БУНИН: "Серебряные россыпи"...Я всю тебя чувствую - душу и тело


Беру твою руку и долго смотрю на нее,
Ты в сладкой истоме глаза поднимаешь несмело:
Вот в этой руке - все твое бытие,
Я всю тебя чувствую - душу и тело.

Что надо еще? Возможно ль блаженнее быть?
Но ангел мятежный, весь буря и пламя,
Летящий над миром, чтоб смертною страстью губить,
Уж мчится над нами!

Иван БУНИН

Я уже писал тут, почему так дорог мне этот "серебряный" поэт. Но к этой феерии страсти отношусь я по особому. Есть у него чудные, нежнейшие, на грани касаний маленькие прозы в несколько десятков строк. Как я люблю тихую застенчивую и целомудренную страсть "Антоновских яблок", но вот уже "Натали" намекает: не всегда любовь для Бунина деревенская пастораль "Тихих аллей". И как подтверждение - этот вселенский взрыв страсти. Точно лёгкий выдох или шопот, чисто бунинское любовное кружево ничего не предвещает кроме блаженства и сладкого сопереживания. И вдруг - полное ошеломление. Только прочтите, прочтите последнюю строфу и прикройте глаза: по распрямившейся хлёстко спирали понесёт вас ваше воображение выплеснувшийся протуберанец чувства и только почти уже остановившееся в неземном восторге сердце вытолкнет на лицо жаркий румянец минуты назад пережитого блаженства, ещё одну грань любви...

Вячеслав ИВАНОВ: "Серебряные россыпи"...Лунная лепота


В лепоту облечеся
М. М. Замятниной

Как изваянная, висит во сне
С плодами ветвь в саду моем — так низко..
Деревья спят — и грезят? — при луне,
И таинство их жизни — близко, близко...

Пускай недостижимо нам оно —
Его язык немотный всё ж понятен:
Им нашей красотой сказать дано,
Что мы — одно, в кругу лучей и пятен,

И всякой жизни творческая дрожь
В прекрасном обличается обличье;
И мило нам раздельного различье
Общеньем красоты. Ее примножь! —

И будет мир, как этот сад застылый,
Где внемлет всё согласной тишине.
И стебль, и цвет Земле послушны милой;
И цвет, и стебль прислушались к Луне.

Вячеслав ИВАНОВ

Я учился познавать гиперборейский Космос у Фёдорова, знаменитого русского космиста и учителя Вернадского и Циолковского. И представить не мог, что теоретик символизма и прекрасный "серебряный" поэт черпает из того же источника, пока не прочёл этого сонета. Нет, это ещё не Космос ариев, но размах, размах! Я задохнулся в первый же миг, а потом ринулся на поиски других его произведений. Спотык... Звенящая Гиперборея окружила меня хороводом воспоминаний. Много было потом сидений и разгадываний непростой простоты Иванова. Да вот, извольте...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Воин веры: обретение

Есть удивительное напряженное состояние ума, когда человек сильнее, умнее, красивее самого себя... Такие состояния, приближающие нас к мирам запредельным, бывают у каждого, как бы в подтверждение великого принципа конечной равноправности всех душ. Но одних они посещают, быть может, только раз в жизни, над другими, то сильнее, то слабее, они простирают почти беспрерывное влияние, и есть избранники, которым дано в каждую полночь видеть привидения и с каждым рассветом слышать биение новых жизней. БАЛЬМОНТ


Если бы Элю спросили, когда она впервые ощутила смутное беспокойство, она бы верно поняла суть вопроса. Речь идёт о её классе, а точнее, о той атмосфере тихого соперничества, что сложилась почти сразу после прихода в класс Сени Мороза. И отнюдь не между мной и Сеней, хотя движущей силой были именно мы. Такие соперничества в классах нередки и беспокойства опытного педагога вызывать не должны. Но Эля была не просто опытным педагогом, она была Учителем. Только на Руси понимают смысл и пафос, скрытый за понятием, означающим не профессию, хотя и её, а состояние души. И для этого соперничества она нашла бы точную характеристику: я иду своим путём, а Сеня затеял бой с тенью. И была бы права. Отчасти…

РЕШЕНИЕ ФЕИ

Солнце жаворонку силу петь дает,
Он до солнца долетает и поет.
Птичка жаворонок — певчим птичкам царь,
На совете птиц давно решили, встарь.

Но решенье птиц не принял соловей,
Он с обидой дожидается ночей.
И как только означается луна,
Соловьиная баллада всем слышна.

Фея молвила: «Чего же спорить им?
Ну и глупые с решением своим.
После утра есть вечерняя заря,
В дне и ночи пусть нам будут два царя».

Константин БАЛЬМОНТ, «Фейные сказки»

