниже краткие истории. Их автор - замечательный библеист и переводчик Андрей Десницкий - публиковал в своем блоге на страницах «Живого журнала», поэтому местами в них встречается сленг, принятый в сетевых заметках.

ЖЖ египетской пустыни

Авва Симплициссим ушел в затвор и не желал видеть никого из братии. Но братия, премного скорбя об отшествии духовного своего отца, не покидала его келии, еженощно принося к ней записки с вопрошаниями и повествованиями, кои складывали иноки в корзинку с единым хлебцем, подаваемым авве через день в специальное окошко. Авва не оставлял братию своим попечением, знаменуя собственноручно на одних записках "жжош, аццкий сотона", а на других - "пеши исчо" (ибо авва был малограмотен от юности своея). И получившие первое начертание отходили, проливая слезы покаяния о своих прегрешениях, а получившие второе немедля приступали к подробной исповеди в письменном виде. И только единожды изменил авва своему обычаю, когда грозный ересиарх приступил к нему с искусительным вопросом. "Убей сибя апстену", - начертал прозорливец, и в момент получения записки смиренный ослик, на коем восседал ересиарх, понес его и шандарахнул о монастырскую стену, при чем ересиарх немедля испустил дух в немалом зловонии, а братия получила утешение и назидание.

Корзиночку, посредством коей передавались хлебцы и записки, нарекла братия авва-тарой, ибо была она поистине тарой для хлеба вещественного и такожде для хлеба духовного. И с тех пор повелось в этом монастыре, чтобы имел каждый монах свою неповторимую авва-тару, по коей и узнавала его остальная братия.

Форум египетской пустыни

Зная кроткий нрав аввы Симплициссима, братия избрала его модерархом. И вот однажды некий брат тяжко согрешил. Следующим утром братия в изумлении увидела, как авва Симплициссим выходит из своей кельи с двумя худыми корзинами в руках, полными песка, так что песок сыпался из каждой широкой струей. На той корзине, что одесную, было начертано "флуд", а на той, что ошую - "флейм".

- Куда идешь, авва? - спросила братия.

- Гряду банить грешника, - смиренно ответствовал авва.

- А сам-то?! - изумились монахи.

- Так я ж не за то, я за офф-топик! - разрешил их недоумения модерарх.

Модераторы египетской пустыни

Авва Симплициссим прослышал, что двое братий в обители впали во флуд. Каждый вечер после вечерней молитвы отправлялись они тайком во флудилище, и флудили там с флудниками и флудницами. А утром не возможно было их добудиться, потому как все молодые силы оставляли они во флудилище. Настоятель монастыря, узнав об этом, хотел было извергнуть братий. Но авва Симплициссим, известный своей кротостью, рассудил иначе.

- Сделай их модерархами флудилища, - посоветовал он настоятелю.

- Как же возможно сие, отче Симплициссиме, когда сами они осквернили флудом несказанным свои не в меру динамические айпишники?

- А вот увидишь, - изрек прозорливец и захихикал.

Настоятель монастыря доверился дару рассудительности аввы и назначил сих братий модерархами. И не стало у них больше времени для флуда, потому как бегали они денно и нощно по монастырю, заглядывая во все щели и прикладывая ушеса свои ко всем дверям. "Не флудите, да не флудимы будете!" - только и было слышно теперь от них. А сами они от флуда совершенно исцелились, ибо отныне сжигали их другие страсти - гнев, гордость, превозношение, самомнение, и далее по списку. Но сие уже не было флудом, ибо было слово их со властию. Вот только по утрам добудиться их было по-прежнему невозможно, ибо тяжел модерарший жезл до крайности, и не всякий может его понести.

Виртуалы египетской пустыни

От латынян истинное имя аввы Симплициссима было сокрыто ради невежества их и неустанных отпадений в еретичество. Знали латыняне авву под именем Виртуалия, и было сие так. Прибыл в ту обитель злочестивый папский легат Филиоквий, требуя, дабы подчинились ему монахи. Но авва Симплициссим увещеваниям легата не внял, ибо латыни сызмальства не был обучен, и в простоте своей двинул его в рыло. Немало подивившись стойкости и крепости духа аввы, коих не встречал он среди прочих монахов, тогда изрек легат разбитыми губами: "Vir tu alius!" (муж ты другой). Так и повелось, что называли с тех пор латыняне авву Virtualius, по-нашему, Виртуалием кликали. Авва, впрочем, не обижался.

