Казалось бы, нам в молитве довольно один раз сказать: "Господи, помилуй", - а мы говорим и три, и двенадцать, и сорок раз. Это за тех страдальцев, которые даже не могут вымолвить: "Господи, помилуй". Вот Церковь за них и молится.

Преподобный Нектарий Оптинский

"Слово Предстоятеля" на "Интере": еженедельное(71) обращение Блаженнейшего Митрополита Онуфрия к верующим.

«Утратить верность Богу, которая обогащает человека и делает его счастливым, – это самая большая ошибка, которую может совершить человек.» (Блаженнейший Митрополит Онуфрий)





Архипастырь отметил, что Господь каждому дарует какой-то талант, с помощью которого человек должен служить Богу и ближнему, и при этом «Бог не хочет, чтобы врач лез в строители, а певец – в хлеборобы. Бог хочет, чтобы каждый человек использовал свои таланты, полученные от Бога, и через их реализацию духовно богател».

В качестве примера он рассказал историю о двух монахах, которые жили в пустыне отдельно друг от друга, но иногда собирались вместе для совместной молитвы.

«Однажды они вышли в пустыню собрать корни, травы – то, чем они питались, – начал свой рассказ Предстоятель. – И вот один видит, как второй остановился, высоко подскочил, перепрыгнул через что-то и убежал. Монах удивился и пошел посмотреть, что там – змея или скорпион, но увидел рассыпанное на земле золото. Недолго думая, он снял с себя мантию, собрал в нее золото и принес в пещеру. Через несколько дней он, ничего не говоря своему брату, пошел в город, купил там большой дом, сделал отель и больницу для странников, основал там монастырь, в котором собралось 40 монахов. Оставшееся золото монах отдал игумену и раздал бедным, после чего отправился обратно в пустыню».

Блаженнейший Онуфрий отметил, что на обратном пути монаха посетили горделивые мысли – какое доброе дело он, в отличие от своего брата, сделал за счет этого золота.

«Монаху явился ангел и сказал: "Запомни, что все твои дела, которые ты сделал за счет этого золота, не стоят того прыжка, который сделал твой брат. За то, что ты не сохранил верность Богу, ты своего брата не увидишь". Монах действительно не нашел своего брата в пещере и осознал, что нарушил верность Богу. Он плакал, сокрушался, и только на 50-м году своего молитвенного подвига в пустыне он получил прощение от Бога», – заключил историю Предстоятель.

Он добавил, что золото было послано монахам – людям, которые дали обет провести всю жизнь в посте, молитве и исполнении заповедей, – для испытания их верности Богу: «Мир существует не за счет золота, серебра, драгоценностей, богатств, а за счет поста и молитвы тех людей, которые творят этот подвиг. Никто с помощью золота не может спасти свою душу, отогнать от себя диавола. Пост и молитва – самое большое дело, которое человек может творить на земле. И тот монах, который в посте и молитве пребывал в пустыне, был выше второго, который сотворил с помощью золота доброе дело, но не сохранил верность Богу».

Философ Иван Ильин говорил, что после настоящей молитвы – даже если она продолжалась всего одну минуту – у человека остается в сердце некий неугасающий, сияющий угль. Этот угль разливает свое сияние через все пространство души и всегда готов вспыхнуть снова. Человек может вершить свои жизненные дела, есть, пить и спать, напряженно работать и предаваться отдыху, а внутренний свет уже не покидает его: он будет вспыхивать и освещать его душу... Человек может забывать про этот тихо тлеющий в нем огонек молитвы, но он будет незримо вершить свое великое дело – жизнеосмысливающее, очистительное, освящающее и исцеляющее.

Сладость молитвы

Бывают минуты, - тоскою убитый,
На ложе до утра без сна я сижу,
И нет на устах моих тёплой молитвы,
И с грустью на образ святой я гляжу.

Вокруг меня в комнате тихо, безмолвно…
Лампада в углу одиноко горит,
И кажется мне, что святая икона
Мне в очи с укором и строго глядит.

И дума за думой на ум мне приходит,
И жар непонятный по жилам течёт,
И сердце отрады ни в чём не находит,
И волос от тайного страха встаёт.

И вспомню тогда я тревогу желаний,
И жгучие слёзы тяжёлых утрат,
Неверность надежды и горечь страданий,
И скрытый под маской глубокий разврат,

Всю бедность и суетность нашего века,
Все мелочи жалких ничтожных забот,
Всё зло в этом мире, всю скорбь человека,
И грозную вечность, и с жизнью расчёт;

И вспомню я крест на Голгофе позорной,
Облитого кровью Страдальца на нём,
При шуме и кликах насмешки народной
Поникшего тихо покорным челом…

И страшно мне станет от этих видений,
И с ложа невольно тогда я сойду,
Склоню пред иконой святою колени
И с жаркой молитвою ниц упаду.

