очень трогательно...нашла в просторах интернета...автора не знаю...но впечатляяяяяяяяяяет)))



Я умер почти 9 лет назад. Но я пишу вам не для того, чтобы рассказать как мне тут живется. Я пишу, чтоб рассказать вам свою историю. Историю моей большой любви. И еще хочу сказать, что любовь не умирает. Даже на том свете. Даже если её пытаются убить, даже если этого захотите вы. Любовь не умирает. Никогда. Мы познакомились 31 декабря. Я собирался встречать Новый год со своей третьей женой у своих старых друзей. Моя жизнь до её появления была настолько никчемной и ненужной, что очень часто я спрашивал себя : Для чего я живу? Работа? Да, мне нравилось чем я занимался. Семья? Я очень хотел иметь детей, но у меня их не было. Теперь я понимаю, что смысл моей жизни был - в ожидании этой встречи. Я не хочу описывать её. Вернее, я просто не смогу описать её, чтоб вы действительно поняли, какая она. Потому, что каждая буква, каждая строчка моего письма пропитана любовью к ней и за каждую ресничку, упавшую с её печальных глаз, за каждую слезинку я готов был отдать все. Итак, это было 31 декабря. Я сразу понял, что пропал. Если бы она пришла одна, я бы не постеснялся своей третьей супруги и подошел бы к ней в первую минуту нашей встречи. Но она была не одна. Рядом с ней был мой лучший друг. Знакомы они были всего пару недель, но из его уст я слышал о ней очень много интересного. И вот, теперь, я увидел её. Когда пробили куранты, и были произнесены тосты я подошел к окну. От моего дыхания окно запотело и я написал: "ЛЮБЛЮ". Отошел подальше и надпись на глазах исчезла. Потом было опять застолье, тосты. К окну я вернулся через час. Я подышал на него и увидел надпись "ТВОЯ". У меня подкосились ноги, на несколько секунд остановилось дыхание... Любовь приходит только раз. И это человек понимает сразу. Все, что было в моей жизни до это дня - была мишура, сон, бред. Очень много слов есть этому явлению. Но жизнь моя началась именно в тот новогодний вечер, потому что я понял, я увидел в её глазах, что этот день - тоже первый день в её жизни. Второго января мы переехали в гостиницу, и планировали купить свой маленький уголок. У нас вошло в привычку писать друг другу на окнах записки. Я писал ей "Ты - мой сон". Она отвечала "Только не просыпайся!" Самые сокровенные желания мы оставляли на окнах в гостинице, в машине, у друзей дома. Мы были вместе ровно два месяца. Потом меня не стало.
Сейчас я прихожу к ней только когда она спит. Я сажусь к ней на кровать, я вдыхаю её запах. Я не могу плакать. Я не умею. Но я чувствую боль. Не физическую, а душевную. Все эти восемь лет она встречает Новый год одна. Она садится у окна, наливает в бокал шампанского и плачет. Еще я знаю, что она продолжает писать мне записки на окнах. Каждый день. Но я не могу их прочитать, потому что от моего дыхания окно не запотеет.
Прошлый новый год был необычным. Не хочу рассказывать вам секреты потусторонней жизни, но я заслужил одно желание. Я мечтал прочитать её последнюю надпись на стекле. И когда она заснула, я долго сидел у её кровати, я гладил её волосы, я целовал её руки... А потом подошел к окну. Я знал, что у меня получится, я знал, что смогу увидеть её послание - и я увидел. Она оставила для меня одно слово "ОТПУСТИ"
Этот Новый год будет последний, который она проведет в одиночестве. Я получил разрешение на свое последнее желание, в обмен на то, что я больше никогда не смогу к ней прийти и больше никогда её не увижу. В этот новогодний вечер, когда часы пробьют полночь, когда вокруг все будут веселиться и поздравлять друг друга, когда вся вселенная замрет в ожидании первого дыхания, первой секунды нового года, она нальет себе в бокал шампанского, пойдет к окну и увидит надпись "ОТПУСКАЮ"…

ахаахах...я фанат Гарри Поттера...я в восторге, что нашла эти сказки, о которых упоминалось в седьмой книге)))))ммм

Однажды трое братьев путешествовали. В сумерках они дошли до реки, которая была настолько быстра, что её не переплыть, и настолько глубока, что её не перейти вброд. Но братья были волшебниками. Взмахнув волшебными палочками, они провели мост через реку. Дойдя до середины реки, братья увидели Смерть, которая была возмущена тем, что не заполучила новых жертв, но своё возмущение скрыла и восхитилась мастерством братьев и за это предложила им подарки.
Старший брат был воинственым. Он попросил самую могущественную на свете волшебную палочку, такую что её хозяин мог бы победить в поединке любого соперника. Смерть отломила ветку растущей неподалёку бузины, сделала из неё волшебную палочку и дала её старшему брату.
Средний брат был гордым. Чтобы унизить Смерть, он потребовал силу воскрешать мёртвых. Смерть подняла камень, валявшийся на берегу, дала его второму брату и сказала, что он может возврашать мёртвых.
Младший брат был умным и скромным. Он сразу поставил под сомнения добрые намерения Смерти и попросил у неё возможность прятаться от Смерти, где бы она его не искала. Смерти ничего не осталось, как снять с себя мантию-невидимку и отдать её младшему брату.
После этого каждый из братьев пошёл своей дорогой. Старший брат забрёл в одну деревню и победил в поединке волшебника, с которым был в конфликте. Затем он зашёл на постоялый двор и стал хвастаться своей волшебной палочкой. В ту же ночь к нему пробрался вор, перерезал ему горло и украл волшебную палочку. Так Смерть получила первого брата.
Средний брат вернулся домой и воспользовался воскрешающим камнем. Три раза повернул он камень и увидел, что перед ним стоит девушка, на которой он хотел женится. Но она была холодна и печальна. В конце концов брат не смог вынести тоски, сошел с ума и убил себя, чтобы навсегда остаться со своей любимой. Так Смерть получила среднего брата.
Третьего брата Смерть искала очень долго, но он постоянно прятался от неё под мантией-невидимкой. В конце концов он состарился и отдал мантию своему сыну, а сам вышел навстречу Смерти
 

2. Фонтан феи Фортуны / The Fountain of Fair Fortune Заколдованный, скрытый от чужих глаз сад защищён «сильной магией». Раз в год кто-то «неудачливый» получает возможность найти путь к чудесному Фонтану в этом саду, искупаться там и получить, выиграть абсолютную удачу на всю оставшуюся жизнь.
Зная, что это может быть единственным их шансом полностью поменять жизнь, люди (с магическими силами и без) путешествуют вместе до далёкого королевства, чтобы попробовать попасть в волшебный сад с Фонтаном. Три ведьмы знакомятся между собой и рассказывают друг другу свои истории.
Первая из них Эйша, страдающая «болезнью, которая неподвластна никаким лекарям». Она надеется, что Фонтан вернёт ей здоровье. Вторая – Альтида. Её унизил и обокрал злой маг. Она хочет, чтобы Фонтан помог ей превозмочь беспомощность и бедность. Третью ведьму – Амату – бросил любимый. Она надеется, что Фонтан поможет ей пережить горе. Войти в сад может только один. Но ведьмы решают объединиться. Одна голова хорошо, а три – лучше. В садовой стене вдруг появилась трещина, из которой вылезли ползучие растения и потянули внутрь Эйшу, она схватилась за Альтиду, та – за Амату. И всё бы хорошо, но третья не нарочно зацепилась за какого-то рыцаря. Так, вчетвером, они и попали в волшебный сад. А так как всё-таки бороться за купание в Фонтане сможет только один, первые две ведьмы не обрадовались, что Амата хоть и не специально, но прихватила с собой гостя. У рыцаря нет магических сил, и он, соответствуя своему имени – сэр Неудачливость, решает отказаться от участия. Амата тут же обвинила его в том, что он сдался, и стала уговаривать участвовать. Все вместе они проходят через всяческие испытания. Первое – белый червь, требующий «доказательство боли». Магические приёмы не помогают, и после нескольких бесплотных попыток лишь слёзы отчаяния Эйши заставляют червяка поверить им и пропустить дальше. На следующем этапе они сталкиваются с крутым склоном и в качестве оплаты за проход у них спрашиваются «плоды их труда». Они карабкаются, но безуспешно. И только сила духа Альтиды и её подбадривания помогли друзьям взобраться на вершину. Они прошли и это испытание. Наконец, они достигают ручья. Оплата за проход: «сокровище из прошлого». Ничего не выходит, пока Амата не решается извлечь воспоминания о несчастной любви из головы с помощью палочки и опустить их в ручей (привет Омуту Памяти!). Из воды появляются камни, и путники получают возможность перейти ручей к Фонтану. Осталось только решить, кому купаться.
Эйша так устала, что она падает без сил и не может дальше идти. Она умоляет друзей оставить её и не трогать. Альтида быстренько смешивает мощное исчеляющее зелье. Эйша его выпивает – всё, ей больше не нужен никакой Фонтан. Исцелив Эйшу, Альтида понимает, что она может лечить людей и этим зарабатывать на жизнь. Фонтан больше не нужен и ей. Амата осознаёт, что все воспоминания о былой любви смыты, осталось только верное восприятие бывшего – он был нечестным и жестоким. И ей Фонтан, получается, тоже без надобности. Остаётся только лишь рыцарь. Он конечно рад своему счастью. Купается в Фонтане прямо в своих ржавых доспехах, выскакивает оттуда и делает предложение руки и сердца Амате (буквально умоляет её об этом). Все три ведьмы получили свои «исцеления», а неудачливый рыцарь понял, что он на самом деле очень храбрый. И Амата, вселившая в него эту уверенность, встречает мужчину, который «действительно достоен её». И они все вместе уходят, взявшись за руки.
Ну, а сказка заканчивается фразой похожей на эту: "И жили все счастливо".
 

Жил на свете добрый волшебник. Он всегда помогал своим соседям, когда они обращались к нему со своими проблемами, варил зелья и противоядия в своём волшебном котле. Но вскоре он умер и оставил всё своему единственному сыну. Вскоре после смерти отца, молодой волшебник находит волшебный котёл, в котором лежит один тапок и записка «Надеюсь, сын мой, что это тебе никогда не понадобится».
Огорчённый, что ему больше ничего не досталось, кроме старого котла, сын отвернулся от всех соседей. Вскоре к сыну волшебника стали приходить со своими проблемами люди. Сначала пришла бабушка, у внучки которой появились бородавки. Но молодой волшебник прогоняет её. Захлопнув дверь, он слышит странный стук на кухне. У котла, завещанного его отцом, неожиданно отросла нога и он весь покрылся бородавками. Котёл начинает преследовать своего хозяина, и никакие заклинания не помогают от него избавиться.
На следующих день к волшебнику приходит мужчина, у котороко пропал осёл. Без осла он не может привозить товары в город и его семья останется голодной. Молодой волшебник прогоняет и его, и тут же появляется прыгающий на одной ноге бородавчатый котёл, который издаёт ослинные звуки и голодные стоны.
Постепенно молодой волшебник прогоняет всё больше и больше людей, пришедших к нему за помощью. Так котёл обзаводится слезами, рвотой, собачьим поскуливанием. В конце-концов, волшебник вынужден подчиниться воле отца. Он начинает помогать людям, а у котла пропадают приобретённые напасти. наконец из котла выпрыгивает тапок. который прекрасно подходит к ноге котла, и он успокаивается.

