Цитата сообщения sergey_64 Ландыши для любимых. Повесть. Окончание (гл. 6 - 8)

Начало: Ландыши для любимых. Главы 1-5

Глава 6.   Борис.

Борис уже давно заметил Аню. Ещё осенью он обратил внимание на невысокую, стройную девушку, всегда в одно и тоже время стоявшую на автобусной остановке. Он стал так подгадывать свои поездки, чтобы они максимально совпадали с её появлением.

  Он даже как-то изменил свой маршрут и терпел неудобства в переполненном автобусе. Вообще у Бориса была машина, но он обычно зимой не ездил и, как только ложился настоящий снег, ставил её в гараж до весны. А в тот год умышленно отказался от личного транспорта ещё до снега. Ему доставляло удовольствие видеть эту девушку и по возможности не один раз в день. Жил он в районе новостроек, в довольно обширной квартире вместе с отцом, не старым ещё человеком, а в Анином районе у него была маленькая, однокомнатная квартирка, доставшаяся ему от бабушки. Там Борис не жил и держал её в качестве временного убежища для себя и своих друзей, в случае острой надобности, а такие надобности периодически возникали, так как ни он, ни его друзья, аскетами небыли.

Квартирку эту Борис очень любил и за её расположение, и как память о бабушке Анастасии, о которой он вспоминал тем чаще, чем старше становился сам. Ничем таким особенным бабушка Анастасия не отличалась, разве что умела гадать на каких-то непонятных картах со странными картинками, позже Борис узнал, что это карты TARO, и очень часто её предсказания сбывались. В детстве Борису нравилось их рассматривать. Ему в руки бабушка карты не давала, показывала сама и говорила, что они помогают ей узнать о человеке, что у него было, что будет и ещё много такого, что маленький Боря тогда не понял. Когда бабушка Анастасия умерла и её квартира, со всем, что в ней было, досталась Борису, тогда ещё студенту, он долго искал эти необычные карты, но они как сквозь землю провалились. Бабушка ими очень дорожила и отдать их никому не могла, тем не менее этих замечательных карт нигде не было.

Ещё у бабушки был большой хрустальный шар в котором, если поставить за ним горящую свечу, были видны колеблющиеся и как бы расходящиеся кругами и мерцающие, как звёздочки, блёстки. Шар этот и теперь стоял на большом, старинном письменном столе, за которым работал ещё дед Бориса, бывший корректором в местном издательстве. Бабушка рассказывала, что познакомилась она со своим будущим мужем при весьма примечательных обстоятельствах…

… Как-то раз в сочельник, гадала бабушка Анастасия, тогда просто молоденькая девушка Настя, на зеркалах. Гадала, как учила ещё старая её бабка, на суженого. Поставила два зеркала, одно напротив другого, а между ними зажжённую свечу и вглядываясь в образованный бесчисленными отражениями коридор, со множеством свечей, бормотала, - Суженый, ряженый - появись, суженый, ряженый - объявись…

  Бормотала она, бормотала, как вдруг то ли на самом деле, то ли уже от усталости в глазах рябить начало, а только показалось ей, как в туманной глубине зеркал образовалась лестница с ковром и ковёр тот притянут к ступеням прутьями с золочёными шишечками на концах. И видит онемевшая от страха Настенька, как спускаются по лестнице сапоги, до блеска начищенные и на левую ногу чуть прихрамывают, а из левого голенища совсем чуть-чуть выглядывает ушко сапожное. Не дышит от страха Настенька. И вот уже и штаны в мелкий рубчик видны, в сапоги заправленные и пиджак появился, рука в пиджачном кармане, вот-вот лицо покажется… Как взвизгнет Настенька, как закричит, - Ой мамочки!!! - и вон из комнаты, на двор, да к подружке…

… Прошло почти два года. Уже семнадцать лет девице Анастасии и пошла она под новый год в Народный дом, елок тогда не ставили, считали пережитком, но наступление нового года отмечали. Входит она в вестибюль и видит лестницу с ковром, а ковер к ступеням прутьями притянут и как бы золочёные шишечки у них на концах. Вспомнила Настя давнишнее своё гадание и не по себе ей сделалось. Как вдруг видит, спускается по лестнице парень молодой в сапогах начищенных, так и сверкают сапоги, и глазом весёлым на Настю смотрит. Подходит ближе, на левую ногу чуть прихрамывает и Настю спрашивает:

- Что, красавица, смотришь, глаз не сводишь, иль понравился? Да, что с тобой, побледнела вся? Не больна ли?
А Настя и впрямь побледнела и слова сказать не может. Глянула, а из левого голенища, совсем чуть-чуть, ушко сапожное выглядывает и осела Настенька парню на руки… А через неделю они в ЗАГСе записались.