Вот это-то отчасти, не будучи человеком Круга, она ощущала как смутное беспокойство и искала, искала ему объяснение. Место лидера вакантно? Фактически, да: мои затеи увлекают всех, потому, что хороши, а не потому, что это – мои затеи. Но и Сеня может увлечь с теми же последствиями. Оба самодостаточны, так в чем же дело? Я и царевны – троица и это знает класс. Сеню обожает волоокая Вера, а Фока своего кумира даже цитирует, чем вызывает лёгкую и необидную к себе иронию. Но если моя свита давно определила меня среди небожителей, причем убеждать в этом никого, в том числе класс, не намерена, то Вера и Фока считают для своего кумира классный трон наименьшим, чего он достоин. Так просто? Нет, Эля уже не раз убеждалась в своём изначальном предположении: где я, там простоты не жди. Сеня поощряет своих апостолов? Нет, но и не вразумляет. Тепло?! Лада, куколка из параллельного, голубые глазищи, ресницы, что крылья махаона, белокурые волосы шёлковым водопадом по спине. Пол школы на ушах, старшеклассники записками забросали, а она – с Морозом: кино, библиотека. Он с классом, она с ним…и классом. Разделяет интересы и дела, а вот что их с Сеней связывает – неясно. Кроме того, что пара красивая. Так Мороза c любой царевной рядом поставь – залюбуешься. Вера, волоокая шемаханская царица с косищей до пояса, эта факт явный признаёт, хоть и неохотно, а Лада девочек как бы не замечает. А не замечать кого-то в нашем классе не принято. А как же Сеня не видит: его ведь подруга?! А никак. Но царевны ведь мои подруги?! Горячо!
Замучили эти мысли Элю наяву, а с некоторых пор и во снах Веры Павловны, как она с присущим ей юмором окрестила свои полнощные бдения. И думы все о будущем, хоть касалось это только её класса, и мотивация та же – "что делать". Воспринимая литературу не как профессию или предмет, а как явление, она критически относилась к расхожим штампам типа «Чернышевский разбудил Герцена». Чернышевский много кого разбудил, оттого и вызволить его из крепости пытались не только отчаянные офицеры вроде Иевлева, но и владельцы тысяч душ – те, против которых он, собственно и изволил... И в ней вызревал бунт против непонимания того, что происходит меж мною и Сеней. И понимания того, чем это грозит. Станет, если так и дале пойдёт, уникальное сообщество юных индивидуумов, объединенных личностью такого уровня, что она с трудом признавала это про себя, а вслух ни-ни! просто возьмёт и станет…просто хорошим классом. И невдомёк ей, такой проницательной, было, что это был не её вопрос: мой.

ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи"...На дно миров пловцом спустился я


На дно миров пловцом спустился я —
Мятежный дух, ослушник высшей воли.
Луч радости на семицветность боли
Во мне разложен влагой бытия.

Во мне звучит всех духов лития,
Но семь цветов разъяты в каждой доле
Одной симфонии. Не оттого ли
Отливами горю я, как змея?

Я свят грехом. Я смертью жив. В темнице
Свободен я. Бессилием — могуч.
Лишённый крыл, в паренье равен птице.

Клюй, коршун, печень! Бей, кровавый ключ!
Весь хор светил — един в моей цевнице,
Как в радуге — един распятый луч.

Максимилиан ВОЛОШИН, «Два демона»

Это потрясающее творение - вторая часть вчерашнего сонетного зачина цикла "Облики", содержащегося в авторской рукописи книги "Selva Oscura", которая включала в себя стихи, написанные в 1910-915 годах. Грандиозное полотно "Тёмного леса", являющего галактическую картину мира, божественного откровения творчества человеческой личности в нём, можно сопоставить разве что со всей великой "трилогией вочеловечения", где центральное место несомненно уготовано венку "Corona astralis". Весь грандиозный пласт от "Лунарий" и до цикла "Облики", представляющего собой III-ий раздел так и не вышедшей в свет "Selva Oscura", буквально измучил меня желанием "всё видеть, всё понять". Всего же по замыслу автора она содержала шесть разделов.
"Облики" после уже приведённых сонетных зачинов, далее читается как своеобразная портретная галерея его киммерийских гостей. Однако далеко не все "модели" побывали у Волошина в Крыму, не все "портреты" вообще являются портретами… Однако, что же представляют собой "Облики", если не картинную галерею? Об этом мы поговорим чуть позже, закончив обзор неизданной книги. Там есть и представленный мною здесь портрет Бальмонта, и ещё один его же портрет - целая галерея! Я наберусь сил и после обещанного венка "Золотой обруч" Бальмонта и "Кормчие звёзды" Вяч.Иванова вернусь к самому своему долго вынашиваемому замыслу - "Облику", а пока будем считать, что мы с ним познакомились и уже сонетный зачин говорит, что нас ждёт уникальное по масштабу и охвату всего "облика" Вселенной эпическое полотно, ничего равного в литературе и поэзии всех времён не имевшее и перед которым бледнеют замыслы любого размаха и в любом виде искусства! Это говорю я, проживший среди этих творений титана долгие сорок с лишним лет...

ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи"...Последствия обретения

Я дух механики. Я вещества
Во тьме блюду слепые равновесья,
Я полюс сфер — небес и поднебесья,
Я гений числ. Я счётчик. Я глава.

Мне важны формулы, а не слова.
Я всюду и нигде. Но кликни — здесь я!
В сердцах машин клокочет злоба бесья.
Я князь земли! Мне знаки и права!

Я слуг свобод. Создатель педагогик.
Я — инженер, теолог, физик, логик.
Я призрак истин сплавил в стройный бред.

Я в соке конопли. Я в зёрнах мака.
Я тот, кто кинул шарики планет
В огромную рулетку Зодиака!

