Задумчиво я помешивала соломинкой в стакане с соком. За соседним столиком оживленно болтала компания студентов, чуть постарше меня. Видимо, отмечали какой-то общий праздник. Молодые люди были уже изрядно навеселе. Девушки тоже не отставали.

Но меня мало трогала эта компания. Кричат, стучат пивными кружками по столику, ну и пусть шумят. Разве жалко? К тому же, мои мысли были очень далеко отсюда. Они были вместе с моим другом, которого я ждала с минуты на минуту. Мы не виделись несколько недель. Я уже привыкла к тому, что последнее время он часто куда-то пропадает, и каждый раз с нетерпением ждала его появления. Во-первых, я по нему очень сильно скучала. А, во-вторых, каждый раз он готовил какой-нибудь интересный сюрприз.

Послышался треск, рев мотора и к кафе на полной скорости подлетел ярко-красный мотоцикл с причудливым рисунком на боку. На нем уверенно восседал затянутый во все кожаное молодой человек в красном шлеме. Заглушив двигатель своей машины, он снял шлем и уверенно направился в мою сторону. На него уже пялилось все кафе, но он, казалось, не обращал на это никакого внимания. В этом был весь он, Славка.

- Вечер добрый, прекрасная барышня! – очаровательно улыбаясь произнес он, чмокнув меня в щеку, и опустился на стул напротив меня.

- Привет! – обрадованно выдохнула я в ответ.

От сердца чуть-чуть отлегло. Он доехал живой и здоровый. Это было самое главное.

Подплыла учтивая официант и выжидательно уставилась на Славу. Взгляд ее был оценивающий и цепкий. Она явно была не прочь сейчас оказаться на моем месте. Еще бы! На сумасшедшего, безбашенного парня западали все девчонки без исключения.

- Принесите мне, пожалуйста, сок и очаровательной барышне… - он вопросительно приподнял бровь и глянул на меня.

- Еще сока, пожалуйста, - попросила я, мысленно просчитывая, как далеко добираться до туалета.

- … Очаровательной барышне сока, - попросил Славка официанта.

Девушка кивнула и удалилась. Мы остались вдвоем, не считая шумную компанию подростков, которая теперь оживленно обсуждала железного коня моего рыцаря. Девушки кокетливо косились на Славку и поспешно вынимали из сумочек зеркальца. Но все внимание рыцаря было приковано ко мне.

- Знала бы ты, как я соскучился! – выдохнул он, с минуту разглядывая меня живыми, блестящими карими глазами.

- Я тоже очень сильно скучала, - улыбнулась я в ответ, но тут же нахмурилась. – Ты обещал мне больше не садиться на мотоцикл. Забыл?

- Помню, - беспечно махнул рукой Славка. Он откинулся на спинку стула и закинул руки за голову. – Но ничего не могу с собой поделать. Гонять на бешеной скорости с потоками машин – это такой драйв!

- Ничего в этом хорошего нет, - строго произнесла я.

- Брось, ничего со мной не случится. Я очень осторожен, честное слово. Ты мне веришь?

Я кивнула, но все еще хмурилась. Официант принесла заказ и неохотно удалилась. Славка не удостоил ее даже взглядом.

- А хочешь, я тебя сегодня прокачу? – спросил он вдруг, перегнувшись через стол и глядя мне прямо в глаза.

- Не хочу, - твердо ответила я.

- Боишься?

- Боюсь.

- Трусишка! – засмеялся Слава. – Я же осторожно буду. Ну давай?

- Нет, спасибо, я еще хочу жить, - помотала я головой. – Лучше расскажи, что ты обещал мне сегодня показать.

Он хитро улыбнулся и прищурился.

- Какая! – протянул он.

- Какая? – спросила я, подстраиваясь под его игривый тон.

- Хитрая! Это будет сюрприз. Я заеду за тобой в три утра.

- Так поздно… - разочарованно протянула я.

- Тебя не отпустят?

- Даже не знаю… Мама, - я пожала плечами и попыталась этим словом все выразить.

- А если я поручусь?

- Ну… С тобой, наверное, отпустят. Мама в тебе души не чает. Все время говорит: «Вот такого мужа себе ищи! Добрый, хороший, благородный – настоящий рыцарь! Не то, что эти олухи».