А иногда Борис брал её хрустальный, ставил свечу, как она показывала, подолгу всматривался и ему начинало казаться, что это не тени плавают в глубине, а огромные и тёмные, почти как у него, бабушкины глаза пристально вглядываются в него и о чём-то спрашивают. О чём, Борис не знал и такими вопросами задаваться не хотел. Нрава он был лёгкого и свободного, имел романтически-филосовский взгляд на многие вещи, постоянных обязательств ни перед кем иметь не любил. Периодически в его жизни появлялись женщины и также периодически и внезапно исчезали. Когда-то он был женат, но с женой расстался, она не смогла привыкнуть к его вольной жизни. Расстались они спокойно, по обоюдному согласию, так как детей у них не было, а заводить их ни у него, ни у неё желания не возникало. Так он и жил, не ловеласничал, но и от жизненных утех и радостей не отказывался, когда появлялся такой случай. Одну только женщину он крепко запомнил, но это было давно, ещё в студенчестве.

Одним словом заметив Аню, Борис не лез ей на глаза. Он выжидал, по опыту зная, что самое важное не переторопить, тогда рано или поздно плод сам свалится в руки, подставляй не ленись. И случай кажется представился. Тогда, идя с Аней к её дому, Борис изучал обстановку, короче вставал на охотничью тропу, но случай у подъезда немного остудил его пыл, Борис понял, что это или строгая мать, либо свекровь и решил понаблюдать, и потом либо продолжать, либо отступить, как сложится.

Он несколько раз видел Аню с мужем и потому, как они шли, сумел сделать вывод, что у них нет той целостности, которая буквально впечатана в действительно единые семьи. Каждый из них был сам по себе, свой собственный и даже ребёнок, идущий между ними, не служил им связкой, а был как бы чёрточкой между отдельными величинами. А коли так, то почему бы не подставить руки, раз плод еле держится. Не расшатывать, не трясти, а просто руки подставить. В этом нет ни подлости, ни злого умысла, как получится, так и будет. И к Павлу он присматривался и понял, что этот молодой и видный мужчина, по сути ему не конкурент, нет в нём той мужественности, что так привлекает женщин, одна большая оболочка, наполненная не известно чем.

Сам Борис красавцем и героем-любовником не был. Просто средних лет, моложавый и чего греха таить, иногда молодящийся мужчина. В чертах его лица, крупных, но не топорных, было что-то от римских квиритов, свободных римских граждан, сходство довершала недлинная стрижка и слегка волнистые волосы. Борис знал об этом и временами воображал себя подобным Гумилёвскому конквистадору «покрытому панцирем железным» или Римскому легионеру, идущему в тяжёлой когорте на встречу полчищу варваров, ради воинской славы и любви патрицианок или, на крайний случай, красавиц из народа.

Однако, по натуре своей, воителем он не был, скорее романтиком, что чувствовалось буквально во всём и в одежде, и в манере общения и, прежде всего, в обстановке его запасной, холостяцкой квартиры. Этот романтизм его, больше всего и подкупал женщин. Обещаний же Борис никому, никаких не давал, да их от него и не требовали. Просто он был таким, какой есть, в своём естественном образе и этого было достаточно. Друзья любили его за ту же естественность и простоту общения, знакомые и не очень знакомые женщины, за открытость, ненавязчивость и лёгкость характера, довольно редкое сочетание у мужчин подобного склада и ещё бог знает за какие качества, известные, впрочем, только им одним.

И всё-таки к Ане у Бориса возник интерес более платонический. Он видел, что она значительно моложе его, лет на пятнадцать всяко. Он чувствовал к ней скорее нежность, чувство покровительства и в общем-то заводить с ней роман не собирался, а там как получится. И тем не менее его тянуло к ней с каждым разом всё сильнее и он видел, что и она тянется к нему, но что-то его останавливало, то ли её незащищённость, то ли иные причины более скрытого характера.

После того разговора в кафе, вернее Аниной исповеди, Борис решил для себя, что видимо зашёл слишком далеко и не туда, раз послужил камнем от которого пошли такие круги. Он видел её замешательство и решил, что видеться ему с ней больше не следует. И всё-таки он решился на анонимный, прощальный жест.

Через несколько дней после их встречи, Борис увидел в газетном киоске небольшую, двойную открытку, где на лицевой стороне были вытеснены серебристые ландыши и подпись - «Ландыши для любимых», а на развороте довольно банальный стишок:
- Ландыша, белый цветок
  Я уроню на порог,
  Чтобы любимый взгляд,
  Майский наполнил сад.

Не долго думая, Борис купил открытку и, подколов несколько веточек тех самых ландышей, воткнул её в дверную ручку Аниной квартиры, где она живёт, он к тому времени уже узнал.