Максимилиан ВОЛОШИН, "Два демона"

Профессор Арсеньев пил чай. Из чудной чашки китайского фарфора. Чайник тоже соответствовал. Но главное – это был чай. В каждый сезон сбора чая в Краснодарском крае Юрий Андреевич брал билет до Лазаревской и обратно и на три дня отправлялся к морю…собирать чай. Самый северный, о чём знали почти все, и самый лучший, о чём догадывались немногие. Как и абхазский табак. Заходясь в ритуальном восторге от достоинств продукции «Филипп Морис», юные недоумки и «золотая молодежь» понятия не имели, что все достоинства (если к табаку вообще применимо это понятие) фирменного курева – ничто без «Золотого руна» как обязательной ароматизирующей добавки. А «Три слона» – солома, если не добавить краснодарского чая. Впрочем, чай, кофе, табак и вино, с особым усердием насаждаемые Петром, на века развели русских царей с лучшими представителями древних родов. Чага, травы, варенья и мёд, в том числе хмельной – чего же боле! Тем не менее Юрий Андреевич ежегодно высаживался в Лазаревской, и шел к Волконке, селу у верхнего края Волконского ущелья. Село и ущелье, да ещё школа в селе, были названы так в честь кузины погубленного в Нерчинске масонами князя. Отправленной за нежелание отречься от брата на Кавказ. Это сейчас здесь курорт, а в те времена – место ссылки. В Сибири жёны декабристов открывали школы и больницы. Сёстры на Кавказе поступали так же. Так и княжна не случайно обосновалась здесь, а не в приморском посёлке, где покоритель Антарктиды Лазарев ещё раз прославил своё имя во время турецкой кампании. Лазарев мудро решил, что баталии надо вести в водах турок, а сюда их просто не пускать. Кто знает характер побережья Чёрного моря, поймет: всего четыре крепости от Адлера до Туапсе лишили союзников турок подвоза оружия и припасов, а экспедиционный корпус Ермолова довершил начатое почётным гражданином Владимира предприятие. Княжна же выбрала местом жительства маленький казачий хутор в горах, построила здесь школу, а в нижнем конце ущелья, у древних дольменов – больничку, в которой лечила страждущих со всей Руси, Малороссии и даже балканских славян. Под ногами была серная грязь и радоновые источники, а над головой – сакральное для славян, и только для них, небо. Горцам ни грязи, ни воды не помогали. А вот славяне лечили здесь радикулиты и полиартриты, даже церебральные расстройства, выгоняли соли и камни из почек и иных мест! Профессор собирал здесь, чуть повыше, самый северный в мире чай, как научили его казаки. Казаки завезли чай сюда и далее по Дону и Кубани много ранее Петра. Вместе с жёнами-татарками, как звали они кавказские и левантийские племена. И ритуалом пития сего напитка в полдень, сохранившимся до сих пор. Казачья сиеста.
Собрав чай, профессор сутки «вялил» его и купался в море. А в понедельник уже сидел в кабинете и заполнял убористыми крючками формул ученические тетради. Он отдавал предпочтение тетрадям в клеточку в дюжину листов всем другим «носителям» своих мыслей. Вот и сейчас он пил чай, а правее вазочки с мёдом лежала на треть заполненная открытая тетрадка, в которую он поглядывал время от времени. По его лицу бродили тени. Удовольствие от процесса чаепития и раздражение от выкладок в тетради.
– Бред, – раздражение пересилило и профессор потянулся к тетрадке.
– Опять основное решение лежит в мнимой части, а побочное скорее всего – обертон. Мнимое…А фильтры у аспирантов летят вполне материальные, – он усмехнулся собственному каламбуру, – где же эта неуловимая гармоника?! Профессор отошёл к окну и стал тупо разглядывать морозный узор на стекле, в котором чудилась та же загадка.
– Ну, всё, кажется я подхватил вирус навязчивой идеи!
Объяснимся: третий месяц Юрий Андреевич, завкафедры прикладной математики мучился в поисках гармоники, услышанной им при исполнении секстетом «Гиперборея» простенькой с виду песенки, да ещё собственного сочинения. Ряды Фурье и развёртки звукоряда на осциллографе приводили к одному. Попытки обеспечить абсолютную сходимость путём модулирования и в интегральной, и в тригонометрической форме загоняли область решений в мнимую часть, точки сингулярности просто не разрешались, а на осциллографе то и дело появлялись разрывы. Складывали амплитуды и частоты периодик – значит сама результирующая тоже должна быть, пусть и сложной, но гармоникой с кучей локальностей. Но не разрывов – откуда разрывы?! И ведь месяц назад устроил этот стервец мне головоломку после конкурса песни: чуть ведь я не рехнулся, моделируя их распев. А он как-то увёл в сторону с этим гармоническим анализом. Я-то дурень порадовался: ряды Фурье, что у меня второкурсникам не даются, эти "детишки" в две недели расщёлкали. А он, выходит, уже тогда всё это предвидел, знал и вот - нате вам!
Профессор снова взял чашку и, отхлёбывая остывший чай, попробовал зайти с другой стороны. Можно ли найти косвенные проявления этого фантома? Безусловно – явления массовых психозов и летящие фильтры. Что их объединяет? Хороший вопрос, горячий – так что?!
– Резонанс астральный.
Профессор стремительно обернулся и чуть не выронил драгоценную чашку. У стола, чуть склонив голову к его изыскам и при этом пытаясь изобразить учтивый поклон в его сторону, стоял некто в тяжёлом, до пят, плаще, подбитом серебристым мехом. Шляпа с перьями и крупным камнем. Ну, тот самый... Забранная в перчатку рука округлым движением указывает на тетрадь. Ряженый, шут,…если бы не эти пронзительные глаза, в которых плещется вечность.
– Пифагор Гипербореец с помощью своей «четверицы», цифровой гармонии арийского Космоса, нашёл основные музыкальные интервалы: квинту, кварту и октаву. И создал свой открытый строй, где 12-я квинта не равна исходному звуку, а фа-диез выше соль-бемоль. Разрыв: вот он – разрыв в логике Аристотеля! Музыка сфер, астральный резонанс. Там, у Господа, всё гладко. Ни тебе разрывов, ни мнимостей.. Музыка сфер, двойной кватернион, астральный резонанс, милейший профессор! Мальчик его вам сыграл. Что ж ещё-то?!
И пока профессор прикидывал, потребовать ли объяснений столь внезапного и необъяснимого прохождения сквозь запертую дверь, или просто выставить наглеца, незнакомец с любопытством осматривал диковинный кабинет Арсеньева, причём весь вид его говорил: предстоит разговор.

ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи", сонет №10


О чем бы не писал Волошин в "русском" крымском периоде, везде витает в его многомерностях магическая любовь под колдовским небом Киммерии. И знание - щедро разлитое в запаснике гиперборейской цивилизации, не случайно Спаситель провёл на Балканах и в Крыму большую часть времени из того "неизвестного", что пробыл он у гиперборейских волхвов.
Крымская земля была когда-то оживленным перекрестком, на котором сталкивались или смешивались различные культуры, но их вековые наслоения почти стерлись с ее поверхности. Для Волошина сам пейзаж Крыма был монументом его уникальной истории, и человеческой, и природной. Среди холмов и горных грядушек он зрил невидимое глазу и умел рассказывать о своей Киммерии так, как никто другой. В его откровениях события древней истории и мифологии понимались так ясно, словно о них вспоминал очевидец.

Доселе грезят берега мои
Смоленые ахейские ладьи,
И мертвых кличет голос Одиссея…

На этой чудной земле Волошин создал новый уникальный очаг культуры — Дом Поэта, как монахи-пустынники своими трудами и молитвами превращали безвестный уголок земли в новый центр духовного притяжения.
О Волошине-коктебельце, как ранее о Волошине-парижанине, складывались легенды. Как его только не называли: и Зевсом, и Орфеем, и фавном… «Хитон» и полынный веночек на волосах поэта вспоминают почти все посетители его Дома (что касается веночка, то это была, по свидетельству Марины Цветаевой, «насущная необходимость, принимаемая дураками за стилизацию»). Наделяя Волошина «мифологическими» чертами, многие обращали внимание только на сказочную сторону «мифа», но она была лишь внешним выражением глубокого стремления поэта жить в соответствии с вечными природными и космическими законами. Так и в «Corona astralis» изысканная, замкнутая в кольцо форма может напомнить о цикличности бытия, явленном в миссии Христа, и о том, что среди разрозненных, неоконченных или забытых строк нашей жизни есть главные, наполненные особо важным для нас смыслом. Я уже писал здесь и здесь о великом "венке" Волошина. Продолжим тему и вернёмся к уникальному творению мага.
Вот то, о чём писал я в коментарии к прошлому сонету из венка Волошина: это не находка Волошина и уж, тем более, не моя. Ещё древние арии представляли Троицу первоосновы не просто как Один в Трёх, но и ещё динамический процесс воссоздания себя в Боге, а значит - в Любви. У ариев Вышень есть созидатель Единства и гармонии в мире и человеке - атмане. Но единый трансцендентный мир непознаваем, чтобы его познать через имманентность иллюзий (майя) и неведения (авидья), Брахман (Бог в человеке-атмане) идёт на тяжкую жертву развоплощения, а разрушителем личности выступает Шива. Познав этот грешный и иллюзорный мир путём создания себя в Брахмане освобождением от иллюзий и невежества тяжким духовным трудом, человек-атман идентифицирует себя с Богом в себе, восклицая: "Я есть Брахман, я бессмертен". Такова эта Троичность, когда человек-творец развоплощает мир и себя для будущей манифестации себя как высшего существа. При этом Вышень в нём творит, Шива разрушает, а самое интересное - Брахман-атман: он и сам процесс и над процессом. Так ведическая Троица поставила первая и единственная из богомировоззренческих доктрин в центр мира не Бога, но - Человека!
Иисус, получивший это знание от арийских волхвов на Балканах, всегда ясно давал ученикам в своём учении не только понимание вот этой зыбкой границы созидание-развоплощение, коей в дольнем мире является смерть, но и преодаление её власти во славу бессмертия: "...верю в воскресение из мертвых и жизнь будущего века" заканчивается символ Веры молитвы "Верую".
Знал это и Волошин и вот как описал он эту границу на изломе бытия.

Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Видны края расписанной гробницы:
И Солнца челн, богов подземных лица,
И строй земли: в полях маис и хлеб,

Быки идут, жнет серп, бьет колос цеп,
В реке плоты, спит зверь, вьют гнезда птицы,
Так видит он из складок плащаницы
И смену дней, и ход людских судеб.

Без радости, без слез, без сожаленья
Следить людей напрасные волненья,
Без темных дум, без мысли "почему?",

Вне бытия, вне воли, вне желанья,
Вкусив покой, неведомый тому,
Кому земля — священный край изгнанья.

Максимилиан ВОЛОШИН,«Corona astralis»

В своём бессмертном венке, в 11-м сонете, он продолжает божественно-земную тему на уровне сущности бессмертия и размышления у его порога, как некогда в Lunaria.