И мнится мне, слышу я шёпот невнятный,
И кто-то со мной в полумраке стоит;
Быть может, незримо, в тот миг благодатный,
Мой ангел-хранитель молитву творит.

И в душу прольётся мне светлая радость,
И смело на образ тогда я взгляну,
И, чувствуя в сердце какую-то сладость.
На ложе я лягу и крепко засну.

Иван Саввич Никитин,
15 января 1854

После Крестопоклонной Недели — воскресенье преподобного Иоанна Лествичника. Пост достигает вершины. духовного восхождения — это ступени с земли на небо, берущие начало в вере и достигающие завершения в любви, вечном Царстве Христовом. У преподобного Иоанна Лествичника их тридцать, по числу лет Господа, когда Он принял крещение и вышел на служение людям, чтобы спасти всех Крестом. Мы должны подниматься по этим ступеням, прилагая все усилия, чтобы взойти на такую высоту, где мы сделаемся способными принять дар Креста Христова и Воскресения. И это означает, что восхождение одновременно есть нисхождение вниз, ступенька за ступенькой, до дна адова; способность «из глубины воззвать» всею скорбью, жизнью и смертью своей, и узнать, что Христос принял Крест и сошел во ад, чтобы вывести оттуда всех, кто свободно и сознательно, всем существом своим обращается к Нему.

Смысл духовной жизни — вывести зло на свет Божий, где оно погибает. Зло скрывается еще потому, что тьма обеспечивает ему беспрепятственный рост, и стратегия и тактика зла — действовать во тьме, нанося непредвиденные удары. Однако из-за слепоты людей зло все более наглеет, все чаще обнаруживая себя в таком неприкрытом виде, в каком его ярко показывает рассказ о бесноватом отроке сегодняшнего Евангелия. Мы не имеем возможности совершать подвиги древних отцов, но Господь, чтобы спасти нас, дает нам иную пустыню, где зло явно смыкает вокруг нас свое кольцо. Лествица — это Крест Христов. Как измерить глубины любви, не измерив бездны зла? Почему Бог не мог достигнуть меня, не перейдя Сам потоки грязи и крови, отделяющие меня от Него? Это зло, рассеянное везде, неощутимое и всем владычествующее, здесь оно видимо, осязаемо. Всюду присутствующее во всяком времени и пространстве, оно все собрано в этот час на Голгофе — Тем, Кто создал время и пространство и теперь пронзен копием римского воина. Это копие не разбудит ли нас от сна, от годами длящейся летаргии, которая все более считает привычным, почти нормальным то, что для Бога непереносимо? Бог распят злом — как могу я делать вид, что это зло меня не касается? Сострадание Бога заставляет меня проникнуть в страдание мира, которое стоило Его страдания.



Ты говоришь, что ищешь блаженства, благодати. Но возможно ли перед лицом зла остаться неуязвимым тому, кто должен восходить по ступеням заповедей блаженства? Ты говоришь о делах милосердия, но милосердие — это правда, самая требовательная, самая неумолимая. Что же такое милосердие, если не участие в страдании Христовом перед лицом зла? Оно предполагает ненависть ко злу бесконечно более сильную, чем та, которую могут вдохновить все наши правды. Оно открывает, что самое драгоценное действие страдания, разделенного нами с Господом, — исцеление от зла смертельно пораженных им людей и наше погружение в милосердие, наше собственное исцеление.

И потому Господь отвергает всякую защиту, которая не является защитою Агнца. И когда мы слышим в сегодняшнем Евангелии голос скорбного родителя о том, что сын его беснуется, бросаясь то в огонь, то в воду, — и это происходит с ним с детства, — мы думаем о наших детях... Беснование, приводившее всех в оцепенение во времена земной жизни Христа, стало сейчас обычным явлением. И уже никто как будто не ужасается, настолько все примелькалось.

Что вы смотрите на исковерканные сиденья электричек и загаженные лифты и подъезды? Посмотрите лучше на недетские лица детей, изуродованных телевидением, школой, домом и улицей, и всеми, кто обрел, наконец, полную свободу растлевать наших детей! Дети духовного Чернобыля: как ярко сверкает звезда Полынь! Дети-убийцы, дети-наркоманы, дети-проститутки, дети-экстрасенсы, дети-спекулянты. Дети, только что научившиеся говорить, на устах которых — сквернословие вместо молитвы и всякой другой речи...