Вечером, вернувшись домой, Аня увидела на пороге открытку, рядом лежали веточки цветов. Вероятно, кто-то уже поинтересовался содержанием, скорее всего Зинаида, которой до всего было дело. Пока Аня стояла у двери, эта самая Зинаида выглянула на площадку и пропела:
- А Паша-то почти каждый день приходит. Постоит, постоит и уйдёт…

Аня зыркнула на Зинаиду и та мигом захлопнула дверь. Эта открытка всё и решила. Дима по отцу скучал, сейчас он немного приболел и был у Аниных родителей. Он почти каждый день спрашивал, когда папа за ним придёт. Аня и сама понимала, что Павел, какой он ни есть, любит сына и её любит. Эта открытка была вполне в его духе. Дура я, дура в двойне, - думала Аня. - Первый раз дура, когда фактически Павла выставила, а теперь, когда второй раз под свекровь полезу. Но Борис её пугал. Человек он конечно интересный, но Аня боялась омутов его тёмных, внимательных глаз. Уж очень глубоко они видели, она боялась потеряться в них и утонуть. Влекло её к Борису, но опоры она не чувствовала, хотела его видеть, но защиты в нем она не чувствовала. И Аня позвонила Ольге Николаевне. Она долго думала, что бы ей такого сказать, если ответит свекровь, но говорить ничего не потребовалось. Трубку взял Павел.

Глава 7.    Встреча.

В самом конце весны, Ольгу Николаевну пригласили на железный юбилей. Её старая институтская подруга отмечала двадцатилетие совместной жизни. Ей не очень хотелось идти, настроение было не ахти какое. Но жизнь и у неё, и у Павла, кажется понемногу стала налаживаться и душа у неё стала успокаиваться.

У сына она стала появляться реже, а когда приходила, то разговоры преимущественно велись, что называется, о погоде. К тому же, перед тем, как вернуться к Ане, Павел, как бы мимоходом заметил, что хоть и подходил несколько раз к двери, но никаких открыток и цветов не оставлял. Ну и ладно, приняла Аня то послание за Павлово и Слава Богу, откуда бы оно не появилось. Одним словом Ольга Николаевна решила сделать себе маленький подарок и пошла.

Когда она вошла в большую, Сталинской постройки квартиру, то поняла, что праздник давно начался, все гости в сборе и наверное уже пропустили не по одной. Тосты звучали один за другим, гремела музыка и современная, и шлягеры двадцатилетней давности. Хозяйка с мужем, восседала во главе стола, несколько раздавшаяся в талии, но разве это имеет значение на свадьбе, пусть даже и железной. За столом было много знакомых и не знакомых Ольге людей, в основном же были родственники с обеих сторон, дети, отдельно внуки, как самым маленьким, им подавали в основном сладости и лимонады во взрослых бокалах. Кто-то пытался петь, но это плохо получалось, мешала гремевшая музыка.

Звонок в передней услышали не сразу. Гости уже пошли танцевать и столы сдвигались к стене. Хозяйка праздника, несмотря на свою грузноватость, выпорхнула из-за стола и вскоре в передней послышались радостные возгласы. Вновь пришедшего ввели в зал. Ольга Николаевна подняла глаза и сердце у неё гулко стукнуло и замерло, в дверях стоял тот парень, только на двадцать лет постаревший, однако лучше было сказать, на двадцать лет возмужавший. Она про себя тихонько охнула. Оказывается все эти годы она только пыталась забыть и выкинуть его из своей памяти, вымарать тот вечер, а он жил в ней. Ольга Николаевна взяла себя в руки и опять вокруг неё зашумела праздничная вечеринка.

- А вот разрешите представить для тех, кто не знает - Борис, наш общий, старый друг, - прокричала сквозь гром музыки Ольгина подруга.
- Штрафную, штрафную за опоздание!!! Штрафную, за здоровье хозяйки и хозяина!!! - закричали гости и потянулись с рюмками к вновь пришедшему.

Ольга Николаевна вышла на балкон, а в зале продолжались танцы. Кто-то хлопал и топал, кто-то пытался подражать молодёжи, от чего танец временами походил на пародию. Ольга Николаевна стояла облокотившись о поручень балкона и смотрела на реку. Стояли те вечера в конце весны, какие запоминаются на весь год.