Славка засмеялся. Его смех я люблю больше всего на свете. Смех и глаза. Их я никогда не смогу забыть.

- Ну так что, я заеду за тобой в три?

- Заезжай. Намекни хоть, что показывать будешь.

- Фокусы, - усмехнулся мой друг, а я обиженно насупилась. - Это будет романтичный сюрприз. Больше тебе ничего из меня вытянуть не удастся.

Мы еще проболтали с ним какое-то время. Он оплатил счет и не делал при этом благородный вид, словно король, дающий милостыню. Улыбчиво, не переставая болтать и шутить, расплатился с официантом. Мне бы он не дал за себя заплатить. Это был слишком воспитанный человек.

Несколько минут мы пререкались возле его мотоцикла. Он хотел подвезти меня до дому, а я пыталась объяснить, что с моей мамой случится инфаркт, если она увидит меня на этом железном монстре. Славка смеялся, но настаивал. Наконец, после того, как я в сотый раз сказала, что боюсь, он сдался. Чмокнула меня на прощание и умчался, а я отправилась к автобусной остановке.

Время до трех часов шло мучительно медленно. Я извелась в ожидании и почти не спала этой ночью, боясь не услышать сигнал будильника. Мама, когда узнала, как поздно я собралась уйти из дома, сначала хотела закатить скандал с участием папы, бабушки и кота, но я сразу сказала, что еду со Славой. Помолчав несколько минут, мама согласилась, но все же дала целую кучу всяких наставлений. Славу она обожала и доверяла ему меня беспрекословно. Все-таки мы с ним едва ли ни с самого рождения вместе. В одной песочнице играли.

И вот наступило долгожданное время. Я прилипла к окну уже собранная с ног до головы. Возле подъезда остановилась серебристая иномарка. И из нее выбрался Славка. Это была машина его отца, я сразу ее узнала. Удивительно, что он сменил своего железного коня, которому он был верен до конца жизни, по его собственному утверждению, на машину. Он запрокинул голову, помахал мне в окно и взбежал по ступеням.

Вскоре он уже стоял у нас в коридоре и гладил по толстой спине Ваську – кота. Я вылетела из комнаты, вся сияющая от предвкушения сюрприза. Увидев меня, Славка заулыбался.

Папа пожелал нам приятного утра и вновь скрылся у себя в кабинете (он иногда работал ночами). Мама дала нам несколько наставлений, попросила моего друга сильно не гонять и, перекрестив на дорогу, выпроводила из квартиры, ногой отогнав любопытного Васю.

И вот я уже уселась на переднее сидение серебристой иномарки. Слава галантно захлопнул за мной дверь и уселся рядом.

- Пристегнись, - скомандовал он, и я повиновалась.

Машину Слава водил хорошо, слишком не лихачил. Не то, что на мотоцикле. Возможно, все из-за того, что такого драйва не было, а может потому, что я была пассажиром.

Мы ехали довольно долго. Сначала по главной дороге, потом по каким-то проселочным. Наконец, остановились у какого-то пригорка. Слава заглушил мотор и выбрался из машины. Отстегнув ремень, я последовала за ним, не дав ему даже открыть мою дверь.

Такой красоты я не видела никогда. Небо было удивительно чистым и ясным. Только вдалеке, почти у самого горизонта, клубились сиреневые облака. В небе еще висел полупрозрачный диск луны, и задумчиво подмигивали мириады далеких звезд. Вот-вот должен был начаться рассвет. 

На пригорке одиноко стояла деревянная скамейка. Как завороженная, я прошла к ней. Сердце часто-часто билось в груди. Казалось, стоит только взмахнуть руками и можно взлететь в бескрайнее небо.

Я села на скамейку, не говоря ни слова и чувствуя, как на глазах наворачиваются предательские слезы. Сердце билось, как пойманная в силки пташка. Оно стремилось вырваться на волю, улететь высоко-высоко и никогда не возвращаться. Такого чувства я не испытывала еще никогда. Чувства полной свободы. Как будто исчезли все люди на земле. Осталась только я и это безграничное небо. Нет никаких правил и законов, нет никаких рамок, ни обязательств, ни обязанностей. Свобода души. Вот чего мне не хватало всю мою жизнь.

