Настроение сейчас - последний глоток свободы((я заставила себя написать эссе наконец. так вот, то, что получилось я выложила сюда. если кто еще не разочаровался во мне и заглядвает изрдека в мой дневник, оставляйте комменты
Михайловский кубик-рубик
С самого начала, когда я только приступила к фильтровке разношерстной толпы михайловских впечатлений, мне стало ясно, что понятия "Михайловское" и "поездка в Михайловское" совершенно разные вещи. Первое это лишь кусочек того кубика-рубика, который я попыталась собрать из пестрых, диких воспоминаний, ощущений и ассоциаций.
Впечатление первое. Татуированное и в майке.
Первым впечатлением оказался лысый устрашающий дядька, на свою беду оказавшийся нашим соседом. Впечатление он произвел на родителей тревожное, у своих же непосредственных попутчиков (то есть нас) вызвал нездоровое многозначительное хихиканье. Однако по мере приближения к Пскову опасный тип постепенно приобретал все больше достоинств. Он оказался наибезобиднейшим соседом, непрерывно созерцающим пейзаж за окном. Наша симпатия усилилась после того, как он достал из кармана очки с одной дужкой, а также когда кто-то чуть не наступил на него ночью, взгромождаясь на верхнюю полку. Когда же дядька еще и помог достать наши чемоданы, при этом неудачно пошутив, он просто-напросто покорил наши юные сердца.
Впечатление второе. Гуашево-оранжевое.
Впечатление зародилось на верхней полке плацкартного вагона из банального, монотонного, восхитительного стука колес и не менее банального, но не менее восхитительного закатного пейзажа за окном. Создалось впечатление. Медленно, тягуче и вязко оно тянулось вдоль рельс, как бесконечная декорация леса, сожженного до угольной черноты густым тяжелым закатом. Впечатление затягивало как омут, мерно стуча колесами, разрезая окно поезда на картонную тьму и ослепительный багрянец, который, достигнув своего апогея, стекал постепенно каплями куда-то за границу видимого, оставляя за собой неяркий оранжевый след.
Впечатление третье. Серо-голубое.
Псковские впечатления окрашены в пасмурно-серебристые цвета. Наверное, это влияние сонного пейзажа со свинцовой гладью реки, отделенной от голубовато-жемчужных облаков стеной монастыря, пейзажа с непременными просыпавшимися с неба на реку блестками солнца, с обязательной фигурой рыбака у берега.
И на этом серо-голубом фоне выделяется одно белое пятно – храм Рождества Иоанна Предтечи. Лишенный барочных ухищрений, как будто свободный от человеческого тщеславия, он выступает вперед в своей первобытной мощи. Этот храм не воспринимается как произведение искусства, как образец архитектуры, он естественен, органичен, непререкаем, беспрекословен.
Впечатление четвертое. Дорожно-полевое.
Дорожно-полевые впечатления это в первую очередь "псковские дали". И даже не нужно задаваться вопросом: "Это дали? Типично псковские?", сравнивая реальные "дали" с изображенными на открытке. Когда смотришь на это восхитительно-безбрежное, бескрайнее пространство, залитое лениво-зеленым свободным потоком травы, становится в общем-то совершенно все равно, типично псковские это дали или какие-то другие. Даже я (а пресное патриотическое чувство было мне всегда несколько чуждо) ощутила что-то необыкновенно родное в двух ленточках дороги, растворяющихся постепенно в мягкой зелени холмов.
Впечатление пятое. Геометрически-музейное.
В самой усадьбе живет Пушкин. Пушкин чистенький, с которого "служители пушкинского культа" тщательно стерли пыль веков, мешающую созданию аккуратного, плоского образа в рамочке. На меня, честно говоря, никогда не производили впечатления стул, на котором сидел поэт, кровать, на котором спала няня поэта, стол, за которым "великий поэт написал свои знаменитые строки" и тому подобные экспонаты всяческих музеев-квартир. Сколько я не бужу восторженное чувство приобщения к жизни "великого поэта", оно мирно спит в глубинах моей черствой души. Не разбудили это чувство ни аккуратненькие белые скамеечки в парке, ни аллея Керн, ни бронзовый Александр Сергеевич в цветах.
Зато что-то очень пушкинское ощущаешь в этом пейзаже, открывающемся из окна усадьбы: в гармонии голубых, коричнево-красных и зеленых оттенков, в облаках, волнистые очертания которых повторяют рельеф холмов. Как и в пушкинской поэзии, в этой природе чувствуется какое-то неброское изящество, ненавязчивая философия.
Впечатление шестое. Золотисто-бордовое.
Совершенно иное впечатление производят те же самые "дали", преображенные закатным солнцем. Это переливы цвета, это вдохновение солнца, полосами окрасившего траву в черепично-багряные, темно-зеленые с золотом краски, это красно-бурые стволы сосен, искупавшихся в потоке солнечных лучей. Какое-то прощальное буйство, пышное, сияющее торжество, которое ярко, неудержимо и неуловимо быстро разгорается, вспыхивает всеми возможными оттенками багряного и золотого и, так же быстро исчерпав себя, затухает и гаснет, потонув в серых сумерках.