Был в свите легата монах с далекого острова Иберния, и звали того монаха отец О'Харий, ибо лик у него был зело красен и обширен. С легатом Филиоквием было ему просто по пути, а происходил он из славного Вискинского аббатства и объезжал он христианские земли, записывая всякие удивительные истории. Простота аввы Симплициссима немало привлекала отца О'Хария, и остался он в том монастыре, предпочтя его блистательной свите злочестивого Филиоквия.

В ту пору авва Симплициссим, сокрушив длани свои о зубы злочестивого Филиоквия, и впал в уныние. По счастью, имел отец О'Харий с собой немалый запас зелья, производимого в родном его Вискинском аббатстве, и потчевал он им авву неустанно. Преодолено было и уныние, и языковой барьер. Только стали авве при потреблении зелья все чаще являться то зеленые бесы, то розовые элефанты. Бесов прогонял он усиленной молитвой, а элефантов, тоже бо твари, спасения алчущие, пас неустанно, наставляя во всякой премудрости и следя, как бы не забрел кто из них на монастырский огород и не учинил потравы. "Что это авва Симплициссим, белый-белый и весь горячий, бегает, кричит и руками машет?" - спрашивали, бывало, новоначальные. "Не мешай сему таинству, - ответствовали им умудренные, - то уже не авва Симплициссим, но Виртуалий, и пасет он свою виртуальную паству".

Так и повелось с тех пор в монастыре: впадет кто в уныние, отправляется пасти виртуалов. Кому сами они явятся, а кто и себе их выдумает, бо с иными собратьями ничего, кроме скорби и искушений, не обретешь - то ли дело виртуальная братия!

Языки египетской пустыни

У аввы Симплициссима был дар понимания языков. Не только человеческих, но и звериных, а возможно, и ангельских. Придет, бывало, к авве кот, и побеседуют они по душам, то кись-кись, то мур-мур, и полное бывало у них удовлетворение и взаимопонимание. А уж прохожан, которые стекались к авве изо всех провинций икумены (не путать с экуменистами - прим. составителя),и вовсе умел он утешить единым взглядом. Прольет, бывало, прохожанка горькие слезы на его епитрахиль, и расскажет ему о горькой своей судьбе то ли по-галльски, то ли по-готски, то ли и вовсе на языке диких северных венедов, а он только гладит ее по платочку да утешает по-своему, по-египетски: "ну, ничего, ничего, всё образуется". Она и уходит в полном озарении и восхищении.

И токмо иллирийское наречие, такожде рекомое албанским, упорно не давалось авве. Придет, бывало, к вратам обители страждущий иллириец, и нет человека, кто принял бы его, утешил, одарил советом. Так и уйдет иллириец, лопоча по-своему, по-иллирийски, неутешенным.

Однако же вышло таковое чудо. Пришел единожды к авве иллириец, и стал всячески искушать его словесами непонятными. То письмена потаёные "КГ/АМ" на стенах его кельи начертает, то бобровой шкуркой вдаль поманит. Не мог уразуметь авва такого обращения, и никто из братии не мог. Немалое смущение произвел тот иллириец в обители, и даже помышляла братия подарить ему грамматику родного египетского языка, дабы научился он выражаться по-человечески, только нигде не могли таковой сыскать, а сами за давностью лет в падежах уж неискусны были и склонениев твердо не помнили.

И вот однажды увидела братия, как вышел из келии иллириец в немалом смущении, и больше не приставал к братии с иллирийскими своими глупостями, да и вовсе оставил вскоре обитель.

- Неужто, отче, - спросили тогда авву Симплициссима, - превзошел ты иллирийское наречие?

- Да ведь по наитию разве что ему ответил, - не обинуясь, изрек авва.

- Что же то было за наитие? - удивилась братия.

- Так ведь как съездил ему раза, аки злокозненному Арию, он и меня и понял без слов, и на все свои вопросы ответ враз получил, - ответствовал авва в простоте.

И братия немедля прославила авву, иллирийского языкознатца и душеведа. Не в словах бо суть вещей обретается, а в чем ином, и блажен, кто вовремя сумеет дать верный ответ вопрошающему.