Крик души

Душа словно птица нуждается в полёте, в просторе притягательно манящих небес, в их светлой безопасности и глотках свежего пронзительного воздуха. И хочется подняться высоко-высоко, отдаться ветру и парить, купаясь в солнечных лучах. Нежиться отблеском радуги в пушистых облаках, трепетно соприкасаясь с красотой небесной. Видеть с высоты птичьего полета как прекрасен мир, упругими крыльями осязать свободу, и знать: я лечу. Да, ведь и впрямь, окрыленная душа способна в высь умчаться. Прозрачные, неповторимые крылья мечты, чувств, которые возносят и уносят в тот далекий волшебный мир, где есть добро, свет, понимание и самая нежная ласка. И возле той души, в которой горит огонь любви, воздух становится теплее, и искрится терпкое счастье. И так сильно хочется обнять, любить, прощать, жить и делится этим головокружительным восторгом бытия с каждым. И невозможно забыть, потерять в суете бытия то любящее сердце, то милосердные руки, которые выпустили на волю птицу твоей души, которые подарили ей небо. Душа, способная любить, не знает пустоты дня, ей неведома скука, она не умеет бояться высоты. Но как жаль, что иногда нам приходится спускаться с небес, покидать свои мечты и возвращаться в бренный мир, в котором есть и зло и ненависть, мучения и страдания, и время что страшит, неумолимо приближая финальный аккорд жизни. Это мир, в котором живут жестокие птицеловы. Поэтому, так важно дорожить каждой минутой, ценить всё то, что нам дано именно здесь и сейчас, надо беречь наши крылатые души. Ведь душа словно птица чувствует себя в безопасности лишь когда воспаряет над землей, а лишившись свободы и крыльев становится уязвима и теряет стремление к жизни в этом жестоком мире. Любовь и лишь она одна даёт душе приют не в землю уводя, а возвышая дарит чистоту, тепло и лёгкость. Полёт души - он так необходим. Мир пуст, и та душа пуста, в которой нет любви. Маська_КТВ

Между нами незримая нить

Между нами незримая связь Из тончайшей не рвущейся нити. Для тебя я звездою зажглась, Ты – души моей тайный хранитель. Это – таинство новых земель, Освященное кровью и болью. Это – дикий загадочный зверь, Кем-то прозванный странно – любовью. Не зови. Я узнаю сама, Если плохо тебе. Если худо. Но коснись меня мыслью едва - Я с тобой. Я всегда с тобой буду. Кто б не ставил меж нами преград - Я не думаю больше о боге. Если вдруг занесет тебя в ад, Подожди меня там. Я в дороге. Луч Темный

В родных объятьях, затеряюсь я

ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи", сонет №12

В сонетах 9 - 11, как мы уже отмечали, появляется образ Христа. Христос - это та часть Бога, которая материализовалась в Любви: Бог жертвует не всего себя, а только один лучик, который уходит жертвой в материю: не Бог, а сын Божий воплощается на земле, постепенно отказывается от себя для того, чтобы погаснуть совершенно в безднах материи-греха. По ведическим представлениям, от которых, как от первоистока не уйти ни в какие мистерии, это - расплата за майю развоплощения мира (Бога) в себе на мозаику заблуждений авидьи (неведения - не знания Вед). В «Сorona astralis» перед нами предстает образ странника, неустанно ищущего свой путь к звездам. Он пристально озирает небо, но не ночное, на котором звезды ясно видны, а дневное, когда они скрыты под «покровом майи». Он слышит зов невидимых звезд сквозь гул обыденности.
Сквозь внешний сюжет волошинского цикла проступает другой: скрытый сюжет о пути внутреннего совершенствования человека. Само заглавие «Corona astralis» многозначно. Слово astralis можно перевести не только как «звездный», но и как «астральный». В оккультной литературе, с которой Волошин был хорошо знаком, это слово расшифровывается двояко. Оно обозначает один из планов человеческого бытия: мир эмоций, желаний, страстей; но есть также и другое его значение: высший, трансцендентный план бытия, лежащий за пределами нашего чувственного восприятия. Уже в заглавии венка сонетов можно увидеть направление пути: к звездам, от низшей природы к великим тайнам бытия. Но как справиться с грузом тяжких страстей, которые тянут вниз?.. Без этого понимания - никак!

И бродит он в пыли земных дорог -
Отступник жрец, себя забывший бог

Однако, направимся от покинувших нас на время частей венка к попытке разрешить сложное сплетение мировых Путей, гениально означенное достигнувшим космических высот мировосприятия волхвом Волошиным. Вот Христос становится частью материи и в том числе - человека, божественным присутствием в этой материи, и тогда материя, преображенная и самопознавшая себя, начинает свое восхождение к Духу, то есть восхождение через Любовь, которая тут - не замена сексуального влечения стремлением к Богу, а лишь временная эманация её божественной сути.

Кто видит сны и помнит имена,
Кто слышит трав прерывистые речи,
Кому ясны идущих дней предтечи,
Кому поет влюбленная волна;

Тот, чья душа землей убелена,
Кто бремя дум, как плащ, принял за плечи,
Кто возжигал мистические свечи,
Кого влекла Изиды пелена.

Кто не пошел искать земной услады
Ни в плясках жриц, ни в оргиях менад,
Кто в чашу нег не выжал виноград,

Кто, как Орфей, нарушив все преграды,
Все ж не извел родную тень со дна, -
Тому в любви не радость встреч дана.

Максимилиан ВОЛОШИН, «Сorona astralis»

Отметим и квинтэссенцию замысла, оставляющего Путь к восхождению тем,

Кто не пошел искать земной услады
Ни в плясках жриц, ни в оргиях менад,
Кто в чашу нег не выжал виноград,

и орфическое переосмысление духовного перерождения, рассмотренного ещё в пятом сонете венка, без которого мы неизбежно выпадаем из процесса восхождения...прямо в объятия Эроса. О чём, кстати, провидец и маг прочёл лекцию «Пути Эроса» ровно двумя годами раньше, когда венок у этого обстоятельного волшебника только мерцал в воображении клисталликами находок и догадок.
Таковы они - "серебряные"...