Мы стоим в скорбном молчании: что еще можно сказать? Но когда это слышит Агнец, раздается раздирающий завесу неба крик: «Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил!» И наш ответный вопль несется к Нему: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» Когда зло торжествует, когда слишком много зла, что еще остается кричать? Когда все сокрушает нас, только одно Его имя держит нас. «О род неверный и развращенный! — говорит сегодня Господь, — доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?» Вот они, признаки последнего времени — равнодушие и жестокость. Разве не знаете вы, что каждый день идет Господь среди нашего города, забытый и не узнаваемый никем в толпе прохожих, и кто-то оглядывается и говорит: «О чем это вы? Все это древняя история, теперь совсем другое время». И разве не видите вы Его каждый день, истерзанного и избитого, исполосованного бичом и оплеванного, и огромный, незримый Крест с Его именем, выбитым сверху, все отчетливей возвышается над нами, потому что конец приближается. Там, где царит насилие, как удержать эти слезы, которые, как имя «Господи, Иисусе Христе», текут у кого-то, не переставая, из сердца!

О, если бы вся Церковь имела такое милосердие к миру! Но как часто мы оказываемся похожими на учеников Христовых, к которым привел бесноватого мальчика его отец, — совершенно неспособными помочь. И эта наша несостоятельность, проистекающая не только из-за неверия приходящих ко Христу, дает возможность врагам Церкви уничижать Церковь и Самого Господа.



Больной отрок одержим духом немым. Его отец в отчаянии. Он столкнулся с бессилием учеников. И он не вполне уверен в силе их Учителя. «Если что можешь, сжалься и помоги нам», — говорит он Христу, наполовину веря и наполовину сомневаясь. Но, признавая свою немощь и взывая о помощи, он уже действует как ученик Христов. А ближайшие ко Господу ученики потерпели поражение, потому что рассчитывали только на свои силы...

Все это происходит и сейчас — не только в смысле того, что совершается в мире. Речь идет о немощи нашей веры. Господь и нас называет медлительными и косными сердцем. Мы тоже порой страдаем, как этот отрок, от глухоты, потому что поражены болезнью греха и мучительно ищем от нее избавления. А часто мы не слышим, потому что не хотим слушать. И Господь говорит, что немощь нашей веры связана с ослаблением нашей молитвы. «Все возможно верующему» — всемогущей силой Божией. В наших отношениях со Христом многое зависит от нашей веры, и многое обещается вере. «Веруешь ли сему?» «Если сколько-нибудь можешь веровать» — твое окамененное сердце смягчится, и твои духовные недуги будут исцелены. И как бы ни был ты немощен, ты можешь устоять до конца. «Верую», — говорит несчастный отец. «Пусть слабость моей веры не станет преградой для исцеления моего отрока». И он добавляет молитву о помощи, чтобы более твердо уповать на спасение Христово: «Помоги моему неверию». Кто жалуется на неверие, должен обращаться ко Христу, чтобы Он помог ему. И довольно будет благодати Его. «Помоги мне преодолеть мое неверие, дай мне благодатью Твоей недостающее моей вере — силу, в немощи совершающуюся».

Господь зовет к вере. В Его Божественной Личности зло побеждено. Исцеление отрока совершается, когда его муки достигают предела. «Вскрикнув и сильно сотрясши его, бес вышел». «И отрок сделался как мертвый, так что многие говорили, что он умер. Но Иисус, взяв его за руку, поднял его; и он встал». Это «встал» — «восстал» — на Евангельском языке означает воскресение. Воскресший Христос будет восставлять мертвых, и уже теперь Он являет Свою Божественную силу. Он — Победитель зла и смерти, и мы призываемся все упование наше с верою возложить на Него.

«Сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста». Почему? Потому что вера — живая связь с Богом. Она — молчание слушания, молчание внимания. Вся моя жизнь устремлена к Нему. Вера — проста, в ней не должно быть никаких примесей, она — чиста. Напротив, дух немой и глухой, о котором возвещает Евангелие, — нечистый. Он не говорит, он только производит шум. Он всегда нечист, этот шум, производимый им в нашем сердце. И только благодаря молитве все становится чистым. Молитва — не просто предстояние пред лицом Божиим, как если бы мы были внешними по отношению к Нему. В молитве, которая и есть чистая вера, я — в Нем и Он — во мне. Мне не надо искать Его вовне. Это предельно просто: когда я принимаю Его, Он находит меня, и я нахожу Его.