Капуста египетской пустыни

Авва Симплициссим очень любил капусту. И сажать любил, и поливать, и пропалывать, и урожай собирать. А пуще того любил он капусту квасить. Так, бывало, запрется в своей келье, и квасит, и квасит, и квасит день за днем - аж хруст по всей обители стоит. Зато и утешение братии было от того квашенья немалое. Н в том даже дело, что братия потом квашенную капусту ела, а в том, что пока авва кочны капустные рубил, оставлял он на время в покое головы самой братии.

Ибо авва был к немощам человеческим снисходительным, и в одном только не терпел икономии, на сторону акривии склоняясь: чтобы в человеке всё было по-нашему, по-египетски: и лицо, и одежда, и мысли. А уж поскольку в душу заглянуть не всякому провидцу дано, то встречал он братию по одежде, да строго проверял знание египетского вокабуляра: вовремя ли артикль "благословите" вставляют. Но с братией было ему сплошное огорчение, то ли дело с капустой! Вот и любил он ее, сердешную, ибо ничего неегипетского в ней не обреталось, и ровная она вся росла, как на подбор.

Однажды, впрочем, злочестивый папский легат Филиоквий со своими подручными прокрался тайком на монастырский огород и заменил всю египетскую капусту на брюссельскую, где на каждом листике штрих-код был в Брюсселе проставлен, печать антихристова. Зело смутилась братия, но авва, на Филиоквия осерчав, собрал урожай, как ни в чем не бывало, да и заквасил его в водах Чермного моря, семь раз оные воды сливая, пока всю брюссельщину со штрихкодами из капусты да не выквасил. И стала она настоящей египетской, да на каждом листике теперь значилось: "заквашено по благословению отца-игумна". А братия прославила авву-чудотворца.

Фараоны египетской пустыни

Был у аввы Симплициссима друг в соседней ливийской пустыне, авва Филодем, и приезжал он его навестить в египетский скит. Похрустывали они египетской капусткой, на сладкое ливийскими финиками утешались, и вели беседы о жизни. Но однажды прибыл Филодем в страшном возбуждении и стал жаловаться Симплициссиму на египетского не то фараона, не то птолемея: мол, выступит он скоро в поход, чтобы к своей египетской пустыне присоединить ливийскую, и придется Филодему лечь со всей братией под колеса фараоновых колесниц на широком ливийском шляху. "Какие такие колесницы, - ответствовал Симплициссим, - не зрю их нигде!" "В том-то и есть сугубое фараоново коварство, - сказал ему Филодем, - ибо скрыты они в песке до времени, а ты, простец, и не ведаешь о том!"

Авва Симплициссим вообще мало о чем ведал, и эту особенность свою смиренно сознавая, позвал братию, чтобы спросить, какой фараон не то птолемей у них на дворе. И был среди братии некто Архонтократ, утверждавший, что наш египетский фараон всем птолемеям птолемей, и что даже главного заморского кесаря оставляет он в дураках на раз, сказав ему единое меткое слово, и что надлежит оного фараона превратить в живую мумию на троне, чтобы не сходить ему с него вовек, и чтобы поклоняться мощам его было посподручнее. Но тут выступил брат Диссонанс, и рек, что фараона нашего давно пора сдать в пирамиду, а поставить демократически избранного птолемея, как во всем эллинистическом человечестве, и будет всем великое счастье и братии немалое утешение, да и с заморским кесарем замирение выйдет, даром что умом оный скуден до зела. Прочая же братия суждений своих не имела и слезно умоляла Архонтократа с Диссонансом говорить токмо о капусте, а колесниц фараонитских никако же касаться.

Выслушал их авва, и рек так: "А вы подеритесь!" Повелел он запереть Архонтократа с Диссонансом и Филодемом во единой келии на три дня и три нощи. И как готовы были все трое принять за правое дело муку лютую, то могли они братски удовлетворить желания друг друга, замучав ближнего своего до желанной ему степени. Только не знала братия, что припас прозорливый авва для сих троих в келии, и немало опасалась смертоубийства. Однако, когда открыли через три дня келию, обрели сих троих не расквашенными ликами сияющих, но квашенной симплициссимовой капусты вкушающих, и песни ливийские и египетские купно распевающих на три голоса.

И получила братия немалое утешение и назидание, и фараона более не поминала, кроме как в первом ирмосе канона.