Большой пень (с двадцатью годичными кольцами – мы сами считали) располагается в самом верху четвёртой и самой длинной сказки Роулинг. Пять корней в виде щупалец бегут от самых корней, обвитые травой и одуванчиками, и выше них. В центре корня пня – тёмная трещина с двумя белыми кругами, которые выглядят так, словно уставились на читателя. Под всем текстом небольшой отпечаток лапы (с четырьмя пальцами). Не такое устрашающее, как кровавое и опасное сердце последней истории (на этот раз мы видим яркую пыль пикси на заглавной странице), но нам полностью не нравится этот пень.
"«Зайчиха-шутиха и её пень-зубоскал» начинается (впрочем, как всякая хорошая сказка) давным-давно и далеко-далеко. Жадный и глупый король решает, что он желает обладать магией только сам. Но есть две проблемы: во-первых, ему надо собрать всех существующих волшебников и волшебниц, а во-вторых, ему надо собственно изучить саму магию. Он руководит Охотниками на ведьм, с яростными чёрными собаками в качестве подмоги, а также он объявляет о своей потребности в Преподавателе по магии. Волшебники и волшебницы, наделённые здравым смыслом, пускаются в бега, а не откликаются на его просьбу, но "хитрый шарлатан" без магических способностей вводит в заблуждение свой путь в роль несколькими простыми уловками.
Однажды главный волшебник и Личный преподаватель Короля, шарлатан требует золото для магических поставок, рубины для того, чтобы творить волшебство, и серебряные чаши для зелий. Шарлатан прячет эти предметы в собственном доме перед возвращением во дворец, но не осознаёт, что старая "прачка" Короля, Баббитти, видит его. Она наблюдает, что он тянет пруты от дерева, из которого он изготавливает палочки для Короля. Будучи хитрым, шарлатан сообщает Королю, что его палочка не будет работать до тех пор, пока «Ваше Величество не будет достойно этого».
Каждый день Король и шарлатан практикуются "волшебству" (Роулинг восходит здесь, рисуя портрет смехотворного Короля, машущего своим прутом и "кричащий чепуху в небо"), но одним утром они слышат смех и видят, что Баббитти наблюдает за ними около своего дома, смеясь так заливисто, что она едва может стоять. Оскорбленный Король разъярен и нетерпим и требует, чтобы они по-настоящему показывали чудеса перед его слугами на следующий день. Отчаявшись, шарлатан говорит, что это невозможно, так как он должен уехать в долгое путешествие, но подозревающий теперь Король угрожает наслать Бригаду на него. Разъярённый, Король также приказывает, что если "кто-нибудь посмеётся надо мной", шарлатан будет казнен. И так, наш глупый, жадный, лишённый волшебства Король показан также гордым и ничтожно опасным - даже в этих коротких, простых сказках Роулинг способна сотворить сложных, интересных персонажей.
Выпуская расстройство и гнев, хитрый шарлатан направляется прямо к дому Баббитти. Подсмотрев в окне, он видит, что "маленькая старая дама" сидит за ее столом и чистит палочку, а простыни " сами стираются " в бадье. Восприняв её как настоящую ведьму и как источник, так и решение его проблем, он требует ее помощи, или он сдаст её Бригаде. Сложно полностью описать этот мощный поворотный момент истории (как и любого из этих рассказов). Вспомните богатство и цвет романов Роулинг и вообразите, как она могла свернуть эти крошечные сказки, полные ярких образов и тонких нюансов характера.
Спокойная к его требованиям (она ведьма, в конце концов), Баббитти улыбается и соглашается сделать "всё, что в её силах", чтобы помочь (есть лазейка, если мы когда-либо слышали). Шарлатан говорит, чтобы она спряталась в кустах и творила чудеса за Короля. Баббитти соглашается, но вслух спрашивает, что случится, если Король попробует выполнить невозможное заклинание. Шарлатан, постоянно убеждаемый в собственном уме и глупости других, смеясь, отмахивается от ее беспокойства, уверяя её, что её волшебство, конечно же, намного более могущественное, чем что–нибудь из того, "что воображение дурака" может придумать.
На следующее утро члены суда собираются, чтобы засвидетельствовать волшебство Короля. Со сцены Король и шарлатан представляют своё первое волшебство – заставлять женскую шляпу исчезнуть. Толпа поражена и удивлена, не догадываясь, что это - Баббитти, спрятанная в кустах, творит чудеса. Для следующего заклинания, Король указывает "прутом" (каждый такой эпизод заставляет нас смеяться) не лошадь, высоко поднимая её в воздух. Король, озираясь по сторонам в поисках ещё более гениальной идеи для третьего заклинания, прерывается Начальником Бригады. Он держит на руках тело одной из своих собак, смертельно отравленной ядовитым грибом. Он просит Короля вернуть собаке жизнь, но когда Король указывает палочкой на собаку, ничего не происходит. Баббитти усмехается в своём тайном укрытии, даже и не пытаясь произнести заклинание, поскольку она знает, что "никакое волшебство не в состоянии воскресить мёртвого" (по крайней мере не в этой истории). Толпа начинает смеяться, подозревая, что и первые два заклинания были всего лишь трюками. Король разъярен. Когда он требует объяснить, почему заклинание не сработало, хитрый и лживый шарлатан указывает на Баббити в кустах с криком, что "злая ведьма" блокирует заклинания. Баббитти бежит от кустарника прочь, и когда Охотники на ведьм натравливают на неё собак, она исчезает, оставляя их лаять у корней старого дерева. Отчаявшийся теперь, шарлатан кричит, что ведьма превратилась в "в дикое яблоко" (который даже в этот напряжённый и драматический момент издаёт хихиканье). В страхе, что Баббитти может превратить себя обратно в человека, шарлатан требует срубить дерево - вот как надо "обращаться со злыми ведьмами". По мере того, как продолжается действие, почерк Роулинг кажется немного менее аккуратным – пробелы между буквами слов расширяются, создавая впечатление, что она придумывает историю на ходу, записывая слова так быстро, как только может.
Дерево срубили, а толпа ликует и возвращается ко дворцу. Изнутри пня слышится "громкая речь". Баббитти, будучи умной ведьмой, кричит, что, что ведьмы и волшебники не могут быть убиты, если их "разрубят пополам", и чтобы доказывать это, она предлагает разрубить учителя Короля надвое. В этот момент шарлатан признаётся и молит о пощаде. Его кидают в тюрьму, но Баббитти ещё не закончила с глупым королём. Её голос, всё еще слышный из пня, сообщает, что его заклинания прокляли королевство, и каждый раз, когда Король навредит ведьме или волшебнику, он будет чувствовать боль, такую свирепую, что, он будет желать "умереть от этого". Отчаявшийся теперь Король падает на колени и обещает защищать всех волшебников и ведьм в королевстве, разрешая им творить волшебство без помех. Обрадованный, но ещё не полностью удовлетворенный, пень кудахчет снова и требует, чтобы воздвигли статую Баббитти в качестве напоминания Королю его "собственной глупости". "Пристыженный Король" обещает сделать так, чтобы скульптор создал золотую статую, и он возвращается во дворец. Наконец, "крепкий старый кролик" с палочкой в зубах выбегает из дупла в пне (ага! Вот чьи это белые глаза!) и покидает королевство. Золотая статуя навсегда осталась на пне, и в королевстве больше никогда не охотились на волшебников и ведьм.
"Баббитти Рэббити и Кудахчущий Пень" проливает свет на изобретательность старой ведьмы - кто должен напомнить поклонникам определенного мудрого и находчивого волшебника - и вы можете представить, как пожилая Баббитти смогла стать народным героем молодых волшебников и ведьм.
Но это больше чем просто история о триумфе умной ведьмы, сказка предупреждает о человеческих слабостях: жадности, высокомерия, эгоизма и двуличности, и показывает, как сбившиеся с пути (но не злые) герои учатся на своих ошибках. То, что рассказ следует сразу после сказки о безумном колдуне, выдвигает на первый план важность, что Роулинг всегда выдвигала на первый план самосознание: Баббитти показывает Королю его высокомерие и жадность, так же, как Прыгающий Горшок выявляет эгоизм волшебника, и Фонтан раскрывает скрытую силу трех ведьм и рыцаря. Из первых четырех сказках только волосатый колдун испытывает действительно ужасную судьбу, так как его непростительное использование Темных Искусств и его нежелание знать, что его истинная сущность освободит его от искупления грехов

В начале мы встречаем красивого, искусного, и богатого молодого колдуна, который прямо таки смущен глупостью его влюбленных друзей. Он настолько непоколебим в своем желании никогда не показать такую "слабость", что использует "Темные Искусства", чтобы сберечь себя от влюбленности.
Не ведая, насколько далеко пошел волшебник, чтобы защитить себя, его семья со смехом отмахивается от его попыток избежать любви, думая, что подходящая девушка заставит его передумать. Но колдун становится гордым, убежденным в своей правоте и впечатленный своей способностью достигать полного безразличия. Даже спустя некоторое время, глядя, как его ровесники женятся и заводят собственные семьи, колдун остаётся вполне довольным собой и своим решением, считая себя счастливчиком, потому что он свободен от эмоциональных потрясений, которые, по его мнению, иссушают и разрывают сердца других. Когда старые родители мага умирают, он не носит траур, а вместо этого чувствует себя "благословенным". Здесь почерк Роулинга немного изменяется, и чернила на странице кажутся немного более темными. Возможно, она нажимает сильнее – она столь же напугана и расстроена своим молодым волшебником, как и мы? Почти все предложения на левой странице практически сталкиваются со сгибом книги, поскольку мы читаем о том, как колдуну комфортно в доме его мертвых родителей. На той странице, когда мы узнаем, что колдун полагает, что его "роскошному" и прекрасному одиночеству можно позавидовать, мы видим первую запинку в письме Роулинга. Как будто она не может перенести написание слова "роскошный", так как ясно, что это не правильно.
Колдуна ввели в заблуждения лишь тогда, когда он услышал разговор двух сплетничающих людей, один из которых жалел его, а другой высмеивал, что у него нет жены. И молодой маг сразу решает взять жену - самую красивую, богатую и талантливую на зависть всем.
Поскольку ему сопутствовала удача, на следующий день волшебник встречает красивую, искусную и богатую ведьму. Смотря на нее как на "подарок", он преследует ее, убеждая тех, кто знает его, что он меняется. Но молодая ведьма - очарованная им - все еще ощущает его отдаленность, и всё-таки соглашается посетить его замок на ужин. На вечере, среди богатого стола и игры менестрелей, колдун ухаживал за ведьмой. Наконец, она говорит, что поверила бы его прекрасным словам, если бы только знала, что он "имеет сердце." Улыбающийся (и все еще гордый), волшебник ведет молодую девицу в темницу, где показывает волшебную "кристаллическую шкатулку", в который лежит его собственное "бьющееся сердце."
Ведьма испугана при виде сердца, и просит колдуна вернуть его туда, где оно должно быть (на своё так сказать законное место). Так как колдун понимает, что такой поступок вызвал бы чувство любви к нему, то при помощи палочки возвращает себе сердце. Казалось бы, всё должно быть хорошо, но нет. Сердце, которое так долго было отделено от своего тела, приняло очень дикие и извращённые действия. Здесь как бы можно закончить, оставив всех с вопросом, что же случилось с колдуном и молодой ведьмой. Но Роулинг пишет следующее. Некоторое время спустя (несколько часов), гости которые были на вечере, ищут хозяина замка - нашего колдуна и находят его в темнице. На полу лежит мёртвая девушка со вскрытой грудью, рядом сидит безумный колдун, и ласкает «светлое алое сердце» девушки, желая вставить его себе в грудь вместо своего. Но его сердце сильно и отказывается покидать тело.
Колдун, поклявшийся никогда больше не идти на поводу у своего сердца, вырезает кинжалом его из груди. Чувствую я себя победителем, он падает перед девушкой и умирает.