- Здравствуйте Ольга, - услышала она за спиной и резко обернулась. Борис стоял прислонившись спиной к балконной двери и смотрел прямо ей в глаза. Ольга Николаевна под этим взглядом вновь почувствовала себя той молоденькой женщиной, какой она была двадцать лет назад.
- Вы помните моё имя? - Ольга сама удивилась, как прозвучал её голос.
- Я его и не забывал никогда. После того вечера, я часто смотрел на Ваши окна, сидя на скамейке против Вашего дома и уходил только тогда в них гас свет. Потом мне сказали, что у Вас произошло несчастье.
Ольга опустила глаза, но тут же вновь подняла их и уже не сводила с него взгляда, а он смотрел на неё и видел всё ту же молодую, стройную женщину, какой она была в тот вечер.
- Вы ведь всё там же живёте, - не то спросил, не то подтвердил он.
- Да, а Вы?
- Я только два года, как вернулся, отец просил, а до этого жил во многих  местах.

Они замолчали и просто стояли рядом, как тогда. Она подняла взгляд. Становилось темно и его зрачки стали огромными и бездонными, как ворота в некий иной, незнакомый ей мир.
- Колдун, сказала она, - Вы случайно не колдун? Магией не занимаетесь…, чёрной?
Борис вдруг расхохотался.
- Нет, и она туда же!!! - давясь от смеха, еле выговорил Борис. - В школе меня колдуном крестили, в институте и она туда же. Нет, - отсмеявшись сказал он. - Магией не занимаюсь, ни чёрной, ни белой, ни в крапинку, хотя некоторый интерес был, не скрою.

И Борис рассказал ей, как ещё в школе, какими-то неведомыми путями, он чувствовал, какой ему зададут вопрос вызывая к доске, как на экзаменах мог определить, какой из билетов, разложенных на столе, он знает лучше других и предвидел дополнительные вопросы. Рассказал, как однажды разозлившись на сокурсника и приревновав его к знакомой девушке, раз увидел, как тот спешит по коридору, неся коробку с лабораторной посудой.

Борис так явственно представил себе, что вот сейчас, посреди коридора, как раз на ходу, лежит здоровенный кирпич. Он даже физически почувствовал его шероховатую поверхность и тяжесть, услышал с каким звоном полетит сейчас на пол коробка со стеклом… Вот сейчас, сейчас, ну…! Тот, кто нёс коробку, вдруг споткнулся на ровном месте и от неожиданности выронил её из рук, а Борис, ошарашенный и даже не ожидавший ничего подобного, отвернувшись к окну и еле сдерживая смех, трясся всем телом.

- Ох, звону же было тогда, - хохотал он и сейчас, - но магией не занимался никогда, хотя интерес был. Даже небольшую библиотечку собрал по этому предмету. Только потом скучно стало, уж больно там всё туманно, да и неизвестно, куда завести может без руководства толкового.
Гости понемногу расходились и Борис предложил проводить её, Ольга не отказалась, ей было интересно и удивительно хорошо с этим человеком.

Ещё поднимаясь по лестнице на свой этаж, она почувствовала пожатие его руки и ответила ему таким же горячим и обещающим пожатием. Едва успев затворить за собой дверь, она очутилась в его объятиях и тут же, в передней, приняла первый его порыв, но этот жадный и торопливый глоток, не утолил их жажды, он только распалил воображение. Немного погодя и не зажигая света, Ольга босиком прошлёпала в ванную, оставив Бориса приводить себя в порядок.

Сбросив с себя измятую одежду, некоторое время постояла, как была, нагишом, перед большим, во весь рост, зеркалом, установленном там ещё её мужем, когда они оба были молодыми. Она вынула наполовину выпавшие, уже бесполезные заколки и рассыпавшиеся по плечам волосы, придали ей несколько необычный, русалочий вид.

Откинув их за спину, ещё раз оглядела себя с головы до ног. На нею смотрела очень ещё красивая женщина, с горящими, от только что пережитого возбуждения, глазами. Ноги, линия бёдер, талия и грудь, конечно уже не те, что в двадцать, но ещё очень и очень…

В общем она осталась вполне довольна собой. Пустив тёплую воду из душа и с удовольствием подставив под струю разгорячённое тело, подумала, не то про Бориса, не то про себя, - Ну заяц, погоди, ещё не вечер…

Набросила халат и выплыла из ванной, именно выплыла, слово вышла ни как не шло к этой томной женщине с распущенными волосами. Борис дико взглянул на неё, онемел от восторга и шмыгнул в ещё пахшую Ольгой ванную, но пробыл он там не долго, ему было не до размышлений и созерцаний.

…А потом была ночь и был восторг.

И много раз она подходила к тому порогу, за которым только безмерная истома и изнеможение, но не дойдя до него каких-нибудь четверть шага, удерживалась на самом краю и нежно отводилась его умелыми руками и губами, к самому подножью лестницы и вновь забиралась к самой её вершине, сначала задерживаясь на каждой ступени и потом всё быстрее и быстрее.