Помидоры египетской пустыни

Была в обители аввы Симплициссима великая пря о помидорах, также глаголемых томатах, паским легатом Филиоквием в обитель завезенных. Были среди братии помидоропоклонники, ценившие сей плод земной за круглоту, красноту и приятность вкуса, и немалую часть монастырских грядок они вконец опомидорили. Но нашлись и иные братия, помидороборцы, которые, справившись в монастырской библиотеке, уразумели, что никак у отцов помидоры не упоминаются, и что завезены они из злочестивой Америки лет этак на тысячу позднее, а посему разведению в египетской пустыне не подлежат яко еретический анахронизм. Кто же помидора вкусит, тот пал и образа ангельского сподобится не может, ибо кто из отцов когда видел ангела с помидорами?

Особенно усердствовал один молодой монах, проводивший дни и ночи в библиотеке в поисках противопомидорных цитат из отцов. Если не находилось противопомидорных, брал он трактаты в защиту огурцов и капусты, и цитировал их часами, рассуждая, что истинная любовь у огурцам исключает всякое употребление помидоров. На что возражали ему иные из братии зело подробно и внушительно, посылая в него помидор за помидором, дабы была у него возможность оценить их вкус. Да и он в долгу не оставался. И так велика была эта пря, что несчетное число помидоров было потрачено на богословские дебаты, и наконец настоятелю надоело отскребать помидорные шкурки от физиономий братии, а саму братию - от стен обители.

- Что делать, авва? - спросил настоятель, - запретить ли помидоры, или ввести повсеместно? Ничего бо в сих спорах не разумею, и цитатами бросаться не навык от юности своея.

- А и пусть их помидорствуют, - ответил авва, - слышал ли про боевые искусства злочестивых буддопоклонников Шаолиня? Вот и у нас боевые монахи будут. Будут бросаться цитатами, что твои ниндзи, и жонглировать ими же, что твои александрийские акробаты. Ничего бо нет хуже противопомидорной борьбы, разве что борьба с помидороборцами.

- Что ж в той помидорной пре доброго? - вопрошал настоятель.

- Вот пока они этим делом занимаются, - ответствовал авва, - не покушаются они на духовную жизнь, полную опасностей и трудов, и в простоте своей, как знать, не спасутся ли вернее? А нам принеси-ка, отче, капустки, и поквасим мы ее в полном мире и безцитатности.

- И то верно, - согласился настоятель и принес капустки. И квасили они ее долго и счастливо.

Классификаторы египетской пустыни

Как-то братия в обители аввы Симплициссима увлеклась игрой в египетские фанты. Игра же сия была такова: водящий, коего избирали за строгость монашеской жизни, а при отсутствии таковой, за строгость суждений, монашескую жизнь заменяющих, накладывал на глаза и уши повязку, дабы не видеть и не слышать ему ничесоже. Другой же водящий из числа братии незримо для первого указывал перстом на кого из братии, и тотчас ставил ему первый водящий духовный диагноз:

- Гордынька тебя заела!

- Молишься мало и постишься!

- Всё высокомудрствуешь, нет, чтобы смиряться!

И так удивительно выходило, что к кому ни приложат сей диагноз, неизменно выходил он верным. И про гордыньку, и про смиреньице такожде. Только разбегаться стала от этой игры братия, не в силах выносить обличений. Тогда придумали двое водящих играть на расстоянии. И вот один из них берет хартию, писанную кем из внешних, или же фаюмского письма портрет, его изображающий, а другой, не глядя, пророчески вещает:

- Нецерковно рукописание сие, гореть ему огнем неугасимым!

- Возгордися автор, ничесо же в сицевых не разумея!

- Многими и лютыми обуян страстьми от юности своея!

Но больше всего, конечно, опять про гордыньку да смиреньице выходило. И так увлеклись сей игрой монахи, что не стало им хватать хартий да портретов современников, перешли они на мумии да свитки папирусные из времен Древнего Царства, а порой даже и додинастический, бесписьменный период затрагивали.

Так и продолжалась бы сия игра, если бы не зашел к сим монахам в келию авва Симплициссим, как раз, когда один из братий держал в руке портрет Рамзеса не то Тутмоса, с номером за ненадобностью давно утерянным.

- Эка превознесся, лицемер, сатанинского исполнен злочиния!