Меня нет, я ушла гулять в страну "Не имеет значения", там очень уютно и готовят вкусный кофе...(c)

да,да, именно так, потому, что выходные, а делать не фиг...у мя рвёт башню, поэтому пойду, чтоли с горя печь рулет, нашла здесь рецепт прикольный....http://blogs.mk.ru/users/3344739/post138854545/?upd

одно из немногих блюд, которые я наконец таки научилась готовить))))нямка!!!

От редакции     В   свои   тридцать  шесть  лет  Фредерик   Бегбедер,  начинавший   как
литературный критик,  стал  одной  из самых  заметных  фигур  в  современной
французской прозе. Каждая его  книга производит впечатление, схожее с шоком.
Тех, кто ценит гротеск и юмор, пусть жестокий, почти "висельный", рассказы и
романы Бегбедера  чаще  всего приводят в восторг.  Другие,  в  основном люди
старшего поколения,  привыкшие думать,  что хотя бы  какие-то  ограничения и
табу в искусстве все-таки необходимы, читая  Бегбедера,  испытывают чувство,
близкое  к  возмущению.  Впрочем,  именно  этого  автор  и  добивается.  Его
повествование всегда провокативно -- в сущности, цель Бегбедера прежде всего
та, чтобы читатель ни  в коем случае не  остался безразличен  к  его тексту.
Пусть  негодует,  пусть  со вздохом вспоминает  времена, когда  существовала
цензура, -- все предпочтительнее, чем бесстрастный  взгляд, который скользит
по гладко, мастеровито сделанной книжке, каких на французском рынке тысячи и
тысячи.     Автор  в  своем  предуведомлении  напоминает читателю,  что экстази  --
наркотик  сильного  действия, и  стало  быть, все те  абсурдные  и  жестокие
картины,  которые предстанут перед открывшими книгу, выпущенную почтеннейшим
парижским   издательством   "Галлимар",   надо   воспринимать   как  видения
персонажей,  приверженных  этому  наркотику  (включение в  их  число  самого
Бегбедера --  разумеется, литературная  игра). У  этой  темы:  наркомания  и
даруемый ею "искусственный рай"  (так назвал свою книгу о курильщиках гашиша
Бодлер)  --   давняя   литературная  традиция.  Имена   писателей,   которые
представляют  эту  традицию, названы у Бегбедера. Громкие имена: де  Куинси,
Кокто, Хаксли, Кастанеда, Том Вулф...     После "Рассказиков под экстази" (1999)  Бегбедера следует рассматривать
как еще одного мэтра такой литературы. Но  вряд ли  -- как типичную для  нее
фигуру.  Прежде  в  этой литературе преобладали  тоска, даже отчаяние,  или,
напротив, медитация, ощущение открывшегося нового горизонта, который  влечет
к  себе непреодолимо. Тональность Бегбедера совсем другая: жесткая, насквозь
ироничная, сюрреалистическая. Для его  героев в состоянии экстази  весь  мир
превратился в нескончаемый  порнофильм с подробностями, которые выглядели бы
просто отталкивающими, если бы не злая насмешка, с которой они поданы. Можно
не принимать подобный  ракурс изображения, но  ведь никто не отменил закона,
требующего  судить  писателя  по  тем  законам,  которые он  сам  над  собой
признает.     Дельфине     По фамилии Валлетт,     Проживающей на улице Мазарини,     В доме тридцать семь, привет.     Летняя ночь подходит к концу; молодая женщина отослала всех слуг. Скорорассветет. Осталась  только одна  большущая неподвижная  звезда, она мерцаетрядом с Эйфелевой башней. Меж тем закраины ночи уже потихоньку светлеют.     Ален-Фурнье     8 июня 1913 года     ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ     В 80-е годы новый наркотик, MДMA, прозванный "экстази", распространилсяв  местах, где  развлекаются  полуночники.  Это  "любовное  зелье"  вызываетстранный  и  непредсказуемый  эффект:  приступы  жара, готовность  всю  ночьдрыгаться под  "техно"  и обнимать каждого  встречного-поперечного, зубовныйскрежет, стремительное обезвоживание, экзистенциальную тоску,  желание то липокончить с  собой, то ли предложить руку и сердце. Это тяжелый наркотик, откоторого  взлет  сменяется падением, словно  на американских  горках  или  врассказах некоторых писателей из Штатов. Теперь автор  этих строк его большене употребляет  и всем прочим не советует:  не только из-за того, что пилюлиэти запрещены, но и потому, что от них протухают мозги,  доказательство чему-- этот  сборничек текстов,  написанных  под  экстазийным кайфом.  И  потом,неужто так уж необходимо  специальное снадобье, чтобы поведать о своей жизнинезнакомым людям? Для чего же тогда печатный станок?     Ф.Б.
     ХАНДРА В АЭРОПОРТУ РУАССИ-- ШАРЛЬ ДЕ ГОЛЛЬ     Заглотила? Заглотила? Заглотилазаглотилазаглотила?  А кто вы? Почему мыговорим,  прижав  нос   к   носу?  А  вы  точно  прочли  мою  книгу?  Можетегарантировать,  что я не БРЕЖУ?  Разве  бывают такие красивые красные губки?Разве РАЗУМНО быть такой стройненькой, иметь всего двадцать один год от родуи мини-юбку размера XXXS?  Вы  отдаете  себе  отчет, чем рискуете, делая мнекомплименты и поощряя меня такими голубенькими глазками?     Почему я потею свою ладонь в вашей? Почему ваши коленки побуждают  меняизобретать новые  переходные  глаголы? И прежде всего, который теперь час? Ане скажешь ли, как  ваше имя? А не желаете ли ты выйти за меня замуж? И  гдемы, собственно,  интересно  бы  у  вас,  у тебя узнать?  Что  за торпеду  тыподсунула нам под язычок? И откуда здесь лазерные лучи, вон те, что режут накуски слои жидкого воздуха? И кто запускает столитровые бутылки шампанского,эти вот,  что  свищут у  нас над  головами?  И сколько времени  надо,  чтобычеловек пожалел,  что появился на свет?  А знаешь, у тебя  красивые  глазки,знаешь? Почему  вы плачете? Ну когда же ты меня поцелуешь? А хотите, принесуеще одну водку? А когда мы снова поцелуемся? И почему ты  уже не танцуете? Икто  все  эти  люди?  Они  твои  друзья или  враги?  Не снимете ли  вы  твойпуловерчик? Ну пожалуйста! А сколько ты хочешь детей? Как бы вам хотелось ихназвать?     А что теперь будем делать? Не подышать ли свежим  воздухом? Что? Мы ужедышим? К тебе пойдем или ко мне? Вы позволите мне взять такси? Предпочитаешьпешком?  К чему нам  на Елисейские  Поля?  Ты сняла  мокасины, чтобы шлепатьбосиком  по  асфальту,  ну  разве  это серьезно? Интересно, можно  разогретьложечку с кайфом над вечным огнем на могиле Неизвестного Солдата?  А у  тебяесть парень? Почему мне приходят в голову те же, что у тебя, мысли? Ты многовидела людей,  которые одновременно  говорят одинаковые слова? Чего вон  тотлегавый  на  нас пялится?  И  зачем  все  эти  машины кружат и кружат вокругТриумфальной арки? Почему бы им не отправиться  по домам?  А нам? Не пора линам домой? Сколько можно торчать тут, на Этуаль, и целоваться попусту, когдана  улице всего два  по Цельсию, вместо того  чтобы  нормально  трахаться  впостели, как все порядочные люди?     Думаешь, мы  правильно  сделали,  умыкнув  его кепи?  Ты  уверена,  чтополицейские бегают не так  быстро, как  мы? А  этот мотоцикл, он что,  твой?Уверена, что можешь водить в  таком состоянии? Сбросить скорость не  хочешь?Зачем мы свернули на кольцевую? Думаешь, стоит под таким лихим углом крутитьвиражи на 180-ти в  час? А это  не нарушение  правил  --  твой слалом  междугрузовиками  в  шесть утра? Ну сегодня-то солнце еще встанет, а завтра? Чегомы  потеряли  в  аэропорту Руасси-- Шарль де Голль?  А когда сменишь  город,жизнь тоже меняется? Для чего  путешествовать по однообразному миру? Тебе нехолодно? Значит, только у меня одного прихватило  яйца?  Что? Тебе ничего неслышно из-за шлема? Тогда  кому я говорю?  Выходит, могу орать  что  угодно?Петь "I wanna hold your  hand"? Продолжать врать, оглаживая  твою  спину подпуловером,  а затем и  грудь поверх лифтяшки,  потом  засунуть  руку  тебе втрусики  --  может,  хоть  это  заставит  тебя  ехать помедленнее,  мартышкачертова?     Куда  нам приткнуть  мотик?  Перед  первым терминалом  или  на  платнойстоянке? Почему над нашим отсеком  табличка  135? Раз, три,  пять. Похоже на"растрепать",  ведь так? Я в  растрепанных чувствах:  сколько действует твояпилюля? Почему двери  открываются до  того, как их тронешь?  Отчего под этимбледным  неоном мерещится, будто  скачешь козлом по  луне?  Мы действительносигаем  на шесть метров при каждом прыжке или  нам только кажется? Ты можешьснова меня,  пожалуйста, немножечко поцеловать? Тебе будет  очень неприятно,если я  останусь у тебя во рту? Ты позволишь нам пройтись  в сортир, а там яполижу тебя в самом интересном месте?     Хорошо  было?  Это  ведь  было  очень, очень,  очень  хорошо?  Все  этопотрясно, но вот который теперь час? Почему ночи  ВСЕГДА  сменяются днями? Ачто,  если вместо того, чтобы шагать против движения по транспортерам в этихплексигласовых кишках,  обшарпанных, построенных еще  в  семидесятые, -- онисмахивают на трубки искусственного дыхания, которые суют в рот  пострадавшимв дорожных авариях,  эй, ты  слушаешь? --  что если  перестать валять дураказдесь,  в Руасси, и сесть в самолет? В первый попавшийся? Куда угодно,  лишьбы  подальше отсюда?  Чтобы это  все никогда  не  кончалось?  Может,  махнемкуда-нибудь в  Венесуэлу, в Белоруссию или, скажем, в Шри-Ланку, а  то  и воВьетнам, а?  Туда,  где  теперь садится  солнце? Видишь, как  новые  буковкивыскакивают на их допотопном  табло? Дублин?  Кельн?  Оран?  Токио?  Шанхай?Амстердам? Мадрид? Эдинбург? Коломбо?  Осло? Берлин?  Разве  каждый город --сам по себе не вопрос? Тебе не жаль самолетиков, которые только что взлетелис  летной полосы?  А там, наверно,  голубенькие стюардессы уже подают первыеподносы  с едой в  целлофане бизнесменам,  притрахнутым лексомилом?  Слышишьобъявления  об отлете? Их  цедит  на одной ноте грустная  администраторша, икаждый раз музыкально  побрякивает электроника, слышишь?  Можно  мне еще разпотрогать твои  губки,  перед тем как убраться? Кто  из нас отвалит  первым?Почему, ну пооочемууу каждый раз приходится прощаться?     Тебя тоже, как и меня, угнетают аэропорты?  Ты не находишь,  что  в нихесть  своя поэзия? Меланхолия  расставания? Лирика новых обретений? Какое-тосгущение воздуха,  заряженного  эмоциями,  пропущенными  через  кондиционер?Сколько времени  занимает  посадка?  А  наша любовь, выживет  ли  она, когдакончится этот химический  отпуск? И когда же мы, наконец, прекратим молчать,уставясь на рассветные окна  в этом пустом  кафетерии?  Почему  все газетныекиоски  еще на  замке,  а  игровые  автоматы не  включены? Ты  не  завидуешьменеджерам среднего  звена,  которые ждут  вылета в  застеленных  линолеумомзалах,  развалясь на  оранжевых диванах  и  попивая  растворимый  кофе?  Чтоприходит  в голову при виде вон  того таможенника, у которого так несет  изорта, или  этого  работяги,  таскающего за собой грохочущий  мусоросборник нароликах,  а что  скажешь вон о тех бомжах, храпящих на сиреневых пластиковыхбанкетках?  Что все  это нам говорит?  Что бежать больше некуда? Что  нельзяудрать  от самих  себя?  Что  путешествия  никуда  не  приводят? Что надобенпожизненный отпуск или никакого? Не могла бы ты отпустить мою руку?  Неужелиты  не  чувствуешь,  что мне необходимо побыть одному среди  этих  покинутыхвсеми багажных сумок? Возможно ли расставание без чрезмерных страданий, дажена фоне рекламы духов "Энви" фирмы "Гуччи"?     И пока наши затуманенные глаза следят за взлетающими "Боингами-747", немогу не задаться последним вопросом: почему же мы все-таки не в самолете?     ТЕКСТ НЕ ПО МОДЕ     Нью-Йорк  at last.  Давно пора было  распрощаться с уютной неспешностьюевропейских ночей, с их расслабляющей роскошью. Настал  час  действовать  неразмышляя,  совершить   наконец  истинно   свободный  поступок,  пресловутоебезумство,  стопроцентно оправданное  его  полным  бескорыстием. Черт, какойкайф поступать по  натию! Вечер, как и сама жизнь, удается лишь при условии,что все плохо началось.     Уехать  -- это слово слишком часто остается всего  лишь  словом. Нельзябольше  грезить словами, нужно их  переживать. Брийян, брильянтовый мальчик,пялится  на истерические  небоскребы мировой столицы  сквозь  мутные  стеклатакси.  