И ступени этой лестницы, вторя её шагам, пели от радости и возбуждения, и не было конца этой сладкой пытке. Наконец она не выдержала и не голосом, а одними губами, не сказала, а лишь обрисовала своё желание.

Он понял и возведя её на самую высокую из всех вершин и показав ей те дали, что они ещё не успели познать, сильным толчком обрушил в тепло и тьму неги забвения, обдавая горячей и тугой волной пламени из своих глубин, и сам наконец в изнеможении рухнул радом… А она чувствовала себя юной девушкой на пороге открытий и одновременно многое познавшей и умеющей, зрелой женщиной.

…А немного погодя, уже она повела его путями, известными только ей одной, указывая уголки, которые он со своих вершин, видеть не мог. Нежно ведя его, давая отдохнуть, когда он уставал и заботливо направляя, когда он сбивался с пути и шёл не туда. А он, ведомый ею, тоже не спешил переступить порог, давая ей и себе до конца насладиться этими мгновениями. Так раз за разом, меняясь ролями и дополняя друг друга, каждый старался одарить другого, дарами большими, чем он получал сам.

Наконец изнурённые и счастливые, они затихли. Ольге вдруг показалось, что она видит лицо Володи и слышит его голос..., он отпускал её, все счета и все долги ею были наконец оплачены. Голос его затихал в глубине её сознания, она была прощена окончательно…

А эта ночь покачивала и баюкала их и они лежали молча, потому что слов им было не надо, слова бы только мешали, они и без слов хорошо понимали друг друга. И она тихо уснула на его плече, чуть солоноватом, пахнущим хлебной корочкой, и ещё чем-то мужским и острым.

Проснулась Ольга Николаевна поздно. Бориса не было, на подушке осталась вмятина от его головы. Ольга Николаевна не весело усмехнулась, - Очнулась, рыцаря-то нет, - подумала она, - седлал коня до света. Но клясть себя и свою страсть не стала, не дева чать.  Она просто была благодарна ему за эту безумную, сумасшедшую ночь. Да и на что собственно она могла рассчитывать? На немедленное предложение руки и сердца? А руки-то у него действительно крепкие, - подумала она разглядывая проступающие местами на её теле синяки, - и хватка будь здоров. И вдруг ни с того, ни сего задорно хихикнув, она вскочила с постели и отправилась на кухню, варить себе крепчайший кофе.

*    *     *
Недели через две Ольга Николаевна получила письмо. Обратный адрес ей ничего не говорил, вместо фамилии и имени отправителя, стояла не разборчивая закорючка. Когда она распечатала конверт, то из него выпали несколько засушенных веточек ландыша. Письмо было написано не знакомым, размашистым почерком, не очень каллиграфичным, хотя и встречались затейливые завитушки. Поначалу Ольга Николаевна ничего не поняла и только перевернув страницу, увидела, что оно от Бориса. Он просил прощения за то, что так внезапно ушёл, даже не попрощавшись.

"Я просто представления не имел, как это сделать. Я вообще не люблю прощания, предпочитаю обходиться без них, а ты..", - Ольга Николаевна даже не заметила, что Борис перешёл на «ты», - "…ты так красиво спала, что после всего, что ты дала мне этой ночью, было бы верхом бестактности будить тебя, для того, чтобы сказать, - Пока! Тем более, что остаться я тогда просто не мог, не имел морального права. Мне необходимо было разобраться в самом себе и тебе дать время на это. Но сейчас я могу сказать тебе то, чего не сказал бы раньше."

Далее Борис писал о том, что сам только недавно узнал о своей причастности ко всем тем неприятностям, что произошли в семье Ольги Николаевны и о том, что он, как мог, способствовал их разрешению и кажется не безуспешно. Ещё Борис писал, что ему уже давно предлагали тему, группу разработчиков и должность в филиале компании в другом городе, но он все тянул и откладывал. Он звал её к себе, - Я не предлагаю Вам, - он вдруг снова перешёл на «Вы», - …Я не предлагаю Вам стать моей женой, но я очень хочу, чтобы мы были рядом, вместе.

Письмо заканчивалось банальными строчками, которые Ольга Николаевна уже видела на открытке, полученной Аней, как бы от Павла:
- Ландыша, белый цветок
  Я уроню на порог,
  Чтобы любимый взгляд,
  Майский наполнил сад.
И тут Ольга Николаевна наконец поняла всё.

А ещё через неделю она уже ехала почти через всю страну в тот город, где ждал её человек, послуживший причиной, пусть даже и косвенной, всему тому, что произошло со всеми ими за последние несколько месяцев.

Глава 8.  Ландыши для любимых.