Мой мир

ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи"...Лицо готической сивиллы


Безумья и огня венец
Над ней горел.
И пламень муки,
И ясновидящие руки,
И глаз невидящих свинец,
Лицо готической сивиллы,
И строгость щек, и тяжесть век,
Шагов ее неровный бег -
Все было полно вещей силы.
Ее несвязные слова,
Ночным мерцающие светом,
Звучали зовом и ответом.
Таинственная синева
Ее отметила средь живших...
...И к ней бежал с надеждой я
От снов дремучих бытия,
Меня отвсюду обступивших.

Максимилиан ВОЛОШИН

Однако, Волошин может и потрясать. Не органной мощью "Лунарии" или венком сонетов - вот так: выплеском могучей колдовской силы мудрого волхва. Хочется спорить, много спорить и обсуждать, но стоит ли? Вчитываясь в каждую строку, постигая один из её смыслов обычной многомерности киммерийского мага, начинаешь и сам наполняться этой магической силой ИНОГО понимания жизненных токов, среди которых ты и песчинка, и - Вселенная. Как много даёт приобщение к такому ведическому восприятию майи дремучего бытия в пользу приобщения к вещим тайнам Рода.

Максимилиан ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи", сонет №13


Как я уже писал здесь, тема угасания и воскресения Духа в «Corona astralis» во многом совпадает с лекцией Волошина «Пути Эроса», созданной двумя годами ранее: эволюция в теле человека проявляется разделением полов и привязанностью к удовольствиям материального мира. Дух растворяется в материи, но затем она, преображенная духом, начинает свое восхождение к божественному. Этапами этого пути для человека является переведение сексуальной энергии в силу творчества: искусства, науки. «Надо уметь владеть своим полом, но не уничтожать его. Художник должен быть воздержанным, чтобы суметь перевести эту силу в искусство». Дальнейший путь — это преображение земной любви в любовь к Богу, добровольный отказ от индивидуальности, принесение в жертву своей личности, которая умирает и вновь воскресает в духе. Для Волошина таким примером является Христос.
Так маг примиряет в себе земное и небесное: всю мощь и роскошь осязаемого мира, «цветение плоти и вещества во всех его формах и ликах» он ощущает пронизанными духом. В конце жизни Волошин делает в дневнике запись о том, что необходимо преодолеть автоматизм в низших областях жизни: «На все и во всех случаях (самых обыденных) нужно находить свой (трагический) ответ. Ответ всем существом. Судьбой. Не словами, а ставя на карту все существо».



Тому в любви не радость встреч дана,
Кто в страсти ждал не сладкого забвенья,
Кто в ласках тел не ведал утоленья,
Кто не испил смертельного вина.

Страшится он принять нa рамена
Ярмо надежд и тяжкий груз свершенья,
Не хочет уз и рвет живые звенья,
Которыми связует нас Луна.

Своей тоски — навеки одинокой,
Как зыбь морей пустынной и широкой, —
Он не отдаст. Кто оцет жаждал — тот

И в самый миг последнего страданья
Не мирный путь блаженства изберет,
А темные восторги расставанья.

Максимилиан ВОЛОШИН, «Corona astralis»

А вот эта апостольская тема не многими была понята, как мною, а оценена на моём веку лишь единожды. Ни один из апостолов, наделённых через Него воистину неиссякаемым источником любви, не предпочёл судьбе личное блаженство уважаемого Учителя под уютной смоковой: все они разошлись по миру и разделили судьбу своего Учителя. Знали они после пятидесятицы свою судьбу, ибо снизошёл на них Святый Дух, и поступили они как Он, исполнив ведомое. И не суть важно, что пришло это подвижничество из седых арийских тысячелетий как духовная подпорка и авторитет для молодой религии, ибо подпирающие конечно же знали, какому великому своему отпрыску - русам - будет то учение державной скрепкой для великой империи.
Теперь, через два тысячелетия предстоит соединить древнее с юным, знающее с жаждущим, и снова уходят в звёздный Путь, "порвав живые звенья", те, кому это начертано судьбой, той судьбой, к которой готовили их ещё до явления на эту чудную землю. Уходят в разлуку для новой встречи. Плачут внутренней слезой, исходят немым криком, как некогда Он, ослабевший на миг в Гефсиманском саду, о! не сейчас, не сегодня... Но, одолев себя вновь и вновь уходят к неведомым пределам для будущей жизни мира. Вспомните о них...
"Тёмные восторги расставанья..."

БРЮСОВ: "Серебряные россыпи"...Как долго о прошлом я плакал


ОТРЕЧЕНЬЕ

Как долго о прошлом я плакал,
Как страстно грядущего ждал,
И Голос - угрюмый оракул -
"Довольно!" сегодня сказал.

"Довольно! надежды и чувства
Отныне былым назови,
Приветствуй лишь грезы искусства,
Ищи только вечной любви.

Ты счастием назвал волненье,
Молил у страданий венца,
Но вот он, твой путь, - отреченье,
И знай: этот путь - без конца!"