Идея  сбежать  из Парижа пришла  ему в  голову,  когда он  рассеяннобеседовал с Мартой, мордастенькой, но очень богатенькой  американочкой.  Онаподцепила  его у края бездны,  на широком балконе некоей квартиры с шикарнымвидом на город, и выдала длиннейший монолог о неподвижности своей жизни. Подугрозой  обморока от скуки Брийян на середине нескончаемой  фразы  предпочелслинять, смыться из города и надраться в самолете.     Эта история  начинается около  половины  шестого утра, однако ее  героюбыло бы затруднительно в  тот момент  разобрать, который час. Гордясь  своимплачевным состоянием, Брийян принимает вертикальное положение. В мутной тинебара  на авеню "В" он единственный, на  ком в августе  месяце надет смокинг.Шарф меньше диссонирует с обстановкой, поскольку он изрядно помят, как и самБрийян после полубессонной ночи. Брийяну приятно сознавать, что на нем те жеодежки, что и восемь часов назад, когда он был по другую сторону Атлантики.     Полная луна  наколота  на шпиль  ярко освещенного  Крайслер-билдинга. УБрийяна кончилась бумага  для косячков, и  он  обречен  задумчиво теребить вкармане  бесполезную   травку.  Мусорные  баки  переполнены,  их  содержимоевываливается на тротуар; босоногий чернокожий,  дремлющий на  теплой решеткеметро, проводит политику  протянутой  руки. Нет, сегодня  Брийян  блевать небудет, ни за  что  не  будет.  И  голова  останется ясной,  надо  только  несмешивать больше напитки. В конце концов, можно бороться с действительностьюмножеством иных способов, кроме  еженощной  отключки... Разумеется, способовболее опасных. Но чаемое забвение всегда неизменно: время застывает, процесснепрерывного   становления  прекращается,   сменяясь   вечным  настоящим.  Инаплевать на  обстоятельства места и  времени: наступил ли уже день?  Что залюди вокруг толкутся?  Где джин? Зачем  этот  диск?  Все делается  зыбким, иможно с остекленевшим  взглядом  лунатически  пропарывать толпы, блуждать покосоглазым  улочкам  среди  кошмаров  и  клошаров  и  с  блаженной   улыбкойзадрыхнуть хоть  головой в канаве, хоть удобно растянувшись на голой женщинепосле безуспешных попыток ею овладеть.     Для  Брийяна  элегантность "конца  века"  не есть нечто преднамеренное.Подобно деньгам и порокам,  его дендизм -- врожденный, вторая  кожа. Сегодняон  непризнанный  художник  или  киберпанк  с электроникой в  голове.  А вотзавтра...  Неужели  он снова станет пресыщенным папенькиным  сынком, на  чтоуказывает,   возможно  ошибочно,  его   пристрастие  к   шляпам,  серьгам  имарксистским революциям?     Между тем сейчас так недурно бы поспать. Но Брийян только что проглотилжелатиновую  капсулку,  отбившую  всякий сон. Он вышел  на  улицу,  даже  нечмокнув хорошенькую официантку. Мокрый тротуар  под его ногами поблескивает,словно  бездна, извергающая  тысячи падучих звезд.  Он  едва  не сиганул подгромадный  желтый грузовик, но передумал. Передумал единственно потому,  чтоинтереснее быть  раздавленным изнутри,  чем снаружи. Дождь  падает  длиннымитуманными шнурами (размытый боковой свет китайских ресторанчиков смешиваетсяс  клубами  белого пара, извергаемого окнами прачечных). Брийяну  захотелосьнемного пройтись,  и он решил не заглаживать назад волосы:  обжигающий дождьзаймется этим  сам. А что грим потечет, так оно  и  лучше:  чтобы  сделатьсянастоящим привидением, бледного лица маловато.     Сейчас,  пока  по  ржавым  железным лестницам  ползет рассвет,  Брийянухочется только одного: не спускаться вниз до завтрака. Вся его жизнь есть нечто иное, как  бесконечная череда колебаний. Вот  и теперь: неужто придется,корчась от вымученного смеха, доказывать  себе,  что в ресторане "Бальтазар"царит  не  ведающая  национальных   границ  особая   надмирная   светскость,предаваться  опасным  порокам  в  садомазохистском  клубе  "Геенна",  нюхатьпорошок в сортирах "Спай"  или  отдать дань содомскому греху  с какой-нибудьпсевдографиней на заднем сиденье ее "силвер-шедоу", рискуя в столь неудобнойпозе что-нибудь себе вывихнуть? По  сути, душа  Брийяна, питаемая простейшейжаждой  приключений,  воюет  с  чрезмерно рациональной  эпохой. Разве  можнодумать как Бодлер, пользуясь  лексиконом Чарльза Буковски? Сидя на корточкахна металлическом  полу  некоего лофта в Ист-Виллидже, он созерцает  бороздкистарой,   ставшей   уже  почти   экзотикой  виниловой  пластинки,   подпеваянепотребствам, несущимся с компакт-диска.     Когда он просыпается, уже стоит  ночь. Решение созрело: он отправляетсяопохмеляться  в "Хаос"  -- надо же показать, что он  жив. Все  ведь только иждут,  чтобы  он дал  слабину. Как  правильно говорить: краска для  губ  иличернила для  губ? Брийян  ничего не  видит  в  солнечных  очках  при  полномотсутствии солнца. Ну и пусть. Главное, чтоб его видели.     Надо жить на  восьмистах в час, а  потом  умереть, да так,  чтобы мозгирастеклись по капоту, как сперма. Когда живешь на восьмистах в  час, некогдадослушивать  до  конца  главный  шлягер лета. Стать  метеором:  негаснущим иненасытным, который никто не может поймать и использовать. И  сразу, с местав карьер, подставиться всем  мыслимым  опасностям, самым идиотским, особенноесли небо обложено тучами. Декаданс -- не столько тяга к искуплению, сколькообраз жизни. Такси сигналят впустую,  а ежели  гостиничный неон подмигивает,то лишь потому, что испорчен.     В "Хаосе" настоящее пекло, жарит на всех  этажах.  Танец -- это больше,чем  речь  тела: звук нарастает,  череп  готов  треснуть,  громкость  важнеемелодии.  И ни секунды передышки: безумный прикид требует безумных движений.Брийян уже не помнит, какие сиськи предпочитает -- большие или маленькие.     Хватит   наблюдать,   как  распадаются   наши  жизни,  займемся   лучшеразрушением  чужих. Девица с флюоресцирующими волосами и ногтями уже приняласлишком  много водки с тоником. Она дрыхнет перед  видаком  с  крутым порно.Не-ет,  надо жить мгновением. И плевать нам, что будет завтра, главное, чтоббыло еще хуже. Вот сейчас Брийян, терзаемый мутной бессонницей, поднимется инарисует женский силуэт белой  краской на  черной стене. В его  номере  нет,кажется, ни капли кислорода, а снаружи  и того  меньше. Нужно лечь ничком назатянутый чем-то ворсистым пол  и  хорошенько вытянуться. Под  ногами  будуткрошки, да черт с ними.     Можно  ли  выдумать более  изощренную  пытку,  чем  разбудить  человеказвонком мобильника?  Пронзительное дребезжание,  подхлестываемое  отчаянием,превращается в  грохот  отбойного молотка, скрежет  вагонных  тормозов, крикболи, оглушительное  тарахтение, буравящее  тяжелую тишину утренней пустоты.Придется отозваться, иначе  смерть.  Спотыкаясь о  пустые бутылки (от старыхнапитков с  неудобопроизносимыми  названиями), тычась лбом  в  полуприкрытыедвери,   он   обрушивается  наконец   всем  телом  на   что-то  холодное   иметаллическое, угодив  рукой  в  вязкую  грязную  массу. Право  же,  внешняяпожарная  лестница с  расшатанными  ступеньками не так опасна для черепушки,хотя перила там держатся на одном болте.     Ни  тени воспоминаний о вчерашнем, никаких планов на вечер. Пока  можноразве  что слушать классическую  музыку, разглядывая собственное отражение ввыключенном   телике.   Или   уставиться   в   потолок,    высматривая   тампорнографические  узоры, слишком замысловатые,  чтобы их здесь описывать. Ночерт раздери, что  же  предпринять, чтобы вновь обрести утраченный вчерашнийпорыв? Можно из последних сил удерживаться от рвоты -- но что этим докажешь?И ждать, когда кончится век. А он отнюдь не спешит издохнуть.     Брийян  встает  и   делает  несколько  неуверенных   танцевальных   па.Неторопливо  потягивается,  пока поле  его  зрения  (ограниченное гигантскимокном гостиной)  пересекает  вертолет. Наконец, повалившись на диван, Брийянберет телефон.  Почему  пауки никогда  не  попадаются в собственную паутину?Облака летят слишком быстро, скоро  покажется солнце и опять начнет накалятьасфальт. Удовольствие имеет одно важное достоинство:  в  отличие от счастья,оно существует. Да, хорошо, я  возвращаюсь в Париж, я тоже тебя люблю скучаюизвини извини извини жди прилечу.     Который   сейчас  может  быть  час?  Сквозь  жалюзи  проникают  полоскисветящейся пыли. Неистовая, безрассудная страсть в сопровождении фортепьяно.Надорвать сердце, погубить ради кого-то свою жизнь и плакать: горячо-горячо!Не  понадобятся  ни таблетки, ни плетки,  ты будешь весь во власти Ее глаз игуб. И чтоб при воспоминании о Ее поцелуях и духах перехватывало дыхание!     Лучше  всего,  если  сначала ты  Ей не понравишься.  Сколько  блаженныхстраданий  при мысли, что, быть может,  другие кладут голову  во впадинку Ееплеча. В померкшем Париже ты станешь глазеть на счастливых прохожих, выдыхаяоблака грусти.  Если повезет,  это  томление сделает тебя застенчивым  и  тыперестанешь колебаться в выборе между Ею и дурью, твоя новая  дилемма будет:Она или самоубийство.     Любить или делать вид, что любишь, -- какая, в сущности, разница,  еслиудается обмануть самого себя?     ДЕНЬ, КОГДА Я НРАВИЛСЯ ДЕВУШКАМ     Стоит ясный день. Именно стоит, поскольку еще вчера он лежал в лежку. Ая  вас уверяю, это  странное  ощущение: видеть, как  день реально встает  наноги.     Жизнь  моя превратилась в ад,  какого я злейшему врагу не пожелаю. Я неспал  уже  с  полгода.  Желудок  горел, несмотря  на ниагары маалокса,  женаотчалила  со звездой шоу-бизнеса,  детей  у нас  не  было;  короче, я  жил вПариже,  а  на дворе  был 1994 год.  Меж  тем в то  утро,  вместо того чтобыскулить, я сам как раз захотел встать на ноги. Как день.     Нет, кроме шуток. Было что-то такое в воздухе. Я это почувствовал, едвавыйдя из дома. Мне улыбнулась какая-то девица, а вслед за ней и ее подружка.По графе "улыбки незнакомых  девушек на  улице"  я  за десять минут превысилсвою  среднюю  недельную  норму.  И я  сказал себе:  надо пользоваться, покавезет.     Подцепить обеих девиц совершенно не стоило труда. Как всегда в подобныхслучаях, одна была хорошенькая,  а другая -- дурнушка. В итоге это означало,что придется платить за два кофе (три, включая мой).     Я предложил:     -- Сядем на террасе?     -- Это еще зачем? --  откликнулись они хором. -- Если хочешь заняться снами любовью, мы -- за. И незачем платить за два кофе (три, включая твой).     Хорошенькая  поцеловала меня в губы, поработав у меня во  рту  язычком.Дурнушка не без деликатности провела рукой по моим причиндалам.  Хорошенькаязапустила ручонку  мне за рубашку, обследуя  мой  безволосый  торс. Дурнушкаразбудила к жизни мой агрегат. Хорошенькая потянула меня за волосы. Дурнушкапоцеловала  взасос   хорошенькую.   Дурнушка   оказалась   гораздо   хорошеехорошенькой.     И  все  это  происходило прямо  на  улице,  на  глазах  у  невозмутимыхпрохожих. Говорю же вам: это утро началось не так, как положено.     Мы направились к  скамейке, и  пока я лизал ухо  хорошенькой,  дурнушкаменя  оседлала. При отсутствии трусов все у  нее внутри  было устроено оченьудобно. После нескольких пырков мы кончили одновременно.     Наверно, мы очень громко кричали,  ибо, открыв глаза,  я увидел  вокругскамейки изрядное скопление  народа. Некоторые зрители даже стали кидать наммонетки. Как только мы их подобрали, обе девицы испарились.     Я не  спеша застегнул пуговицы на  своих  белых джинсах "501".  Никогданичего похожего со мной не  случалось. Видал я и самоубийства, и смертельныепередозировки, и  супружеские  измены.  Участвовал в телепередачах. Пару размне даже случалось  переодеваться женщиной. Но никогда, ни разу в жизни я нетрахал   незнакомых   дам   без   презерватива  и  не  представившись.   Моесуществование   потекло   далее  по  собственному   инфернальному   курсу  внаправлении незнамо чего.     