Авва Симплициссим же, игры не разумея, принял все на свой счет и остолбенел, купно со зрячим братом. Незрячий же, с завязанными глазами, думая, что портрету безмолвному глаголет, продолжил обличение свое:

- Неегипетской он, чую, духовности, ересиаршит себе и в ус не дует!

- И куда смотрители смотрят, допуская таковое нечестие?

Но тут авву чудесным образом столбняк оставил, и он, схватив свой посох, стал охаживать одного брата купно с другим, рассуждая заодно о гордыньке и смиреньице:

- Это кто тут превознесся? Кто ересиаршит? У кого злочиние-нечестие?

И доколе не смирил сих братий до зела, посох об них совершенно не обломав, поучал их духовными наставлениями, не утомляясь.

С тех пор остерегалась братия в фанты египетские играть. Тутмос Тутмосом, и Рамзес Рамзесом, а что как Симплициссим опять придет да и всем вломит?

Игры египетской пустыни

Однажды в обитель аввы Симплициссима явился злочестивый папский легат Филиоквий, желавиший отведать знаменитой симплициссимовой капусты. Авва, не долго думая, кинул в него кочном и сурово заметил:

- А все ж таки духовность наша египетская не то, что филиоквиево злочестие!

Но легат, ловко поймав капустный снаряд, метнул его обратно в авву, присовокупив словесно:

- А все ж фарисеям вы уподобились: хорошо, дескать, что не так мы злочестивы, как этот злочестивый легат!

Но авва, словив кочан, отправил его обратно, возразив легату:

- А все ж не осуждаем фарисейски тех, кто осуждает злочестие!

Но и легат снова не сплоховал, кидая кочан обратно:

- А все ж и мы братски любим и не осуждаем тех, кто осуждает осуждающих злочестие!

Авва чуть не выронил кочан на сей раз, но все ж изловчился и метнул его обратно другой рукой:

- А вы простите и благословите нас, многогрешных фарисеев!

Но легат загасил и этот удар:

- Нет, это вы нас простите и благословите, ибо мы вас много грешнее и фарисеистей!

И долго так перебрасывались они кочном, состязуясь в словесном благочестии, так, что никто не хотел уступать другому, а кочан летал между ними всё скорее и скорее. И вот уже не осталось им времени говорить полновесные слова, и Филиоквий выкрикивал только: "ПИНГ!" (что означало "прости, искусниче, нас, грешных"), а Симплициссим отвечал ему: "ПОНГ!" (сиречь, "помилуй, отче, негодных гордецов", а может, иначе расшифровывалась последняя буква, ибо авва крепок был в выражениях от юности своея и александрийских Мусейонов не заканчивал).

- Пинг!

- Понг!

Братия же получила при сем немалое назидание, и впредь кочнами без покаянных слов уже не бросалась.

Прим. публикатора: игра, ныне называемая пинг-понгом, появилась в наш апостасийный и постмодернистский век, когда под давлением евробюрократии полноценная египетская капуста была заменена мелкой брюссельской, а затем, в преддверии последних времен, и вовсе стала изготавливаться из целлулоида. Надо ли уточнять, что покаянный настрой совершенно несовместим с шенгенским целлулоидом?!

Ученики египетской пустыни

Был у аввы Симплициссима верный последователь и ученик по имени Пассионарий, и не было среди братии человека, более преданного Симплициссиму, и никто не работал усерднее его на симсплициссимовых капустных грядках: утром пропалывал он их, в обед поливал мутной нильской водой, вечером собирал созревшие кочны в большие корзины, и даже ночью не отходил от них далеко, охраняя от потравы. Питался он одной капустой, и стоило приблизиться к нему кому-то из братии, как начинал он проповедовать о пользе симплициссимовой капусты, о ее всемирно-историческом значении, о тысячелетнем капустном царстве и о тщете прочих овощей.

И вот однажды настоятель монастыря отправил брата Пассионария в соседнюю обитель, ибо был у них обычай посылать друг другу подарки к празднику. Рассудил настоятель, что никто не донес бы капустные кочны бережнее и нежнее Пассионария, и так оно и оказалось. Вернулся Пассионарий, вопреки обыкновению, через три дня и вез он в своих корзинах морковку.

- Что с тобой, брате, и где ты задержался? - вопросил его настоятель, - уж не случилось ли с тобой падения?