Как говорит преподобный Иоанн Лествичник: «Даяй молитву молящемуся». Если мы будем просить Духа Святого у Отца по заповеди Христовой, то все будет нам дано, в том числе — дар молитвы. Эта возможность веровать предлагается нам, и мы должны принять ее. Родиться от Отца и обращаться к Нему: «Отче наш», предавая себя Ему. В этом — простота и чистота веры. Дух Святой научит нас молиться непрестанно, потому что мы живем непрестанно — в той мере, в какой мы молимся в Нем.

Когда мы молимся, когда каемся и причащаемся Святых Христовых Таин, Господь дает нам силу, дает вкусить и увидеть, как благ Господь. Но нам не удержать этого дара, мы потеряем его, если будем принимать его только для себя, только для утешения своего сердца небесной сладостью, забывая о страданиях других. Только постом и молитвою можем мы хранить в себе Божественную силу и противостоять всякому злу. Постом — воздержанием среди господствующего в мире растления похотью и молитвою — непрестанным единением духа нашего с Богом.

«Сын Человеческий будет предан в руки грешников, и они убьют Его, и в третий день воскреснет» — Господь напоминает нам о сути всего, что происходит. Сатана созывает своих слуг на последнюю битву. Время Церкви — время поста и молитвы. Приближается время Креста и Воскресения.

Протоиерей Александр Шаргунов

"Слово Предстоятеля" на "Интере": еженедельное(57) обращение Блаженнейшего Митрополита Онуфрия к верующим.

«Пост телесный восстанавливает гармонию в теле человека, а молитва восстанавливает гармонию духовных сил в душе человека.» (Блаженнейший Митрополит Онуфрий)

Архипастырь рассказал притчу о прозорливом старце, который долго жил в пустыне и однажды увидел спешащего в монастырь диавола в человеческом облике. «Одежда диавола вся была в дырах, и в каждой дыре был сосуд с каким-то искушением: в одном сосуде помысл гордыни, во втором – помысл зависти, в третьем – помысл ненависти. Когда демон возвращался из монастыря, то старец спросил его, как там братия. А демон отвечает: “Ой, все такие суровые, все поотворачивались от меня, только один со мной говорил”. Старец спрашивает, как его имя, и сатана назвал. Старец идет в монастырь, собирает братию, находит молодого монаха с таким именем и спрашивает его: “Брат, как ты живешь?” Тот отвечает: “Хорошо, твоими молитвами”, – он стыдился старцу признаться. А старец ему говорит, что хоть он уже и старый и долго живет в пустыне, но все равно к нему приходят греховные помыслы, зависть, злоба, приходит гнев. И тогда монах признался, что и у него так же бывает иногда. И старец ему сказал: “Молись, постись, особенно когда на тебя нападают злые мысли, чувства, которые омрачают тебя. Больше молись, читай Евангелие, и Бог тебе поможет!” И старец ушел. Снова идет в монастырь сатана, снова со своими сосудами со всеми искушениями. Когда он возвращался, старец вновь спросил у него, как там братия. "Ой, говорит, то один был, который меня принимал, теперь и он отвернулся от меня". И старец поблагодарил Бога, что Бог молитвой помог монаху молодому победить эту духовную брань».

Господи мой, ярость Твою
не покажи надо мною,
Во жестоком гневе Твоем
не суди мя в гресе моем!

Господи мой, стрелы Твоя
поразиша сердце мое,
Всяк час на мне рука Твоя,
обетшаша кости моя.

Несть бо мира в костех моих
от ярости очес Твоих:
Грех мой видех предо мною,
превосходящ главу мою.

Отяготе на мне грех мой,
яко видех, Боже, гнев Твой:
Озлоблен бых и смирихся,
ко нищете преложихся.

Возлюбило сердце мое,
на всякий час творя злое.
В нутре моем полно злаго,
не видимо, что есть благо.

И сотворих многу злобу,
Господи мой, пред Тобою.
Прости, Боже, грехи моя,
что сотворих пред Тобою.

Не остави мене, Боже,
но всегда буди со мною.
Господи мой и Спасе мой,
Ты ми вонми в помощь мою.

Cвятитель Димитрий Ростовский

Как часто мы болеем из-за того, что не молимся за трапезой, не призываем Божие благословение на пищу. Раньше все делали с молитвой на устах: пахали — молились, сеяли — молились, собирали урожай — молились. Сейчас мы не ведаем, какие люди готовили то, что мы вкушаем. Ведь часто еда приготовлена с хульными словами, руганью, проклятиями... Поэтому перед трапезой нужно особенно усердно помолиться. Недаром мы говорим: "Ангела за трапезой" — и воистину Ангелы с нами за трапезой, когда мы с молитвой и благодарением вкушаем пишу. А там, где Ангелы, там и все святые.