Я продолжал  фланировать  по  бульвару.  Люди  насвистывали,  смеялись,некоторые даже пытались  заговорить с первыми встречными. Весь город источаллюбезность, словно Господь внезапно удвоил содержание кислорода в атмосфере.Я вошел в бистро, и Аврора сделала мне знак. Аврора --  девица из  бара. Онавсегда носила "боди" в обтяжку с голыми плечами. Грудь -- 92. В общем, я былот нее без ума.     -- Никогда не догадаешься,  что со мной стряслось, -- начал я с места вкарьер. -- Я только что трахнул двух девок прямо на скамейке.     Она глянула мне в глаза.     -- Послушай, ты, конечно, не секс-символ, но кое-какой шарм имеется. Тыведь  давно  вокруг меня  крутишься. Что, если  мы уладим это дело в  ladiesroom?     -- Что? Прямо там? Сейчас?     Аврора и  не думала шутить, а я не видел причин для колебаний.  В концеконцов,  ежели кто-то постановил, что мне положено коллекционировать оргазмыименно в этот  день,  я  буду  последним, кто станет  сопротивляться. Пока яподнимался  вслед за ней по винтовой лестнице, она  с головы до пят затопиламеня своим светозарным ароматом.     В клозете  мочились  два типчика. Когда мы  вошли, их глазам  предсталаследующая картина:  рука Авроры у меня в распахнутой ширинке, мой здоровячокторчит  тверденький,  ее  майка  закатана  бубликом  поверх  грудей, а  нашираскрасневшиеся  лица так  и  пышут жизнью. Все  это их  очень взвинтило. Дотакой степени,  что  они пожелали  присоединиться к нам с  приборами наголо.Аврора приняла их во все дырки. Каждый  получил по достоинствам, у всех билопрямо  фонтаном, а  она и не поморщилась.  Что  же  до  меня, я  злокозненнооставил в ней несколько миллионов сперматозоидов.     Я все меньше и меньше понимал, что вокруг творится. Неужели современноеобщество  превратилось в  широкоформатный  порнофильм под открытым небом?  Аможет, я просто стал прекрасен собой?     Во всяком случае, я нравился.  Это был бесспорный факт -- и большая дляменя новость.  Я  не  склонен  к  поспешным  обобщениям,  но  обстоятельствавынудили меня  констатировать,  что  моя беззаботность  и молодость,  чистаярубашка  и здравый ум  совершили чудо, превратив меня в сексуальный дорожныйкаток. Три  женщины  за  одно утро!  Какие  добрые  дела  я  совершил, чтобыудостоиться такого воздаяния?     Позже,  когда  послеполуденный  жар  уже  навалился  вовсю,  я  ехал  вавтобусе.  Там  я  занимался  любовью  с  Жозефиной,  Мюриэль,  Антуанеттой,Паскалиной,  Анной-Кристиной и  Наоми  между  остановками  Бак-Сен-Жермен  иТрокадеро. Даже одна немецкая такса по имени Марсель не устояла  и потерласьо мою брючину.     Только моим  неотразимым  шармом объяснить  это  было  невозможно.  Туткрылось что-то другое. Подобная мысль -- свидетельство не  самоуничижения, атрезвости рассудка.     И вдруг мой  взгляд задержался  на газетном киоске. Так вот в чем дело!На первой странице "Фигаро" крупными буквами было написано: "ОТКРЫТА ВАКЦИНАПРОТИВ СПИДА!" Заголовок в "Либерасьон"  возвещал: "ИММУННОДЕФИЦИТ В БОЛЬШОМДЕФИЦИТЕ!" К несчастью, автобус ехал слишком  быстро, и я не смог разобрать,что писала "Монд".     Я же  понимал,  что должна существовать разгадка. Надо  бы с утра,  какпроснешься, всегда слушать  радио. Мое самолюбие было  задето, но  какое этоимеет значение, раз мир наконец-то спасен?     ПЕРВЫЙ ГЛОТОК ЭКСТАЗИ     Это зеленоватая круглая таблетка. Она стоила мне сто пятьдесят франков.Упакована  высококлассно: миниатюрный пластиковый  пакетик размером  в  одинквадратный сантиметр. Тает во рту, а не в руках. Перед тем как ее проглотитьи запить кока-колой, я секунду помедлил: кто знает, что там внутри? Придетсядовериться типам, которые сварганили эту штуковину в подпольной лаборатории,спрятанной в каком-нибудь плохо  освещенном подвале. Вполне может быть,  чтоони и  руки не помыли. Все,  поздно. Теперь остается только ждать. И уповатьна то, что эти типы свое дело  знают. Экстази -- это  хуже прыжка с моста наэластичном канате. Каждая таблетина -- нырок в пустоту при полном небрежениинормами безопасности.     Я последовал советам  дилера: не пить  спиртного (мешать  рискованно) иничего  не  есть  (полный  желудок  снижает  эффект).  В результате  я,  какзаконченный кретин, слоняюсь, не  имея  возможности ни хлопнуть  рюмашку, ниперекусить. Вот  именно так и  должен выглядеть начинающий наркоман: нервныйтип, который ничего не пьет  и не ест и  каждую минуту  поглядывает на часы.Через полчаса  я  уже  начинаю  жалеть,  что оказался тем  бараном,  которыйкрикнул  "я" в ответ на  вопрос, кто хочет попробовать экстази. Тогда я счелпредложение прикольным,  к тому  же  мне нравилось воображать себя  ЛестеромБенгсом  или  Хантером Томпсоном  по  типу "журналист-камикадзе, готовый  налюбой эксперимент, чтобы переплюнуть коллег".     Каждый  наркотик  давно  заимел  свое  место  в  литературе:  опиум  --благодаря Кокто  и Томасу де Куинси, мескалин прославили  Анри Мишо и  ОлдосХаксли, героин -- Берроуз и Ив Сальг, пейотль --  Кастанеда,  ЛСД  -- ТимотиЛири и  Том  Вулф,  гашиш найдешь повсюду у  Бодлера, кокаин  воспевали БретИстон  Эллис и Джей Макинерни, море разливанное бурбона -- в полном собранииЧарльза Буковски. Теперь  черед экстази войти в Историю Словесности.  Этакая"раскрутка" MДMA.     Протекло еще  полчаса. По-прежнему ничего. Внезапно  мозг  захлестываетгорячая волна. Словно электрический разряд, но  мягонький и нежный. Не  могусогнать  с лица  улыбку.  Все  мои  конечности счастливы  ощутить эту теплуюволну. Ноги и руки становятся легче  воздуха. Я совершенно отчетливо сознаю,что со мной  творится, и  контролирую новый внутренний источник  энергии.  Янахожу все это скорее забавным.  Но прилив  продолжается: в ушах  погуживаетчто-то  жизнеутверждающее.  Внезапно  понимаю, что  жизнь  --  очень простаяштука: мы  рождаемся, встречаем  интереснейших людей, любим их, треплемся  сними, иногда  с ними же спим. Смерти не существует:  это  потрясная новость.Мне дико хочется поговорить. Сейчас я отправлюсь к людям, чтобы поведать им,какие  они  симпатяги.   Даже  враги  приобрели  многообразные  достоинства.Впрочем,  с  врагами тоже все  просто: у меня  их нет. Я говорю всем  толькоприятное. Даже скучно: загляни сейчас в этот ночной кабак сам Адольф Гитлер,я  бы  кинулся к нему,  расцеловал  и  пожалел  бы его от души,  ибо  он самнаверняка  глубоко страдал из-за  всего им содеянного.  Нет,  пора  подышатьсвежим воздухом.     Снаружи  капает,  и  каждая  капля доброжелательно  ласкает  мне  лицо.Никогда  я не  чувствовал себя  так замечательно.  Никаких  экзистенциальныхпроблем!  Мир  полон  великолепных друзей и  головокружительных приключений,которые ждут меня в ближайшие  же часы. Я  прямиком поспешаю в другой ночнойклуб.  Я  на  удивление  раскован,  ни  тени  смущения.   Некоторые  девушкипоглядывают на меня  странно, когда я  предлагаю  им руку и сердце,  даже несняв с  пальца обручального  кольца. Музыка  становится частью меня  самого.Очень жарко, жар накатывает клубами, и тело  купается в поту, отчего безумнохочется танцевать, танцевать. В голове рождаются самые невероятные мотивчикив жанре хаус. Я -- Вольфганг Амадей Хаус-мейд!     Танцующие девицы прыгают вокруг меня,  я им  улыбаюсь, мы общаемся. Моидвижения  -- само  совершенство,  ритм  выписывает  арабески  моими  руками,рассекающими  какие-то  трехмерные  голограммы.  Я  чувствую,  что  забалделсовершенно, но это не мешает мне поглаживать щеки, шейки, губки, исполненныеглубокого понимания.     Смотрю на часы: надо же, за каких-то пять минут натекло два с половинойчаса. Тут-то и начинаются неприятности.  Обуревает смертельная жажда. Во ртупересохло. Приятель наливает мне четыре полных стакана воды, и я опрокидываюих залпом. У меня крепко стиснуты зубы,  ладони мокрые и почему-то свистит вушах.  Какая-то  метелка,  которой  я  полчаса назад клялся в  вечной любви,клеится ко мне. А у меня маниакальное желание: выбраться куда-нибудь из этойдушегубки. Как мне  удавалось так  долго оставаться  без  кислорода?  Свежийуличный воздух на  секунду приносит успокоение, но в голову тут  же начинаютлезть МЫСЛИ. И  с этой секунды все  портится  окончательно. Ко мне  на  всехпарах возвращаются проблемы,  отправленные в никуда три часа назад: денежныенеурядицы, всяческие  интриги против меня, семейные сложности, невозможностьлюбви,  неотвратимость  смерти. Жизнь -- сплошное дерьмо, а в желудке у меняадский спазм. Возвращаюсь домой в надежде соснуть, но все старания напрасны:сон не  идет. Единственный конструктивный  выход -- немедленно вывалиться  вокно и покончить  со всем этим. Или  дожидаться  рассвета, клацая  зубами, ипроклинать на чем  свет  стоит эту чертову  химическую заразу,  которая  такподвела! Ко  всему прочему  в  телике на этот  час  нет ничего путного; тупосмотрю на  каких-то людей в  колпаках и в тысячный раз повторяю: "Шит колпакне   по-колпаковски.   Надо   колпак   переколпаковать,   перевыколпаковать;неперевыколпакованный     колпак    не    перевыколпачивается    никак,    анедовыколпакованный  колпак не довыколпаковывается". Потолок в упор меня  невидит. Чего  не сделаешь, чтобы попасть в "Лагард и Мишар"!  Я угробил целыйвечер на очень интимные исповеди каким-то незнакомцам и на любовные излиянияне стоящим внимания плюхам.     Экстази заставляет платить очень дорого  за несколько минут химическогоудовольствия.  Открывает путь  в дивный  мир, где  все держатся за руки, гденикто  не одинок, воплощает  мечты о новой  эре,  свободной от аристотелевойлогики, от  евклидовой геометрии, декартовской  методологии и  фридменовскойэкономики. Поманит, а потом вдруг раз -- и захлопнет дверь перед носом.     КАК ВЫБИТЬСЯ В ЛЮДИ     Житуха у  меня  дерьмовая, пора с ней кончать. Обрыдло катать смердящихлосьонами болванов, которые  так и норовят рассыпать кокш на заднем сиденье.Я доверху накачан анисовой  водкой и прозаком, и  мне класть-положить  на ихвыпендрежные прически из  бразильских сериалов. Как я дошел  до жизни такой?Не понимаю. Когда я был маленьким, казалось, передо мной открыты все дороги.Теперь я здоровый бугай, работаю  шофером по вызову в Париже и окрестностях,и подо мной мчится улица  Риволи.  Я еду  вдоль  шикарных домов с  видом  наТюильри,  набитых  белокурыми  засранками,  которых  трахают телеведущие  надиванах марки "Ромео". Пассажирка у меня за спиной разражается  хохотом,  незнаю  уж, какую  бредятину  ей  напевает этот ее  цветной?  Что-нибудь типа:"Знаешь, дарлинг, я купил новый  вертолет для мой яхта". Или "новый яхта длямой  вертолет"? Или "самолет для мой  джип,  чтобы кататься по бассейну"? Дамне на тебя  с прибором, месье козел. Сейчас я тебе покажу, так  что  пузырьлопнет. Достали они меня, достали,  и я давлю на акселератор изо всех сил. Взеркальце  посматриваю на  его пудреный  нос, напомаженные  волосы,  золотуюцепочку. Когда же эта стерва прекратит  хихикать? Я думал, жизнь еще подаритмне шанс, сюрприз какой-нибудь. Фюйть! Все сюрпризы  для богатеньких.  Жизньбедняка расчислена, ее можно рассказать наперед. Будущее мне сделало ручкой.Я неприбран, непригляден,  они рассматривают мой затылок, бычью  шею, они-тооба красивые, от них хорошо  пахнет, они меня презирают.  Это надо мной  онасмеется,  без  дураков,  ничего, я  сейчас  со  всем  этим покончу.  ПлощадьСогласия? Ночной Париж -- это же красота! А вот на-ка же: и это тоже не  дляменя!     Я бедняк, а  значит -- ничтожество!  Со мной не знаются. Меня  называют"месье" и  по имени, как принято называть обслугу. Моя  судьба -- не площадьСогласия, нет в ней ни света, ни блеска, это для тех, кто поважнее. И пью я,чтобы позабыть, что обо мне позабыли. Живу без всякого смысла. Я жму на газ,меня  раздражают обочины.  Ах  ты  черт!  