- Напротив, отче, - ответил ему послушник, - я открыл истину, и она в моркови!

- И сей овощ полезен до зела, - смиренно ответствовал настоятель, - и рад я видеть ответные дары, но отчего же ты зовешь морковку истиной?

- Ибо она и есть такова! - ответил послушник, и голос его на глазах крепчал и бронзовел, - и я надеюсь, отче, что немедленно мы избавимся от зловредной капусты и засадим наши гряды истинной и непреложной морковью!

- Но как же так? - удивился настоятель, - вспомни, как сладко сам ты хрустел кочерыжкой!

- Я был в прелести! - пророкотал громовой голос Пассионария, - а ныне покаялся в прахе и пепле, и вот уже третий день, как не вкушаю я ничего, кроме моркови! Несу вам свет морквоведения и каротиноподобия, подать мне тотчас сюда негодного Симплициссима с его нечестивой капустой!!!

- В качестве гарнира? - удивился настоятель, и долго еще увещевал Пассионария разными словами и садовыми инструментами.

Но всё было тщетно, и какой инструмент ни прикладывал настоятель к спине послушника, тот вопил только о моркови, моркови и моркови. Авва же Симплициссим так и не вышел посмотреть на их диспут, занимаясь своими грядками, так что Пассионарий скоро покинул прежнюю свою обитель.

Пассионарий успешно прошел свое поприще, став за один год последовательно ипо-морквовеем, прото-морквовеем, архи-морквовеем и, наконец, гипер-супер-пупер-морквовеем, доктором морковных наук и админом одного хранилища папирусов на сельхозяйственные темы, из которого он немедленно исключил все упоминания о капусте. И все же, как наступает полнолуние, не находит он себе покоя, приходит к стенам прежней своей обители и швыряется в них отборной морковкой, страшно воя на луну.

- Отчего ты не поговоришь с Пассионарием? - спросила как-то братия авву Симплициссима.

- А чё мне с ним разговаривать? - удивился авва, - капусту выращивать я его научил, а дальше - его дело.

И продолжил пропалывать грядки.

Гламур египетской пустыни

Недалеко от аввы Симплициссима подвизалась в одной женской обители амма Макарония. И не было у сей благочестивой аммы большей заботы, как только чтобы жить ей с сестрами в самом настоящем египетском Египте по-египетски. Посему издавали матушки на привозной рисовой бумаге гламурный египетский папирус с красивыми египтянками на обложке (и чтобы обязательно анх висел на видном месте), проводили египетские конкурсы египетской красоты (но обязательно в платочках), так что только и слышно было в той обители: "вау! кууул! йессс!" - непереводимые речения на настоящем древнеегипетском языке.

И вот проходил как-то авва Симплициссим мимо той обители, и встретил он амму Макаронию, возращавушуюся не то из Гишпании, не то из Ибернии, не то даже с самого Дальнего Туле с конференции по объегипчиванию недоегипнутых египтян.

- Хай! - тотчас крикнула амма авве, беря свой анх наперевес, - ща проведу египтинг, деревенщина, и будешь ты у меня египтянин намба уан!

- Здравствуй, матушка, - смиренно ответствовал ей Симплициссим, - словес твоих не разумею, в книжной бо речи неискусен. Мне бы по-нашему, по-простому...

- Ох уж эти мне недоегипнутые, - засмеялась амма, - всё-то им заниматься велосипедингом, когда давно уже весь мир знает, что...

- Я ж во всем-то мире не был, - возразил Симплициссим, но амма Макарония, не дослушав его, хватила его анхом по голове, что было сил.

И сломался анх, ибо был пластмассовым и китайским, челом же Симплициссим крепок был до зела. Так что побрел себе Симплициссим далее, амма же принуждена была вернуться в свою обитель и заказала себе в царстве главного заморского кесаря анх титановый с кевларовым покрытием, но поставщики с адресом напутали и заслали вожделенный анх не то в Мавританию, не то в Дакию, не то и вовсе в государство Буркина-Фасо, ибо Египет на мировой хартии не смогли отыскать, сколько ни старались. Да и в слове "анх" они на почте буквы перепутали, первую со второй. С тех пор стала амма Макарония странствующей проповедницей, несущей свет египетности своей по всему кругу земель даже до краев земли. И гласит предание, что не успокоится она, доколе не отыщет тот анх волшебный и не проведет им реегипетинг Симплициссима. А поскольку в поисках своих неустанных достигла она околосветовой скорости, то не можно узреть ее, кроме как в сети электронной, рекомой "интернет", к немалому утешению всей братии.