- Нравится?

Я вздрогнула, забыв, что здесь не одна. Повернула голову. Рядом на скамейке сидел Слава. Он смотрел на меня внимательно, словно что-то искал на моем лице.

- Очень! – восторженно выдохнула я, с трудом сглатывая подступивший к горлу комок.

- Это место было моей тайной, - тихо сказал Славка, устремив взгляд на начавший алеть горизонт. – Теперь оно стало еще и твоей.

- Почему же ты раньше мне никогда про него не говорил? Боялся, что я выдам? – обиженно спросила я.

- Боялся, что не поймешь. Подумаешь, что я сентиментальный романтик, который плачется в жилетку каждому встречному.

- Я… - я хотела сказать что-то утешительное, но он меня перебил.

- Это так и есть, - его всегда насмешливые, искрящиеся глаза глянули на меня с невероятной глубиной. – Все это место – моя душа. Сентиментальная, романтичная и глупая. Я открыл тебе свою душу, потому что ты мой самый верный и настоящий друг. И я твердо знаю, что ты не посмеешься надо мной, а поймешь.

Я уже с трудом сдерживала слезы. Никогда я не могла ожидать от Славки, который всегда был весел и беззаботен такой речи. Он говорил как-то грустно, но в то же время пламенно и пылко. В его глазах обращенных к небу, застыла непонятная грусть и печаль.

Я не нашлась, что сказать. Просто сжала его руку. Он перевел взгляд на меня, и мое сердце сжалось. Столько грусти и нежности было в этом взоре. 

А солнце тем временем просыпалось и потягивалось. Лениво показывалось оно из-за горизонта, окрашивая сиреневые облака в нежные тона.

- Я каждый день сюда приезжаю, - задумчиво произнес Слава. - Чувствую себя здесь свободным, потому что обо всем на свете забываю.

Он вдруг замолчал и посмотрел мне в глаза. И произнес слова, которые я поняла и осмыслила много позже:

- Это твой рассвет. Я дарю его тебе. Он навсегда твой.

Я хотела ему что-то сказать, но он лишь покачал головой. И я не решилась заговорить. Сердце вдруг так больно сжалось, слезы покатились по щекам.

- Тебе плохо? – взволнованно спросил Слава.

- Нет, - сквозь слезы пробормотала я. – Просто… Просто… Душа как-то вдруг окрылилась, словно все сбросила…

Он прижал меня к себе, увидев, что я дрожу от холода. Конечно, я не додумалась взять из дома что-то теплое, потому что не ожидала такой прогулки. Так мы и сидела, глядя на рассвет. Я уже забыла про слезы, а они все катились по щекам. Сердце замирало в груди, а душа, словно на самом деле окрылившись, стала такой легкой.

Сколько мы провели вот так, сидя на лавочке и любуясь небом, я не знаю. Когда уже совсем рассвело, Славка сказал, что пора ехать домой. Я нехотя поднялась и направилась к машине.

На обратном пути мы молчали. Каждый думал о своем. Я пыталась запечатлеть малейшие детали этого рассвета в памяти, чтобы не забыть счастливые мгновения никогда. Мне казалось, что такого уже никогда не повторится. Если даже я когда-нибудь сюда приеду еще раз, все уже будет не так, как в первый раз.

- Мы уезжаем надолго… - вдруг произнес Слава.

Я посмотрела на него удивленно и раздосадовано. Только встретились и вновь расстаемся.

- Вместе с родителями… Не знаю, когда вернемся… Вернутся… - это было странное уточнение, но я лишь нахмурилась.

- Ты мне пиши хотя бы, - попросила я. – Я ведь буду скучать.

- Не нужно скучать. Я прошу тебя. И я не смогу писать… - он как-то болезненно сморщился. – Там… Там будет другая сим-карта.

- Тогда позвони, как приедешь. Обещаешь?

Я была удивлена такому поведению, но списывала все нарассвет. Должно быть, он расстроил Славу.

- Обещаю, - как-то грустно кивнул он.

