Ещё иностранцы, приезжавшие в допетровскую Россию, отмечали удивительную вещь – при том, что знатные женщины практически никуда, кроме церкви, не ходили, они всегда были накрашены – набелены и нарумянены. И мужья охотно тратили деньги на их издержки в косметике! Почему?

Упоминание о чрезмерном увлечении московских женщин косметикой мы найдём в записках и дневниках многих европейских дипломатов: в бумагах барона Мейер-берга, Рейтенфельса, Койэта, Шлессингера и Корба. Они пишут, что румяна и пудра у русских женщин считаются эталоном красоты и вкуса. Малейший загар на лице благородной женщины был признаком «чёрных» крестьянок, а румяные щёки, наоборот, признаком хорошего здоровья.

Выходить на улицу без румян, сурьмы, белил женщине было просто неприлично. Женщины, не стесняясь, сурьмили ресницы и брови, раскрашивали шею и руки коричневой, белой и голубой красками. Особенно увлекались косметикой женщины из боярского сословия. Переняв привычку у татарок, они даже чернили зубы. Доходило до смешного — девицы были буквально красными, древний макияж скорее портил природную красоту, чем украшал.

Некоторым женщинам, красивым от природы, приходилось подчиняться моде, чтобы не быть осмеянными, и краситься как все. Княгиня Черкасская очень долго сопротивлялась, не желая портить свой лик краской, но вынуждена была смириться.

Иностранцы недоумевали – «у них на лице столько краски, будто они покрыли его с помощью кисти». Вот как писал о русских женщинах Адам Олеарий — преподаватель Лейпцигого университета, математик, физик и историк, библиотекарь и антиквар на службе у герцога Голштинского. Дважды он участвовал в голштинском посольстве в Россию: в 1633-1634 и в 1635-1639 годах. Адам Олеарий опубликовал свои записки о путешествиях в Россию.

«…Женщины среднего роста, в общем, красиво сложены, нежны лицом и телом, но в городах они все румянятся и белятся, притом так грубо и заметно, что кажется, будто кто-нибудь пригоршнею муки провел по лицу их и кистью выкрасил щёки в красную краску. Они чернят также, а иногда окрашивают в коричневый цвет брови и ресницы. Некоторых женщин соседки их или гостьи их бесед принуждают так накрашиваться (даже несмотря на то, что они от природы красивее, чем их делают румяна), чтобы вид естественной красоты не затмевал искусственной».

В Москве белила и румяна продавались в самом центре у торговых людей в белильных и овощных рядах в Китай-городе, возле Лобного места, у храма Василия Блаженного.

А со второй четверти XVII века здесь установили белильный ряд, но торговать можно было только срук, точнее с коробов, лавки здесь возбранялось ставить. Хранили белила и румяна в белильницах и румянницах, они представляли собой небольшие коробочки, обшитые золотом и серебром, низанные жемчугом, иногда серебряные, украшенные финифтью и каменьями.

У каждой женщины были такие коробочки, которые служили для клеельницы и суремницы, в них держали клей для волос и сурьму для бровей. В свою очередь эти коробочки «берегли» в ларцах, ящиках и шкатулках. Кроме них там лежали ароматница, разные бочечки, тазики, чашечки с необходимыми косметическими средствами: бальзамами и помадами, хрустальные скляницы с водами и водками.

При таком обильном использовании косметики, большое внимание уделялось красоте кожи и личной гигиене. Обязательным было утреннее омовение с мылом и розовой водой (отваром шиповника) или же «водою, в которой парена есть романова трава» (отвар ромашки). Зубы чистили «корою дерева горячего и терпкого и горького, на язык шкнутаго (жёсткого). Поскольку «лицевая чистота», даже без «углаждения» специальными притираниями, почиталась «украшением лица женского», даже женщины из простых семей по утрам непременно «измывали себя».

Особое внимание в древности уделялось чистоте тела. Бани с использованием травяных настоев были важной и необходимой вещью. В банях проводили уход за кожей, её очищали специальными скребками, массажировали ароматными бальзамами. Среди служителей бань были даже вырыватели волос, причём проделывали эту процедуру без боли.

Для излечения от кожных и душевных болезней древние лекари рекомендовали лить на горячие камни настои трав или пиво, придающее запах свежеиспечённого ржаного хлеба. Для смягчения и питания кожи хорошо наносили на кожу мёд…

Так почему же, имея и добиваясь естественной красоты, русские женщины так неумело, но рьяно стремились к искусственной? Над этой женской загадкой ломали голову многие великие мужи. Одни пытались объяснить эту моду тем, что, облачившись в платья из ярких тканей, славянские красавицы видели свое ненакрашенное лицо бледным, эстетически несопоставимым с таким убранством, и это вызывало потребность завершить свой образ, придав ланитам столь же яркие цвета, что преобладали в тканях и драгоценных камнях их уборов.

Другие полагали, что это может быть связано со страстной натурой русских людей… И коли они жили в столь контрастном мире: в природе — холодная зима и жаркое лето, в обществе — богатый и нищий, то и в своём быту они повторяли этот контраст, и захотелось им видеть свою кожу не просто светлой, а белоснежной, а румянец — ядрёным и густым. Красавицы воспринимали буквально и белизну снега и красный маковый цвет, и прямо и непосредственно воспроизводили то, что казалось им красивым.

Писатель Николай Чернышевский считал, что подобная манера краситься имеет восточное заимствование. «Красивая славянская организация, миловидное славянское лицо искажались сообразно восточным понятиям о красоте, так что русский мужчина и русская женщина, могшие следовать требованием тогдашнего хорошего тона, придавали себе совершенно азиатскую наружность и совершенно монгольское безобразие».

Историк Василий Ключевский сделал, пожалуй, самый интересный и скандальный вывод: этот обычай «… делал красивых менее красивыми, а дурных приближал к красивым и таким образом сглаживал произвол судьбы в неравномерном распределении даров природы. Если так, то обычай имел просветительно-благотворительную цель, заставляя счастливо одарённых поступаться долей полученных даров в пользу обездоленных…».