Находки египетской пустыни

Однажды авва Симплициссим, утомившись от квашения капусты, прилег отдохнуть. И случилось так, что место его отдыха вышло ровно посредине между его родной обителью и другой, соседней, с которой была у них давняя пря о моркови. И вот, Симплициссиму отдыхающу, узрели спину его мимоходящи два послушника, ибо лицом он лежал в землю и оставался ими неузнан. Послушников же звали Филолог и Силенций, и решили они, что тело принадлежит монаху из иной обители.

- Зри, брате, како до скотского облика отпадение от капусты и приражение моркови доводит, - изрек Филолог.

- Да уж, - согласился с ним Силенций.

- Не иначе, морковного сока опился сей несчастный, слепой пастырь незрячих овец! - продолжил Филолог, после чего подробно и многократно обличил его от Писания.

- Ноу комментс, - согласно ответствовал Силенций.

И тут прорезался голос самого Симплициссима. Разобрать его речений послушники не могли, ибо говорил авва невнятно, но голос показался им знакомым.

- Впрочем, подобен сей в разбойники на дороге Иерихонстей впавшему, - поколебавшись, уточнил Филолог, - и надлежит нам позаботиться о нем!

- Не будем его судить! - кратко ответил Силенций.

- Ибо сие не в нашей власти, выносить суд человекам, и кто из нас без греха, пусть бросит в него камень, - подхватил Филолог, после чего долго и со вкусом читал на память из Писания.

- А то! - согласился Силенций.

После сего послушники решили перевернуть авву, и узрев его лик, немало устрашились, ибо оба они находились у него в подчинении.

- Наш авва, - немедля изрек Филолог, - хоть и зде лежащий, но повсюду...

- ...наш, капустный! - радостно подхватил Силенций, - и не еретик, и противоестественных грехов чужд!

- А что естественных - так на то оно и естество! - радостно добавил Филолог, - греху удобопреклонное и павшее!

- Зато кается как наш авва душевно! - возликовал Силенций, - аж самому, на него глядя, хочется!

И с многим ликованием подхватили они своего авву и потащили в обитель, говоря немало иных правильных словес. Путь был неблизок и день был в разгаре, так что скоро заплелся язык Филолога и увяли уши Силенция, но несли они его без устали, и такожде без устали оправдывали от Писания и от Предания, потому как неровен час пробудится от сна Симплициссим да и помянет послушникам их аргументацию. Так и получили сии двое по дороге от самих себя немалое назидание, а в келье Симплициссима припрятано им было и утешение - когда его донесли, разумеется.

Догонялки египетской пустыни

Авва Симплициссим любил просить прощение у братии. Выйдет, бывало, перед ней, и оземь поклонится:

- Простите меня, грешного!

Братия естественнейшим образом авву прощала, не уточняя, за что. И только однажды молодой послушник решил уточнить, что имеет в виду авва.

- Может быть, что оскорблял ты братию словом или действием? - подсказал ему послушник.

- Точно! - согласился авва, и тотчас пересказал послушнику все словеса, коими он кого оскорбил.

А потом, утомившись многоглаголанием, перешел и на действия.

- Прощаем, прощаем! - вопил послушник, убегая от него по капустным грядкам, но авва, быв конкретен до зела и не по летам резв, нагонял его и всякий раз приговаривал:

- А вот еще и за это простите! И так вот бывает! И вот эдак!

- Хорошо еще, - говорила друг другу братия, - не вопросил он его о помышлениях, не то разверзлись бы бездны, нашим умам вовсе неудобовразумительные.

Долго гонялся авва за послушником, а когда окончательно догнал его, обессиленного, то сказал только:

- Ну, извини.

- Значит ли, аваа, что впредь ты уже не станешь так поступать? - спросил его послушник, смирённый аввой до зела.

- А вот это как получится, - ответствовал ему авва, - но ежели насчет прощения, то это завсегда обращайтесь.

Публикуется с разрешения автора, взято на сайте http://orthodoxy.org.ua/uk/pravoslavniy_poglyad/2008/04/01/15233.html