Прошло полгода. Хлюпавшую под ногами почти до самого декабря грязь, наконец подморозило и она застыла на тротуарах ребристой коркой похожей на старую стиральную доску, но снега ещё не было, а когда он выпадал, его сдувало резкими порывами ветра к стенам домов и дорожным бордюрам, где он скапливался совсем не зимними, сероватыми кучками.

Это предзимье стояло весь ноябрь и только к середине декабря, лёг настоящий, зимний снег. Его собирали и свозили на площади, где артели мастеров уже начали лепить из него разнообразные фигуры для новогоднего оформления мест предстоящих праздничных гуляний. Снега было не очень много, на горы и ледянки его явно не хватало, и вместо них устанавливались металлические сооружения, ржавевшие весь год на задворках городских скверов, но сейчас они стояли обновлённые, сверкающие свежеразрисованными боками. Люди вновь понесли ёлки. В игрушечных отделах больших магазинов, полки украсились грудами разноцветных шаров всех размеров, клоунов, зайцев, прочего зверья и иного, активно раскупавшегося, звонкого и хрупкого товара.

Павел купил небольшую, пышную ёлку, она дожидалась своего часа на балконе у Аниных родителей, а сейчас распространяя густой аромат хвои, стояла в углу комнаты, где Димка с отцом уже час наряжали её к празднику, прилаживая на ветках разноцветные шары, забавных зверюшек и гирлянды лампочек. В доме ждали гостей. На столе уже высились горки разнокалиберных тарелок и блюдец, лежали вилки, ножи, а хрустальные фужеры, бокалы и водочные рюмки, гордо выстроились в ожидании того момента, когда их наполнят сообразно их назначения.

Колдуя на кухне над своим фирменным, воздушным тестом, Аня слышала, что Димка, а может и Павел, уже успели грохнуть на пол несколько игрушек, но уж не без этого. Вымешивая тесто, Аня нахваливала его и приговаривала, - Ах ты моё пышное, ах ты моё славное. И оно действительно выходило на славу. Когда в передней раздался звонок, она с тоской подумала, что это наверное опять Зинаида, - Опять она мне тесто угробит, хорошо, что хоть уже подходить поставила.
- Я открою, - крикнул Димка и побежал к двери.  - Бабушка приехала, - услышала Аня через мгновение.

Тесто уже было готово и стояло, расстаиваясь в тепле. Аня наскоро вытерла руки и выглянула из кухни. В дверях, обнимая внука, стояла Ольга Николаевна, а на площадке за дверью, кто-то громко топал, отряхивая снег.
- Ну здравствуйте мои дорогие, - вид у Ольги Николаевны был довольный, она отпустила Димку и холодными с улицы губами поцеловала Аню в обе щеки.
Из комнаты, с мотком мишуры в руках, вышел Павел и удивлённо посмотрел на мать. Вид его рассмешил Ольгу Николаевну.
- Ну, что смотришь, не ожидали? Прямо, как картина Репина! - она крепко обняла и поцеловала сына.
- Да как же хорошо, что ты приехала, - Павел бросил моток мишуры, который всё ещё держал в руках, - За полгода только одно письмо! Ты, что мать?
- А я не одна, вот вам сюрприз, разрешите представить, тот о ком я вам писала… Ну что ты там всё топчешься? - крикнула она в дверь.

Сюрприз действительно вышел на славу. Аня обомлела, на пороге стоял Борис. Он смотрел то на Аню, то на Ольгу Николаевну, то на Павла.
- Вот познакомьтесь, это Борис, - Ольга Николаевна подтолкнула его вперёд, а он собственно и сам уже шагнул и крепко пожал руку Павлу. Тот широко улыбнувшись, так же крепко ответил на рукопожатие. Борис обернулся к Ане.
- Ну, вы насколько мне известно, некоторым образом знакомы, - Павел недоумённо глянул на мать, а она, взяв его под руку, увела в комнату, - Пойдем ёлку наряжать, Димка - вперёд!
- Ой, моё тесто, - вскрикнул Аня, - Вы уж извините, мне пирогами надо заниматься.
- Ну, не буду мешать, уж очень пирогов хочется, - и Борис отправился вслед за Павлом и его матерью.

Аня ушла в кухню и некоторое время стояла, не зная, что ей делать, то ли заняться пирогами, то ли убежать, куда глаза глядят. Вот уж действительно кого она не ожидала увидеть у себя дома ни со свекровью, ни отдельно, а уж вместе с ней в особенности. Сюрприз, так сюрприз…

Пирог уже начал пахнуть, когда стали сходиться гости. Неловкость, возникшая в первые минуты встречи, растаяла. Борис вообще был мастер выходить из неловких положений. Он просто вёл себя так, как обычно и окружающие принимали его манеру поведения. Гостей было не много, несколько пар, но их присутствие окончательно сгладило шероховатости общения.  Борис старался во всю, смеялся, рассказывал забавные байки, одним словом, вскоре стал душой компании, что было для него делом естественным и обычным.