Валерий БРЮСОВ

Литературная деятельность Брюсова поражает своей многогранностью: её коснулся я здесь, предвосхищая замысел крупной работы об этом идейном вдохновителе русского символизма и всего лучшего из "серебряного века", что от него отпочковалось. Автор повестей и романов, драматург, переводчик, теоретик искусства, историк литературы и литературный критик, исследователь стиха, журналист, редактор, педагог, организатор литературной жизни в сознании современников и последующих поколений был и остался прежде всего поэтом. Впрочем, в великой троице "серебряных" знаток французской поэзии и теоретик живописи импрессионистов, сам прекрасный живописец и глубокий философ Волошин так и остался для большинства поэтом, как и переводчик и авантюрист, полиглот и критик Бальмонт.
Меня всегда волновала арийская тема у Брюсова, хоть тут он гениально пророчески коснулся больше образа прародины, за знаниями которой еще при его жизни открыли охоту великие властолюбцы мира сего.
Читая его стихи, постоянно натыкаешься на упорно повторяющийся из сборника в сборник, из года в год арийский мотив - образ пути, путника, скитаний по бездорожью или неустанного движения вперед, трудного восхождения. Отречение или жертва для ария и есть путь к совершенству. Вчитайтесь в каждую строку одной из ипостасей пророчества мудреца, а ведь ему не было ещё 45 лет!

Мы путники ночи беззвездной,
Искатели смутного рая.

Э. Асадов Цвета чувств

Имеют ли чувства какой-нибудь цвет,
Когда они в душах кипят и зреют?
Не знаю, смешно это или нет,
Но часто мне кажется, что имеют.

Когда засмеются в душе подчас
Трели, по-вешнему соловьиные,
От дружеской встречи, улыбок, фраз,
То чувства, наверно, пылают в нас
Небесного цвета: синие-синие.

А если вдруг ревность сощурит взгляд
Иль гнев опалит грозовым рассветом,
То чувства, наверное, в нас горят
Цветом пожара - багряным цветом.

Когда ж захлестнет тебя вдруг тоска,
Да так, что вздохнуть невозможно даже,
Тоска эта будет, как дым, горька,
А цветом темная, словно сажа.

Если же сердце хмельным-хмельно,
Счастье, какое ж оно, какое?
Мне кажется, счастье как луч. Оно
Жаркое, солнечно-золотое!

Назвать даже попросту не берусь
Все их - от ласки до горьких встрясок.
Наверное, сколько на свете чувств,
Столько цветов на земле и красок.

Судьба моя! Нам ли с тобой не знать,
Что я под вьюгами не шатаюсь.
Ты можешь любые мне чувства дать,
Я все их готов, не моргнув, принять
И даже черных не испугаюсь.

Но если ты даже и повелишь,
Одно, хоть убей, я отвергну! Это
Чувства, крохотные, как мышь,
Ничтожно-серого цвета!

Асадов Эдуард

Volody24 gl

Волшебные прикосновенья...

Волшебные прикосновенья - Восторг и трепет двух сердец… Объятий сладостных венец, Атласной нежности скольженье… Небес серебряных узоры Рисуют губы, чуть дыша… К тебе летит моя душа, Раскрасив крыльями просторы… Под облаками танец страсти, Желанных рук прекрасный плен… Возьми Любовь мою взамен!.. Пусть сердце - искрами на части… Всё ближе Счастья откровенье… Сплетаются объятий звенья… Марина Есенина

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...На степи ковыль качается


КОВЫЛЬ

И. А. Бунину

Точно призрак умирающий,
На степи ковыль качается,
Смотрит месяц догорающий,
Белой тучкой омрачается.

И блуждают тени смутные
По пространству неоглядному,
И, непрочные, минутные,
Что-то шепчут ветру жадному.

И мерцание мелькнувшее
Исчезает за туманами,
Утонувшее минувшее
Возникает над курганами.

Месяц меркнет, омрачается,
Догорающий и тающий,
И, дрожа, ковыль качается,
Точно призрак умирающий.

Константин БАЛЬМОНТ

Есть у Бунина среди его шедевров-миньонов шедевров прекрасная вещица "Осыпаются астры в садах", коротенькая и незамысловатая миниатюрка, как и всё у него, за исключением, быть может, "Степи", да "Господина из Сан-Франциско". Не она ли навеяла Бальмонту настрой так вот описать буйную и необъятную степь почти пастельными тонами?
Сам в юности житель степей, я сразу подметил эту приглушенность и камерность там, где душа трепещет и рвётся соединиться с безумием запахов и магической пронзительностью звуков: то сплюшка заведёт свою канитель, то филин в перелеске заухает на жуть полёвкам, а то и заяц завизжит, заверещит, приняв собрата за лукавую огнехвостую. А то налетит из тумана дикий конский топот с гиканьями и разбойными посвистами пацанвы, летящей призраками в ночное. Налетит, да и затихнет за дальней балкой со ставком. Нет в степи ни слюдяной тиши лесного озера, ни загадки лунной ночи над притихшим Доном-батюшкой: с своим серебряным свечением ковыля в лунном свете открыта она всем семи ветрам... и мысли твоей, подхваченной духмяными токами воздуха.
А любовь в такой степи... Однако, полно: про серебряный ковыль на ветру рассказывает "серебряный" поэт. Наслаждайтесь...

ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи", сонет №14


Молодой Волошин не раз называл себя «зеркалом» или «губкой». Он жадно впитывал достижения культуры, много учился, был знаком со многими духовными деятелями своей эпохи, исследовал различные эзотерические учения. В такой восприимчивости, в стремлении всё и всех понять таится опасность потерять себя. Однако, обладая удивительной независимостью и непредвзятостью мышления, киммерийский волхв никогда не становился слепым адептом какого-либо учения, а усваивал чужие теории творчески, беря из них близкое себе, переосмысливая и применяя практически.
«Я думал, что я всегда ведь тоже ждал великого учителя, но он никогда не приходил, и я видел, что я должен творить сам и что другие приходят и спрашивают меня».
Многие мистики всерьёз считали его Посвященным высокой ступени эзотерических учений. Правда ли это? Для меня - несомненно. Нно оставим это, чтобы вернуться: нам остались свидетельства о прекрасной судьбе его, запечатленные на бумаге.
Закончим же путешествие, начатое здесь: магистрал ждёт нас.






А темные восторги расставанья,
А пепел грез и боль свиданий — нам.
Нам не ступать по синим лунным льнам,
Нам не хранить стыдливого молчанья.

Мы шепчем всем ненужные признанья,
От милых рук бежим к обманным снам,
Не видим лиц и верим именам,
Томясь в путях напрасного скитанья.

Со всех сторон из мглы глядят на нас
Зрачки чужих, всегда враждебных глаз,
Ни светом звезд, ни солнцем не согреты,

Стремя свой путь в пространствах вечной тьмы,
В себе несем свое изгнанье мы —
В мирах любви неверные кометы!

Максимилиан ВОЛОШИН, «Corona astralis»

Вот и последний, 14-й сонет "Венка". Мы прошли с вами Путь, начертаный с помощью пятнадцати сонетов: конечная строка первого здесь явленного, является начальной строкой следующего. Последняя строка последнего сонета является первой строкой первого: воистину грандиозный замысел. Но это с 1-го до 14-го, вот этого. А 15-й где? Вновь возвращаемся в тот миг, с котогого начался этот изнурительный, но и воистину феерический Путь наш с Великим Посвящённым.
Всё знание тысячелетий о любви разбросано в этой жемчужине, тот же Шекспир с его сотней разномастных фантазий меркнет перед цельным величием и монументальностью этой поистине космической цепочки эманаций любви.
Вот так случается у Волошина, таков нынче его венок: от орфических мистерий и воистину космических протуберанцев восторга любви к миру, до сомнения в сущесвовании этой любви, сомнения, похожего на восторженную манифестацию больше любого отрицания: есть она - безусловно есть, волшебная и загадочная эта субстанция по имени любовь! О! Как ждал я срока снова к нему вернуться, к этому венку, и вместе с вами ворваться в иные миры, промысленные Волошиным...
Закрученный во вселенскую спираль страстей и проведённый через всю историю падения, осмысления и возрождения духа, этот венок, как и всё иное у этого киммерийского мудреца - бесконечность...
Пройдя долгий путь постижения любви в этом мире, остановились мы вдруг перед сфинксом последней тайны - 15-го сонета. Магистрал, как я уже упоминал, и пишется первым. Невидим он нам, но может быть увиден. Есть соображения?

БРЮСОВ: "Серебряные россыпи"...Мечтатели, сибиллы и пророки


ЧИСЛА

Не только в жизни богов и демонов
раскрывается могущество числа.
Пифагор

Мечтатели, сибиллы и пророки
Дорогами, запретными для мысли,
Проникли — вне сознания — далеко,
Туда, где светят царственные числа.

Предчувствие разоблачает тайны,
Проводником нелицемерным светит:
Едва откроется намек случайный,
Объемлет нас непересказный трепет.

Вам поклоняюсь, вас желаю, числа!
Свободные, бесплотные, как тени,
Вы радугой связующей повисли
К раздумиям с вершины вдохновенья!

Валерий БРЮСОВ


С детства ворожили мне числа и я вдумчиво внимал их вдохновенным фантазиям. Пифагорова четверица... Целый мир: гармонии, открытые октавы, темперации, пентакли. А ряд Фибоначчи! Помню, как ошалел Валька Гуров, когда мой уродец-прибор (прелесть, лапочка, мутантик, собранный нашими чудными институтскими кулибиными по моей монтажной схеме) выписал на его двухвёрстке данные магнитки в виде спирали Фибоначчи. Я тоже ошалел: эта спираль, как графическая иллюстрация "золотого" сечения, всегда что-то значила, но только Валька знал, что это был эпицентр алмазной трубки, первой в мире европейской алмазной трубки будущего Ломоносовского месторождения.
Когда старый черкес, побратим отца по Сталинграду, сказал, что по числам у меня выходит очень сильная и звонкая фамилия, я только задохнулся от желания доказать это сейчас, немедленно. Видно увидал мудрый шапсуг что-то в моих глазах, потому что следующие его слова понял только я. "У Пифагора была сложная жизнь, но не торопливая: потому и успел всё". Наворожил мне аксакал, нарочил...
Интересно, какой черкес ворожил Брюсову?

Игры под луной

Сквозь сирень тёплый вечер струится,
Переливами лунной игры.
Предвкушений листаешь страницы,
Представляя другие миры.

На глазах тонкий шёлк искушений
Весь, как хищник собравшийся, ждёшь -
Что окажется сладкой мишенью,
И откуда раскатится дрожь?

Слышишь только любви ароматы,
Ощутимые блики огня.
Словно спазмом все мышцы объяты,
В напряжении нервы звенят.

Каждый шорох разложен до ноты,
Нежность лёгкого пёрышка вмиг,
Словно током пронзает в полёте,
Вырывая прикушенный крик.

В ощущениях весь без остатка,
Ты на пламени страсти горишь.
Обжигает касаний загадка,
И рычаньем пронзается тишь...

Марина Авс

Volody24 gl