Она-таки  расстегнула  этому арабуширинку,  а теперь, слово даю, берет в рот, мне все видно в  зеркало, должнобыть, их возбуждает, что я могу их засечь, она играет с его шлангом, пока онтянет  носом  кокаин. Пусть сдохнут, с меня довольно. Что она  в нем  нашла,кроме  его  капусты? Почему мне  никогда  не  везло, почему меня никогда  нелизали на  заднем сиденье  лимузина? Что это она на меня  так сострадательнопоглядывает, эта шлюшка с тонной штукатурки на морде и тошнотворными духами?Ненавижу  обходительность  богатеев,  их  улыбочки, которые  означают  "подивон!",  будто  вы у них клянчите милостыню. Вот я и чувствую  себя  уродом ивообще убогим.     Из  приемника  несется "Viva  Forever",  группа  "Спайс  герлз".  Делаюпогромче. В этой тачке  я -- самый неинтересный  предмет.  Вылез  из ничего,чтобы прибыть в никуда. Перестраиваюсь, чтобы свернуть на набережную. Липкийтип у меня за спиной  нарочно стонет, словно актер из порнушки. Из ничего --в никуда.  И у меня были женщины, но все больше третий сорт, и со мной им небыло  весело. Никто  не  хотел состариться со мной рядом  (даже я  сам!).  Яникогда не влюблялся и ни разу никому не доставил удовольствия. Любовь стоитслишком  дорого,  у меня не хватало  средств. Я толстый, мои пальцы  на рулежирны  и  волосаты,  как у всякого  поганого шоферюги. Папаша все детство недавал мне забыть, что я ни на фиг не  годен,  и я оправдал его слова. Училсяиз  рук вон:  без конца  пялился в телик,  слонялся без дела,  не  просыхал.Единственный экзамен, на  котором я  не  засыпался,  так  это на права (и тоблагодаря армии).     Для  чего нужны  такие,  как я? Мы  люди  бесполезные,  только  планетузасоряем.  И  в журнале  "Вуаси"  про таких  не пишут. А  на похороны ко мневообще почти никто не придет.  Господи, если ты существуешь, объясни, почемуя всегда так кошмарно одет? Ух ты, так и есть, араб так и не вынул, гад. Онасплевывает в  носовой  платок. Понятно,  это тебе не  иранская  черная икра.Торговать  передком  еще куда  ни шло,  но когда  араб, да  в рот  -- это ужслишком, правда, цыпочка? Я  стоял себе спокойненько у стойки в баре "Убли",принимал свою анисовку и вместе с другими отбросами рода человеческого ругалпочем зря всех черных и желтых,  и вдруг на тебе! -- звонит мой мобильник: ядолжен  куда-то  тащиться  с  клиентами, они будут тыкать  мне  в рожу  своебезоблачное счастье, и я еще должен говорить спасибо?     Азиат запускает свои  наманикюренные грабли в  волосы  блондинки. "VivaForever". Вы только поглядите на них!  Ничего, когда в их элитные физиономиинабьется  полкило  битого  стекла,  спеси у них поубавится.  Каждому однаждывыпадает удача. До этой ночи мне не выпадала никогда. А сегодня наипоследниймой день. Меня отовсюду повышибали, но  сейчас все в  моих руках.  Впервые вжизни  мне  чего-то  очень  захотелось:  когда  жить  не  получается,  можнопопробовать хоть умереть красиво.     "Mister Paul, you're driving too fast!"     Ага, то-то! Принцесса наша заегозила! Нет, уж такого случая я не упущу.Скоро Альма, мы ныряем в тоннель на  двухстах в  час. Алле хоп! Поворот руля-- и без промаха:  прямо в стену! А пошли вы к бесу в зад! Теперь-то обо мневесь мир узнает.     Смерть роскошная, как отель "Ритц".     Кто знает, может, буду теперь знаменит аж до двухтысячного года.     САМЫЙ ТОШНОТВОРНЫЙ РАССКАЗИК ИЗ ВСЕГО СБОРНИКА     Предупреждение:  некоторые фрагменты  текста  могут  оскорбить  чувствачитателей, даже особо склонных к романтизму.     Чувствую, что сейчас снова заплачу, стоит только вспомнить эту историю.Но мне  очень нужно  ее рассказать: есть  люди,  которым  мой пример  мог бысослужить добрую службу. Тогда у меня, по крайней мере, будет иллюзия, что яразрушил самую прелестную в моей жизни любовную историю не вовсе зазря.     Все  началось с  шутки. Помню как вчера.  Я  ее  спросил, может  ли онадоказать мне свою любовь. Она ответила, что готова решительно на все.  Тут яулыбнулся, и она тоже. Если бы мы только знали!     И  конечно, с того  дня  все пошло наперекосяк.  Прежде  мы  занималисьлюбовью без устали и ни о чем ином не помышляли. Других  доказательств любвинам не требовалось. Как  выпить стакан воды  -- только приятнее. И жажда  неутихала.  Стоило  ей  на  меня  поглядеть,  и  мой  живчик  просыпался.  Онаприоткрывала губы -- мои  тотчас туда приникали; ее язык лизал мои  резцы, унего был пряно-клубничный привкус; я запускал пятерню в ее волосы; ее ладоньныряла  мне  под  рубашку  и  гладила   спину;  наше  дыхание  учащалось;  ярасстегивал  ее черный кружевной  лифчик, выпуская на волю  соски; у них былвкус карамелек; ее тело было как кондитерская, как магазин самообслуживания,где  я  не спеша прогуливался,  примериваясь,  к чему приступить сначала:  квлажным  трусикам или  к грудям  (две в одной  упаковке); когда мы поддавалижару, нас уже нес поток  со своими приливами и отливами, а когда  кончали, яорал ее имя; она -- мое.     Точка с запятой -- очень эротичная штука.     Мы были самой что ни на есть влюбленной  парочкой. Все оборвалось, лишьтолько мы решили,  что любовь нуждается  в доказательствах. Как будто простозаниматься ею было недостаточно.     Начали мы с пустяков. Она просила меня  на  минуту  задержать  дыхание.Если  мне удавалось, значит,  я ее  люблю. Ну, это нетрудно. После этого онаоставляла меня в покое на несколько дней. Но тут наступал мой черед.     "Если ты  меня  любишь,  подержи палец над огнем  и не убирай,  пока нескажу".     Она меня любила, точно.  Мы очень  веселились, обхаживая волдырь на  ееуказательном пальце.  Чего  мы не подозревали, так  это что суем  пальчик  вшестерни адской машины, от которой добра не жди.     Теперь  каждый поочередно  пускал  в ход  свое  воображение.  Вслед  зацветочками появились и ягодки. Чтобы доказать ей  мою любовь, я должен был впорядке перечисления:     -- полизать ночной горшок;     -- выпить ее пи-пи;     -- прочитать до конца роман Клер Шазаль;     -- продемонстрировать мошонку во время делового завтрака;     -- дать ей сто тысяч франков без права к ней прикоснуться;     -- получить от нее  пару пощечин при всем честном народе в кафе "Марли"и снести это безропотно;     -- десять часов простоять запертым в шкафчике для метел и тряпок;     -- прицепить к соскам металлические прищепки-крокодильчики;     -- переодеться женщиной и сервировать  ужин для  ее подруг, пришедших кнам в гости.     Со своей стороны, проверяя, сильно ли она меня любит, я заставил ее:     -- съесть на улице собачий помет;     -- проходить с жесткой резиной в заду три дня, а в клозет ни-ни;     -- посмотреть с начала до конца последний фильм Лелюша;     -- без анестезии сделать себе пирсинг между ног;     --  сходить со мной  на вечерний прием и смотреть, изображая, что все впорядке, как я одну за другой лапаю ее подруг;     -- отдаться тому самому псу, чей помет она ела;     -- целый день в одном белье простоять привязанной к светофору;     -- в свой день  рождения  вырядиться собакой и встречать  лаем  каждогогостя;     -- явиться со мной в ресторан "Режин" на поводке.     Лиха беда начало: нас охватил охотничий азарт. Но это еще цветочки. Ибозатем  по  обоюдному  согласию  было  решено,   что  мы  вовлекаем   в  нашилюбовно-боевые операции третьих лиц.     Так, в один из дней я привел ее к моим знакомым,  склонным к садизму. Сзавязанными глазами и в наручниках. Перед тем  как им позвонить, я освежил вее памяти правила игры:     "Если попросишь перестать, значит, ты меня больше не любишь".     Но она и так все знала назубок.     Трое  моих приятелей  начали  с  разрезания ножницами ее  одежды.  Одиндержал ей локти за  спиной, а двое других кромсали платье,  лифчик и  чулки.Она  чувствовала  прикосновение  к  коже холодного металла и  содрогалась оттревожного ожидания. Когда она осталась голышом, они принялись ее оглаживатьвезде:  грудь, живот,  ягодицы, киску,  ляжки, затем все трое  поимели  ее ипальцами, и еще кой-чем, сперва по отдельности, а затем все разом, кто куда;все  это у них вышло  очень слаженно.  После же  того,  как  они все  вместехорошенько позабавились, пришел черед вещей серьезных.     Ее руки привязали над  головой к  вделанному в стену кольцу.  Повязку сглаз сняли, чтобы она могла  видеть кнут, хлыст  и плетку-семихвостку, затемноги примотали к стене  веревками  и  снова завязали  глаза.  Мы хлестали еевчетвером минут  двадцать. К концу этого предприятия было трудно определить,кто больше устал: надрывавшаяся  от криков  боли и  жалобных стенаний жертваили палачи, вымотанные  этой поркой.  Но она продержалась,  а следовательно,продолжала меня любить.     Чтобы отпраздновать  все  это,  мы  поставили  ей отметину  раскаленнымжелезом на правой ягодице.     Затем  настала  моя  очередь.  Поскольку  я  ее  любил,  мне предстояловыдержать все не дрогнув. Долг  платежом красен. Она повела  меня на  обед кодному своему "бывшему", то есть к типу, которого я заведомо презирал.     В конце обеда она  изрекла, глядя ему в глаза:  "Любовь  моя, я тебя незабыла. -- И, кивнув в мою сторону, продолжала: -- Этот недоносок никогда невосполнит  мне того, что мы некогда  с  тобой пережили.  Вдобавок  он  такоеничтожество, что будет смотреть, как мы занимаемся любовью, и не пикнет".     И  я  не двигался с  места, пока она седлала моего  злейшего врага. Онапоцеловала его взасос,  поглаживая  рукой его член. Он в изумлении уставилсяна  меня. Однако коль скоро я не реагировал,  он в  конце концов поддался еенатиску, и  вскоре она  насадила себя на его инструмент. Никогда  ни  до, нипосле  я так не страдал. Хотелось умереть на месте. Но  я продолжал твердитьсебе, что эти муки -- доказательство моей любви. Когда же они завершили делообоюдным  оргазмом, она обернулась ко мне  в изнеможении, истекая  потом,  ипопросила меня удалиться, поскольку им захотелось все начать сначала, но ужебез меня. Я разрыдался от ярости и отчаяния. Я умолял ее: "Сжалься, потребуйуж лучше, чтобы я отрезал себе палец, но только не это!"     Она  поймала  меня на слове.  Мой  соперник  лично  отхватил мне первуюфалангу левого мизинца. Это было чудовищно, но не так ужасно, как  оставлятьих наедине. К тому же потерять возможность ковырять в ухе левым  мизинцем --не такая  уж  большая жертва  в сравнении с  приобретением  рогов от  такогопошляка.     Но  после этого наша  любовь потребовала новых, еще более  внушительныхдоказательств.     Я  заставил  ее   переспать   со  своим  приятелем,  у   которого  былаположительная  реакция  на  СПИД.  Притом  без  презерватива (во время однойночной оргии).     Она попросила меня ублажить ее папашу.     Я вывел ее на панель. Дело было на авеню Фош; ее там застукали легавые,а  потом   изнасиловала  целая  бригада  патрульной  службы  плюс  несколькоошивавшихся  рядом бродяг, а я и мизинцем не пошевелил -- тем самым, что онамне  оттяпала.  Она  же  засунула  распятие  мне в  анус во время  мессы  напохоронах моей сестры, предварительно приказав трахнуть покойницу.     Я перетрахал всех ее лучших подруг у нее на глазах.     Она  заставила  меня  присутствовать  при  ее  бракосочетании  с  сыномбогатого биржевика.     Я запер ее в погребе, где кишели крысы и крупные пауки.     Не  умолчу и  о  самом  паскудном:  она  зашла  в своих извращениях такдалеко, что заставила меня пообедать тет-а-тет с Романой Боренже.     На протяжении года мы проделали все, решительно ВСЕ.     Были уже почти не способны придумать что-либо новенькое.     И  вот  однажды, когда настал мой черед ее тестировать, я наконец нашелвысшее ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ЛЮБВИ.     Отметавшее все сомнения  насчет того, что  она может когда-нибудь  меняразлюбить.     Нет-нет, я ее  не убил. Это было бы слишком просто. Мне хотелось, чтобыее  муки  не прекращались до  конца дней,  ежесекундно  свидетельствуя о  еенеугасимой любви до последнего вздоха.     