С того самого рассвета я больше ничего не слышала о своем друге детства, с которым делилась всеми секретами даже больше, чем с мамой. Он пропал. Я не писала ему, не звонила и не докучала. Но очень скучала, хоть он и просил этого не делать. Ничего удивительного не было в том, что я перестала пересекаться с его родителями. Тогда как раньше встречала их регулярно, когда шла в школу. Мы жили почти что рядом, через двор.

Наступило лето, долгожданные каникулы после затяжной сессии. Все время я проводила за монитором компьютера, за книгами и на улице. Ежедневно мы собирались на лавочках у подъездов и просиживали до позднего вечера. Вездесущие бабульки возмущались и жаловались на нас участковом, но предъявить было совершенно нечего. Ведь мы уже до одиннадцати часов расходились по домам.

В общем, все было, как обычно. Лето ничем особым не выделялось. До того самого дня, как дома раздался звонок.

Мама возилась на кухне, кот Васька спал на моем столе, а я общалась в Интернете с интересными людьми. Изредка я гладила кота по серой спине, до того умильная была у него мордочка. И тут раздался звонок.

- Возьми трубку, у меня руки грязные! – крикнула мама из кухни.

Вздохнув, я взяла радиотелефон.

- Да?

- Это Валентина Петровна… - произнесли с того конца странным голосом.

- Здравствуйте. Вы уже приехали? – это была мама Славы, которой я несказанно обрадовалась.

- Слава умер…

Несколько секунд я молчала, не в силах ничего произнести.

- Что? – едва слышно переспросила я.

- Вчера вечером скончался в больнице.

Теперь я поняла, почему у нее был такой голос. Она плакала. Трубка выпала у меня из рук и с громким стуком упала на пол.

- Мама! – прошептала я.

Губы задрожали. Невидящим взглядом я уставилась в стену. Трубка звала меня взволнованным голосом Валентины Петровны.

- Мамочка! – крикнула я, обезумев.

Из кухни прибежала мама. У нее было испуганное и взволнованное лицо.

- Что случилось? Милая, что произошло?

- Мама! Мамочка! – только и смогла сказать я. Голос мне не повиновался. Из глаз брызнули слезы. У меня началась истерика. Я упала на стол и рыдала. Горько и безудержно.

 Мама подняла с пола трубку испачканными тестом руками.

- Алле! Алле!.. Валя? Что случилось?.. Как?! О Господи!

Я ничего не слышала. В ушах стучала страшная фраза: «Слава умер». Это был приговор. Приговор всей моей жизни. Это был самый дорогой на свете мне человек. В моем сердце ему принадлежало самое большое место. Моя душа принадлежала только ему. А теперь его нет! Нет! И больше никогда не будет…

Весь тот день я плохо помню. Я плакала. Мама пыталась меня успокоить, но я ничего не слышала. С трудом ей удалось уложить меня в кровать. Она что-то говорила, но я не могла слышать. Горе заполнило все мое сознание. Жизнь для меня кончилась.

Не помню, что мне мама давала, но я спала всю ночь. Мне снился Слава. Он улыбался и что-то говорил, но я не слышала. Он был где-то далеко впереди, а я пыталась к нему добежать. Расстояние не сокращалось, и я плакала от боли и обиды.

Весь следующий месяц я ходила как тень. Что-то ела, что-то пила, как-то жила. Это было жалкое существование. Меня ничего не интересовало. Побывала на могиле своего друга. Слез не было. За первые дни я все выплакала.

Кто-то звонил, чтобы выразить мне соболезнования, но я не отвечала на звонки. В черной одежде, с впалыми щеками и темными кругами под глазами, я перестала быть похожа на ту живую и веселую девушку, которой была для Славы.

Только спустя месяц после страшного известия я все узнала от Валентины Петровны. У Славы была опухоль головного мозга. Уже давно. Никто кроме родителей и врачей о ней не знал.

- Это все его бурная молодость! – сокрушалась Валентина Петровна. – Пил, курил…

Опухоль заметили слишком поздно. Шанс был, но мизерный. Врачи боролись за жизнь Славы, ему делали облучение, лечили всевозможными лекарствами. Именно поэтому он так часто куда-то пропадал. Но все оказалось напрасно.