Из поучений старца Серафима Вырицкого

Когда отца Василия (Рослякова) спросили, где легче молиться - в церкви или в келье, он ответил:

- Я не знаю, кому как. Но говорят, что в церкви, как на корабле, - другие гребут. А в келье - как в лодке: сел на вёсла и будь добр, греби. Хватит ли сил?

Я помолюсь!
...когда просят нас о вещи простой и естественной: помолиться...

Просят, и мы тотчас же с готовностью восклицаем:
– Конечно! Обязательно помолюсь!

А потом… А потом человек идет в храм и задает священнику вопрос, ответ на который, казалось бы, очевиден:
– Меня просили помолиться, я пообещал, а как мне это сделать?..

Мне кажется, что вопрос: как мне в данном случае молиться? – сродни другому вопросу: как определить меру своего участия, когда меня просят о помощи делом или, например, деньгами? И ответ на него складывается из тех же самых составляющих: участвовать (молиться) надо по мере необходимости, по мере своего усердия, по мере возможностей, по степени близости нам человека, о котором идет речь, и, конечно же, по мере любви, которая живет в нашем сердце. И обязательно – с рассуждением.

…Есть у преподобного Силуана Афонского такие слова: «Молиться за людей – что кровь проливать». И это не только в том смысле, что молящийся чувствует боль другого человека как свою собственную, сопереживает, сострадает ему. Молящийся должен быть готов к тому, чтобы взять на себя какую-то часть того груза, который несет другой человек, понести его тяготу, разделить его скорбь: таков закон духовного восприятия, о котором говорит преподобный Марк Подвижник. Он объясняет, что восприятие это бывает двояким – невольным и вольным. Когда мы осуждаем человека, когда причиняем ему зло, то Господь попускает нам принять на себя какую-то часть его искушений и неприятностей. Когда же, напротив, любим человека и молимся о нем, то Бог, усматривая в нас готовность к самопожертвованию ради ближнего, дает нам спострадать с ним. Причем готовность эта, нашедшая свое выражение в молитвенном труде, иногда остается не до конца осознанной нами, и все, с чем сталкиваемся мы в итоге, вследствие молитвы, оказывается для нас совершенно неожиданным.
А надо – ожидать...



Неслучайно, отвечая на вопрос одного из своих учеников, преподобный Варсонофий Великий говорит, что будет достаточно, если тот, пообещав помолиться о ком-то, скажет однажды: «Господи, помилуй такого-то!» и воздохнет о нем от сердца. А большее, убеждает он этого инока, ему не по силам. Это в большей степени касается ситуаций, когда о молитве просит нас не очень хорошо знакомый нам человек. Но когда мы говорим о ком-то по-настоящему близком, о том, кого мы любим, с кем нас связывают узы дружбы, особенно если этот дорогой для нас человек попал в беду или тяжело заболел. Тут необходим труд совсем другого порядка: и просто усердная молитва, и акафисты, и каноны, и Евангелие с Псалтирью, и поминовение за богослужением.

То же самое можно сказать и о молитве за тех наших близких, которые погибают, не в силах совладать со своими страстями, которые не могут справиться с алкогольной или наркотической зависимостью, проигрывают где-то последние деньги, живут греховно, распутно. Здесь можно и нужно либо вымолить их, «вытащить» на себе, либо, как выражался один подвижник, хотя бы стертые поклонами колени Господу показать. А искушения, которые придется при этом потерпеть… что ж, они должны быть – мужественное перенесение их делает нашу молитву гораздо сильней, наше мужество доказывает, что мы, и правда, любим, а молитва, споспешествуемая любовью, творит чудеса.

Впрочем, бывают случаи, когда даже от молитвы за близких приходится отказаться, когда следует, смирившись, с печалью, но отступить. Это случаи, разумеется, особого рода: если наши близкие всерьез увлеклись оккультизмом, если они занимаются экстрасенсорикой или колдовством, не говоря уже о прямом, сознательном служении темной силе, то молитва за них становится по-настоящему опасной. И более того, зачастую она перестает быть богоугодной. Даже такой великий праведник и молитвенник, как афонский старец Ефрем Катунакский, ученик старца Иосифа Исихаста, подвизавшийся на Святой горе в XX столетии, признавался, что не мог молиться о своем брате-оккультисте, пока тот был жив, поскольку чувствовал каждый раз, что Господь его молитвы не приемлет, «наказывает» его за нее. Он только тогда возобновил молитвы о брате, когда тот отошел в мир иной и уже не мог творить тех беззаконий, которыми была наполнена его жизнь прежде. Что уж тут о нас говорить…

Игумен Нектарий (Морозов)