Поэтому я ее бросил.     И она никогда меня больше не видела.     С  каждым днем мы  все сильнее страдаем и рвемся друг к  другу. Мы льемслезы уже многие годы. Но она, как и я, знает, что ничего изменить нельзя.     Наше самое прекрасное доказательство любви -- вечная разлука.     ЭКСТАЗИ СО СТРИПТИЗОМ     Во  всей  вселенной  стоит кромешная  ночь.  Вселенная  --  бескрайнее,темное, пустое, ни с чем не сообразное пространство. Где-то в  ней затерялсямаленький бесполезный шарик, называемый Землей. На этой смехотворной планетекаким-то  образом  держатся  на  воде несколько континентов, ведущих  друг сдругом  бессмысленные  поединки.  Один  из  континентов  именуется Азия.  Наюго-востоке  Азии  мы  найдем  гигантский бордель  под названием  Таиланд. Усамого  края  этой  страны  имеется  островок  Пхукет --  излюбленное  местодвуногих  бездельников.  На  острове  есть  деревушка,  где  по  ночам кипитчрезвычайно бурная жизнь: Патонг.  Она изобилует барами  с проститутками, ноодин из них особенно славится своими развлекательными  программами: "Экстазисо  стриптизом".      И кто  же обретается  в  этом  гнезде  разврата?  Кто  около  полуночи,облокотясь на  стойку сего гнусного притона, потягивает пиво  "Сингха" по 60батов (10 франков) за кружку?     Фредерик  Бегбедер   собственной  персоной.  Он  прибыл  сюда  провестиновогодний отпуск со своей  любимой подружкой Дельфиной.  Но этой  ночью ониподарили друг другу  холостяцкие удовольствия.  Каждый  имеет  полное  праводелать что пожелает до самого рассвета. Фредерик и Дельфина -- по-настоящемусовременная  пара: оба  разведены,  не  желают  больше  вступать  в  брак  ивременами  делают вид, будто существуют каждый сам по себе, чтобы  их запалана совместную жизнь  хватило как  минимум  года  на три. Вот почему Фредерикпроводит   нынешний   вечер   в   одиночестве.   Он   разглядывает   местныхобольстительниц  в мини-трусиках  и лифчиках,  они  скользят, извиваясь,  поопоясывающему зал подиуму, поглаживая и полизывая  стальные шесты вроде тех,что видишь в парижском метро.     Краешком  глаза  они посматривают на  гигантский экран, демонстрирующийсхватку  по  тайскому  боксу, спонсируемую  "Самсунгом".  Фредерик упиваетсясочетанием  насилия  и секса.  Таиланд  --  страна, где  девушки  занимаютсяпроституцией, а парни дерутся, такова жизнь.     "Все  супружеские  пары  губит  верность",  --  шепчет  он,  пристальноразглядывая  миниатюрную брюнетку в  купальничке и лакированных туфельках нашпильках.  В пупке кольцо  с  фальшивым бриллиантом,  а  на  хрупком плечикевытатуирован дракон. Она склоняется к нему  и улыбается, облизывая  губы. Онспрашивает у бармена: "Почем номер  25?" Но тот  не понимает по-английски  иналивает  ему  еще  кружку ледяного пива.  Диджей  с обесцвеченными  патламикрутит какой-то евроданс.     "Все-таки  лучше  чувствовать  себя  виноватым,  чем  озабоченным",  --бормочет Фредерик, воспитанный в католических представлениях. Интересно, гдесейчас  может  обретаться  Дельфина? Вероятно,  ее  как  раз  в  эту  минутумассирует какая-нибудь  таиландка. Или она уже  в кровати, смотрит  порнуху.Или обкурилась и спит.     Девица буквально нависает над ним. Фредерик принюхивается, тычась носоммеж ее грудей. Ему хочется в этом сомнительном заведении почувствовать рядомживое  человеческое  существо. Таиландка душится "Кензо джангл". Ему смешно:ведь   именно  он,  Фредерик,  сочинил  рекламный  ролик  для   этих  духов.Тридцатисекундный   ролик  с  белокурой  японкой,  которая  встречает  стадометаллических слонов  в  виртуальной  саванне (режиссер Жан-Батист  Мондино;арт-директор Тьерри Гуно). Знала бы  эта красотка, что пытается продать себятому, кто впарил ей свой парфюм! Мир  очень тесен, а вокруг, куда ни  глянь,полночь. Слоган гласил:  "Попробуйте сблизиться!" Он сам не  знал тогда, какэто  правильно. Смешивать  расы,  похоже, не  менее  приятно, чем  смешиватьнапитки. Но шоу-герл  номер 25, засунув в рот пальчики, утанцовывает от негов  ритме техно  к  двум пузатым  немцам  в майках "Адидас", оглушительно  ейаплодирующим.     "Любовь  и желание -- вещи  нетождественные", -- мысленно убеждает себяФредерик.     Вдруг  кто-то похлопал его по плечу.  Ему улыбается толстый  азиат. Подтонкими усами недостает двух передних зубов.     -- You want girl?     Хочет ли он  девушку? Вместо ответа Фредерик бьет щербатого  борца сумопо ладошке.     -- Beautiful. Why not? But I'm looking for something special.     Толстяк  кивает  головой и  делает Фредерику знак следовать за ним. Онивыходят  из  бара.  По  влажной  от  тридцатипятиградусной  жары  улице  онивыгребают  к мрачной двери, увенчанной  мигающей вывеской: "Массаж  Парлур".Таиландец входит  первым, Фредерик за ним.  После  извилистых  коридорчиков,освещенных  розоватыми неоновыми  лампами,  они  попадают  в салон  с  болееприглушенным освещением. Тут Фредерик  объясняет  борцу-своднику, что ему ненужно   обычного  body-body.   Чтобы   его   раззадорить,   надобно   что-тонеординарное.     -- I want something special, you understand?     Сводник  молитвенно  складывает  ручки  и  кивает,  а  затем  исчезает,предварительно попросив Фредерика подождать:     -- Five minutes, I come back.     Фредерику невольно  приходит на память девиз художника Фрэнсиса Бэкона:"Люди рождаются, умирают, а если еще что-то происходит в промежутке, значит,повезло".     Во  время прогулки  по  Бангла-роуд  он  видел  не  меньше  двух  тысячпроституток; ему не удалось  остаться совершенно  равнодушным к их чарам. Изколонок  марки "Боз" несется последняя песенка Джорджа Майкла:  "I think I'mdone with  the  sofa  //  Let's go outside".  Через обещанные триста  секундтолстый   мажордом   возвращается  в  сопровождении  великолепного  "катоэи"(тайского  травести).  У  транссексуала две  великолепные  груди,  несколькоскомпрометированные   великолепным  возбужденным  членом.  Фредерик   мотаетголовой.     -- I'm sorry, -- извиняется сводник.     Фредерик не может не оценить всей пикантности сочетания, однако сегодняна уме у него нечто совсем иное.     -- You wait five minutes.     Церемониймейстер, похоже,  воспринял этот отказ как брошенную перчатку,ибо он  удаляется с довольной  улыбкой, уводя за руку своего разочарованного"два в  одном".  Наконец-то в  качестве клиента ему попался  крепкий орешек!Фредерик же с  нетерпением ожидает следующего сюрприза. Даже не отдавая себеотчета в том, что ОЖИДАТЬ СЮРПРИЗА нельзя, ибо сюрприз по определению долженбыть неожиданным. Налицо терминологическое противоречие.     "Видела бы меня сейчас Дельфина!"     Фредерик уверен,  что  она будет хохотать  от души, когда он опишет  ейэпизод  с  транссексуалом.  Еще  через  триста секунд  дверь в будуар  сновараспахивается.  Царственный  толстяк появляется, держа  на сей раз  за плечомаленькую  девочку.  Она  потупила   глазки.  Ее   обрядили  школьницей,   вплиссированную  юбочку  и  передничек,  смоляные   волосы  заплетены  в  двесимпатичные косицы, обрамляющие очаровательное личико.     -- My name is Sum.     Жирная каракатица победоносно потирает ручки:     -- Half virgin! Half virgin! Twelve years оld!     Он объясняет, что "полудевственница" -- это девочка, которая только раззанималась   любовью.   Но   Фредерик   снова   отвергает   предложение:  онпредпочитает,  чтобы в наличии имелась и грудь,  и растительность  на  лобке(короче, ему подавай женщину).     -- Sorry. Forget it. Bye Bye.     Фредерик делает вид,  будто собирается уйти, но пузан  преграждает  емудорогу. Теперь он уже не улыбается.  Что же ищет француз, отвергший  все этисокровища?  Фредерик и  сам не  ведает.  Но знает, что все найденное ему  неподходит.     Крэк? Опиум? Героин?     --  Нет, -- благодарит  Фредерик.  --  Я предпочитаю экстази, но сейчасбольше не употребляю: слишком тяжело, когда перестает действовать.     Хозяин знаком велит  девочке ретироваться.  Та пятится задом,  сюсюкая:"Коп  кхум кха"  (спасибо).  Она явно  рада  оттянуть расставание  со  своимполудевичеством  еще  на несколько часов.  И тут  обладатель брюха впадает ввысокую патетику:     -- You say what you want. What you want, I got.     Он  нажимает  кнопку, и  часть  раздвижной  стены  отползает,  открываявзгляду  вереницу  почти  обнаженных женщин, отдыхающих в  мутно  освещенномзальчике, отделенном от салона зеркалом без амальгамы. У Фредерика возникаетпротивное  ощущение,  будто  он  персонаж какого-то  сериала,  вроде  "Блюзанью-йоркской полиции", и должен  опознать  подозреваемого. Ему подают адскуюсмесь -- ром-Гран Марнье-Амаретто с ананасово-гранатово-апельсиновым соком иоставляют  рассматривать  женщин,  которые,  сидя  к  нему  лицом,  спокойнопудрятся  перед  зеркалом.  Между  ними  и  Фредериком  стоит  стена  похужеБерлинской: денежная стена.     Одна из  женщин вставила себе в  щель  фломастер и, присев на корточки,что-то  пишет им  на  листке  бумаги.  После нескольких  минут этой  сложнойгимнастики  она  вскакивает  и  размахивает   листочком,  на  котором  можнопрочесть: "Wеlcome". Фредерик  счастлив  констатировать, что  процесс письмаеще  не исчерпал своих возможностей. Подобный перформанс произвел бы фурор впарижском Книжном салоне!     Он  продолжает смотр падших  созданий.  Развалившись  на  подушках, ониположительно  дохнут от скуки.  Крашеная блондинка поит пивом сидящего у неена  плече малыша-гиббона. Не  продует ли  их  от  кондиционера?  Фредерик неосмеливается  задать  этот вопрос толстяку: чего  доброго  вышвырнет его  задверь.     Внезапно  его  внимание привлекает девушка  с  необычайно гибким телом,исполненным женственного порыва. Лицо скрыто  шлемом из латекса  с прорезямидля глаз. Он указывает на нее пальцем. Борец восклицает:     -- The Slave! Ha ha! Good! You stay here!     -- Five minutes, yes, I know, -- кивает Фредерик.     Наконец-то  он узнает, что  чувствовали  наши предки-рабовладельцы. Этовеликолепное  растение   с  прикрытым  маской   лицом  должно  будет   робкоповиноваться всем его прихотям. Когда беззубый  толстяк возвращается  (послепривычных  трех  сотен  секунд),  с ним  никого  нет.  Он  просит  Фредерикаследовать за  ним и приводит в прекрасно оборудованную камеру  пыток: блоки,наручники,  цепи, плети, хлысты, щипцы и искусственные  члены всех  размеровразвешаны по стенам. Настоящий пыточный застенок  для профессионалов. Рабыняприкована к  стене за ноги,  за руки и за талию.  Маску она так и не  сняла.Сунув в  карман его  денежки,  толстяк складывает ладони и удаляется, тысячураз поклонившись.     "По моей милости, -- мелькает в голове у Фредерика, -- западных  мужчинздесь еще долго будут считать скотами и деспотами".     Затем  он решает испробовать  на  этой очаровательной  женщине все, чтотолько  взбредет в голову, дабы извлечь максимум удовольствия (подобно  томукак вор, укравший кредитную карточку, норовит урвать побольше чужих денег).     Тут уместно  прибегнуть к  фигуре  умолчания. Это такой  стилистическийприем,  который позволяет ленивому автору  не описывать все детально.  Стольэлегантный перескок заставляет порой читателя попоститься. Мы заранее просиму него прощения.     Итак, подвергнув  свою  рабыню "смене  наслаждений  и  страданий"  (каквыражался наш  мэтр Оноре), Фредерик начинает мучиться  от любопытства.  Емунужно  увидеть  лицо  красавицы, которую  он  только  что ласкал  снаружи  иизнутри,  а  также  терзал и  кусал  везде, где только мог. Вот он  тихонькоотстегивает какие-то пряжечки, молнии, маска падает -- и перед ним предстаетсияющая физиономия Дельфины. Звучит вопрос:     -- Слушай, Фред, ты хоть понимаешь, что сделал мне ребенка?     Что ж, как у каждой басни, у этой тоже в конце припасена мораль.