- Почему он мне ничего не сказал? – сквозь слезы спросила я.

- Твоим спокойствием он дорожил больше всего на свете, - просто ответила женщина. – И еще… - она достала из сумки свернутый вдвое листок в клеточку. Я его сразу узнала. Он был из той самой тетради, которую я подарила Славе на 23 февраля. На ней было нарисовано что-то такое мужественное и красивое, и она служила записной книжкой или ежедневником. – Он просил тебе это передать, после… - она запнулась. – После того, как его не станет.

Я осторожно приняла листочек, но не стала разворачивать.

- Что же ты не читаешь? – удивленно спросила мама.

- Не здесь, - ответила я резковато. – Ты можешь меня отвезти?

Она удивленно подняла бровь, но ничего спрашивать не стала и лишь кивнула.

Мы втроем – я, мама и Валентина Петровна – сели в машину. Я путано объяснила, как доехать до этого места. Мама с трудом меня поняла, но не раздражалась моим глупым жестикуляциям. По дороге я увидела придорожные цветы. Маме пришлось остановиться в месте, где останавливаться нельзя. Я нарвала полевых цветов и забралась обратно в машину. Всю дорогу записка обжигала мне руку.

И вот, наконец, мы на месте. Машину оставили чуть поодаль.

- Я пойду одна, пожалуйста, - попросила я и, не оборачиваясь, зашагала к пригорку.

Впервые за долгое время на глазах навернулись слезы. Они медленно катились по щекам, когда я гладила рукой скамейку, на которой мы сидели, когда смотрела на прозрачное небо, сидя на этой самой скамейке. И когда читала прощальное письмо моего самого лучшего и единственного друга я тоже плакала.

«Здравствуй, прекрасная барышня!

Я знаю, когда ты будешь держать это письмо, меня уже не будет в живых. Не лей слезы и не расстраивайся. Такова жизнь. Кто-то уходит, кто-то приходит. Вместо меня на земле появился один младенец, который будет достойней меня. Я в этом уверен. Наверное, я не заслужил слишком долгую жизнь.

Уже в больнице, когда истекают последние дни моей жизни, я, наконец, смог ее проанализировать. Сколько же гадостей в ней было! Алкоголь, сигареты, наркотики… Из-за моих выходок поседела раньше времени мама, состарился отец. Сколько раз я его позорил. Его! Далеко не последнего человека в городе!

 А сколько пришлось пережить и еще придется пережить тебе, моему самому близкому и дорогому человеку?! Только ты одна знала всю правду про меня. Только благодаря тебе я тогда завязал с наркотиками. В самые тяжелые моменты моей жизни ты всегда была со мной. Тогда, в детстве, когда мы еще мирно копались в песочнице, я впустил тебя в свое сердце, отдал тебе свою душу…Ты стала неотъемлемой частью меня, с тобой я делился всем и всегда знал, что ты поможешь в трудную минуту.

Но я не смог причинить тебе еще и эту боль… Боль видеть меня, прикованным к больничной койке. Меня! Безбашенного и бесшабашного. Ведь все эти гонки со смертью на мотоцикле заглушали мою душевную боль. Они стали игрой. Я знал, что мне осталось недолго, хоть врачи и боролись за мою жизнь.

Прости меня…

Мама расскажет тебе все, про мою болезнь, я знаю. Но уже потом, когда меня не будет, и я не увижу всего этого. Я знаю, ты будешь убиваться и лить слезы, и за это корю себя.

Помнишь, тот рассвет, что мы встречали, вместе, на той лавочке, на пригорке? Это место я оставляю тебе. Самое ценное самому дорогому. Ты можешь о нем рассказать всем, кому захочешь. Теперь оно твое…

И рассвет тоже твой…

Я всегда буду рядом с тобой…

Слава».

Я не чувствовала слез, катящихся по щекам. Снова и снова я пробегала глазами письмо. Снова и снова сердце больно замирало в груди.

- Я никогда никого не приведу сюда, Слава… - тихо прошептала я, целуя письмо. – Это место всегда будет только наше. И рассвет будет тоже наш.

Только теперь мне открылась вся истина. Как же дорого приходится человеку платить за мудрость. Я заплатила за нее своей душой.