Аня смотрела на него и ей вдруг стало очень спокойно, хорошо и весело. Чувство недосказанности пропало, она смотрела на него и Ольгу Николаевну и думала, как, где они могли встретиться и почему вдруг оказались здесь вместе? Поистине этот человек состоит из одних загадок. Но всё же она старалась по возможности не встречаться с ним взглядом, а он, как бы чувствуя это, лишь изредка бросал взгляд в её сторону, по долг не задерживая его. По нескольким, сказанным вскользь фразам, Аня поняла, что Борис посвятил Ольгу Николаевну почти во всё, но только почти, кое-что но ей всё же не сказал. То, что он появился со свекровью, её одновременно и успокоило и взволновало, ведь он теперь некоторым образом, как бы и не чужой.

Проводили старый год, встретили новый. Димка окончательно сомлел и его наконец удалось отправить спать. Пока Аня укладывала его в постель, из большой комнаты прозвучало несколько тостов за лучших женщин на свете, присутствующие их дружно поддержали. Всем было хорошо и весело. Стали просить Бориса спеть, но он отказался, сказал, что не в голосе и взамен рассказал серию анекдотов, очень приличных, что называется дамских, чем очень развеселил присутствующих женщин.

Позже, с лестничной площадки, куда вышли мужчины покурить, раздался взрыв хохота, видимо он там рассказал что-то не для дамских ушей. Потом опять сидели за столом, нахваливали Анины пироги и салаты, отведали крепчайшей водки, привезённой Борисом. Верхний свет выключили и танцевали освещённые лишь ёлочными гирляндами,   отчего   женщины   выглядели   необыкновенно   привлекательными   и  желанными. Аня удивилась, насколько Ольга Николаевна не напоминает ей той нудной женщины, какую она привыкла видеть.

Когда часам к трём за окнами раздались громкие хлопки петард и поздравления, всем захотелось, по заведённой традиции, продолжить праздник на улице. Гости потянулись одеваться, но Ольга Николаева сказала, что её ноги не держат и она лучше просто отдохнёт. Павел тоже решил остаться, Аню он просто заставил пойти пройтись, она и так целый день провела на кухне, а разобраться с остатками пира он и сам может, чтобы к её возвращению всё было более менее прибрано, да и мать может помочь.
- Ну нет, - заняла категоричную позицию Ольга Николаевна, - я лучше пойду, прилягу.

Аня заупрямилась и было собралась заняться посудой, но её буквально силком одели и выпроводили за дверь.
- Да неужели ты думаешь, что я лежать буду, конечно же помогу, - и Ольга Николаевна нацепила фартук.

Когда они вышли на улицу, там было уже полно гуляющих. Компания гостей, как-то незаметно ушла вперёд и Аня с Борисом остались одни. Он взял её под руку и они не спеша пошли  в сторону площади, откуда раздавалась музыка, весёлые выкрики, с шипением взлетали ракеты. Аня шла молча, подталкивая носком сапога подвернувшуюся льдинку, Борис тоже молчал. Потом он спросил:
- Вы сильно удивились, увидев меня?

Аня неопределённо пожала плечами, конечно же она удивилась, но от Бориса можно было ожидать вообще чего угодно.
- Я ведь давно, ещё в молодости знал Вашу маму, вернее знал её, а не то, что Вы стали членом её семьи. А Ольга замечательный человек, можете мне поверить. Вы не представляете, насколько она замечательный человек и прекрасная женщина.

И он стал рассказывать ей, насколько Ольга Николаевна хорошая женщина, но Ане почему-то казалось, что Борис говорил ей всё это, только чтобы не идти молча, а сказать ему хотелось совсем другое. Они завернули за угол и оказались на участке перед площадью, где никого не было. Они были заслонены с одной стороны углом дома, а с другой, торговыми палатками и автобусами, ожидающими гуляющих, разъезжавшихся к утру.

Борис вдруг повернул её к себе. Аня не смотрела на него, но чувствовала на себе его пристальный взгляд. Борис нежно коснулся тёплыми, мягкими губами её полуприкрытых век. Аня ощутила волнующее чувство в груди, вся подалась ему навстречу и он вдруг впился в её губы таким острым и продолжительным поцелуем, что у неё перехватило дыхание и перед закрытыми глазами поплыла вязь таких фантастических расцветок, какие на земле вряд ли встречаются. Анины руки сами собой обняли его за шею, она плыла, растворяясь в этом бесконечном поцелуе.