Бывает сидишь вот...скушно...нечем заняться....в голове разные картинки....ты воплощаешь их на бумагу и понимаешь, что ты...дура...ахахахах....может они и не о чём конешно, но меня забавляют))))...я ж ещё их в тетрадке с лекциями рисую)))ох весялят...она действительно преобразилась))))ммм

  а мне нрааавится...он очень позитивный)))жизнерадостный и милый)аххахаха...я так радуюсь рисункам...всё ещё ребёнок в душе!!!

наверное это всё таки лев...ещё не придумала. но мне нравится, что он (она, оно) в сланцах...почему цветок???...без понятия...

пьяная стулиха...нет, это не унитаз, не мойдодыр, а именно пьяная стулиха!!! 

ахахах...вот меня на паре вшторивало)))зато моя любимая!!!

ну и, конешно же банально, но всё же...чайный пакетик....я его нарисовала, потому что вспомнила своего знакомого...Чаймэна...ахахахх....чайному человечку очень понравилось)))

Некоторые повеселили, а некоторые действительно очень нра)))...

Чем проще устройство, тем дольше оно живёт. Лифт удобен, но лестница надёжней. Паровозы ушли в прошлое, а рельсы остались и работают (Б.В.)

 

 

 

 

 

 

 

лампа)))моя сестра очень хочет себе такую....я ей как нить подарю)))

аххаха...очень хочу такой чехол...но сначала телефон новый!!!!

 

 

радует не знаю как...очень, очень...

 

 

 

 

оригинально...нравится

 

 

 

 

обувной секс))))

 

 

 

аппетитно выглядит...поэтому я не могу их не хотеть

 

 

 

 

 

 

 

 

эмм..не сразу поняла что это...

 

 

 

Близнецы - это очень круто, если он один, и совсем абзац, если их хотя бы два. Могут пиздеть без остановки хоть трое суток и ни разу ни повториться, что в общем-то прикольно, но иногда утомляет. Близнецам обычно все завидуют, потому что он и жнец, и чтец, и на дуде игрец, проще говоря - в каждой жопе затычка. Но никто не догадывается, как на самом деле трудно Близнецам выжить и выбрать в этом огромном мире возможностей - им всегда кажется, что жизнь проходит стороной, даже если он по уши в говне в событиях. Любит трахаться, жрать и получать новую информацию - лучше всего одновременно. За это слывет извращенцем, хотя на самом деле он просто экономит время. Феноменально ленив, девяносто процентов своей бурной деятельности разворачивает только для того, чтоб от него наконец отъебались и оставили в покое. Производит впечатление пиздобола и вообще васи, хотя на самом деле не дурак почитать в перерывах между распиздяйничаньем Канта и Кьеркегора (чтение зачастую все равно сопровождает идиотским смехом и междометиями типа "ыыыы", что очень мило смотрится, потому что юмор у Кьеркегора действительно может найти только Близнец). Сентиментален как последняя портовая блядь, верит в романтику, хотя постоянно от нее открещивается и демонстративно скалит зубы над теми, кто о ней говорит. В любви обычно несчастен (так и хочется сказать - потому что верит в романтику), потому что терпеть постоянно устраиваемые Близнецом феерии идиотического веселья и веселого идиотизма в силах только Овен, а на всех Близнецов ГОвна не хватает.