Когда они оторвались друг от друга, она еле слышно выдохнула:
- Уезжайте, уезжайте Борис… Сергеевич, уезжайте. Если только Вы меня любите, уезжайте, пожалейте меня… Я…, я так больше не могу… Прошу Вас…, если любите…

И она заплакала, беззвучно, уткнувшись лицом в его шарф и воротник… Он вытер ей глаза и нос своим платком, как маленькой девочке:
- Пойдёмте к людям, пойдёмте пить шампанское с апельсинами.

На площади во всю шумел праздник. Сразу с нескольких подмостков, куча Дедов Морозов и толпа Снегурочек, перекрикивая друг друга, поздравляли народ с Новым годом. Борис велел ей стоять на месте, на пару минут исчез в толпе и появился с откупоренной бутылкой шампанского, двумя пластиковыми стаканчиками, апельсином и конфетами, рассованными по карманам. Они чокнулись, выпили и закусили апельсиновыми дольками. Ей стало хорошо и весело, но к этому примешивалась частичка грусти, она понимала, что всё это и эта ночь, и веселье праздника, скоро кончатся, но думать об этом ей сейчас не хотелось. Потом они катались с гор, пили ещё шампанское и вокруг них шумела праздничная площадь.

Под утро повалил густой снег, какой и положен на Новый год. Ветра не было и крупные хлопья снега, как большие куски ваты, тихо и почти отвесно падали на землю, покрывая её сплошным ковром. На Аниной шапке постоянно собиралась целая горка пушистых снежинок и, если Борис не успевал вовремя стряхнуть её, то она рассыпалась белым пухом по плечам и попадала ей за ворот. Борис тоже весь был облеплен молодым снежком, Аня смеялась и нозывала его Дедом Морозом.

Когда они вернулись, было уже часов пять утра. Ольга Николаевна и Павел, сидели на кухне и пили чай с тортом из любимых Аниных кобальтовых чашек.
- Ну вы загулялись, - сказала Ольга Николаевна, поднимаясь им навстречу, - мы уже и не знали, спать ли нам ложиться или идти вас искать. Как погуляли?
- Чудесно, просто великолепно, - за обоих ответил Борис. - Напрасно вы не пошли, посуда, она каждый день, а Новый год нет.
- А народу на улице, толпы, только сейчас стали расходиться, - Аня выглянула в окно, - смотрите, какой снег пошёл.
- И ещё мы с гор катались! - Борис в это время стряхивал снег со своей и Аниной шапки и последние его слова прозвучали из-за двери.

- Ну для таких забав я немного старовата, не в пример тебе, - Ольга Николаевна поставила чашки и с иронией посмотрела на входящего Бориса.
- Кто, ты? Ну этого я бы не сказал. Под таким снежком все молодеют.
- Ну ладно, пора собираться, - она прошла в переднюю и стала натягивать сапоги.
- Да уж, мы пойдём, у меня ведь тут квартира не далеко, - Борис подал ей пальто. - Мы вообще-то не надолго приехали, дней на пять, но думаю, что уложусь с делами и раньше. Ну, увидимся, завтра - после завтра, не обещаю, а перед отъездом зайдём.
Ольга Николаевна поцеловал Павла и Аню. Борис немного задержался. На пожатие Аня не ответила и только умоляюще взглянула на него.

Через несколько дней они уезжали. Стоявшая всё это время довольно мягкая погода, вдруг резко сменилась жёстким, январским морозцем. Снег при ходьбе скрипел, как крахмал, а нос и уши здорово пощипывал, особенно по утрам. Не плотно закрытое кухонное окно, обмёрзло диковинными узорами, в которых Аня различала цветы, листья фантастических растений и тоненькие веточки, похожие на соцветия ландышей.

Аня на вокзал не поехала, провожать отправился Павел. В обмёрзшее окно она не могла видеть, как они вышли из подъезда и прошли через двор, но почему-то знала, что под аркой Борис обернулся и посмотрел в сторону дома. В глазах у неё защипало, она приоткрыла одну створку и стала водить пальцем по морозным узорам, цветам, листьям, веточкам, похожим на ландыши. Губы её вдруг стали горячими и влажными, как будто на них всё ещё горел их первый и единственный поцелуй. А на стекле всё цвели морозные ландыши, ландыши для любимых.

Околдую тебя, закружу. На удачу себе ль, на беду, Где бы ты ни была, я приду, Словом, взглядом ли, заворожу. Прикоснувшись пожатием нежным, Пряных губ твоих выпью вино... Вызревало и крепло оно, Ликом скрытое холодноснежным. Расстелю я мечты-недотроги Златотканым, волшебным ковром. Звёздно-искристым, бархатным сном Я войду в твою жизнь невзначай, Ненароком и будто случайно. И останусь в душе твоей... Тайно...

© Сергей Власов 2, Свидетельство о публикации №210110301151