Александр Севастьянов.

ПОСТУЛАТЫ ЭТОЛОГИИ.

Во-первых, люди — «часть вселенной,.. их поведение тоже подчинено законам природы». Это важнейший постулат этологии, до сих пор вызывающий резкое отторжение у профанов. Ибо: «человеку слишком хочется видеть себя центром мироздания, не принадлежащим к остальной природе и противостоящим ей как нечто иное и высшее. Упорствовать в этом заблуждении для многих людей потребность…» (264).

Однако заблуждение есть всего лишь заблуждение. Только проникновение в законы природы, единые для всего живого, позволит нам понять природу человека, расшифровать порой неясные ему самому движущие им мотивы.

Во-вторых, людьми, их поступками, так же как и поступками рыб, птиц, млекопитающих и т. д., управляют не разум или воля (это инструменты, только и всего), а врожденные инстинкты. Именно их «концерт» определяет в каждом конкретном случае, что сделает тот или иной человек. Поступок человека есть равнодействующая его инстинктивных побуждений, в том числе порой взаимоисключающих. Разум, воля, привычки и рефлексы лишь оформляют эту суть, дают ей конкретное воплощение.

Среди инстинктов Лоренц выделяет четыре главных, базовых, имеющих абсолютный приоритет: это продолжение рода, питание, агрессия и бегство. Нас в дальнейшем будут интересовать два из них: продолжение рода и агрессия. Они связаны между собой непосредственно. При этом агрессию надо понимать как «инстинкт борьбы против собратьев по виду — у животных и человека» (87).

Инстинкты могут вступать в конфликт, могут неожиданно сменять друг друга. Так, инстинкт продолжения рода побеждает инстинкт бегства, если опасность угрожает гнезду, потомству. Агрессия тоже может победить инстинкт бегства, если бежать некуда (загнанная в угол крыса). И т. д.

Так или иначе, повторю: нами правит не разум, не рефлексы или привычки, не воспитание, а инстинкты. Это надо раз навсегда понять и твердо усвоить.

В-третьих. С инстинктом продления рода тесно связан инстинкт защиты территории. Он направлен только на себе подобных. Если индивид не будет защищать свою территорию, если «сдаст» ее собрату по виду, то вывести и вырастить жизнеспособное потомство доведется уже не ему (негде будет укрыть и нечем прокормить своих детей), а именно счастливому собрату. Это «знает» как хозяин территории, так и претендент на нее. На самом деле, конечно, за них это «знает» инстинкт, присущий всему виду в целом. К примеру, каждая рыба, заняв свою экологическую нишу, «заинтересована исключительно в том, чтобы на ее маленьком участке не поселилась другая рыба того же вида» (116). Именно поэтому, как отмечает Лоренц: «В открытом море… побежденный бежит с территории победителя, а тот вскоре прекращает преследование. Но в аквариуме, где бежать некуда, победитель часто сразу добивает побежденного» (101-102).

Как правило, победителем становится изначальный обладатель территории. Здесь все понятно. Заплывший на чужую территорию соперник-собрат внутренне признает свое неполноправие, свою «вину» и абсолютное право на эту территорию собрата-хозяина. Право, обеспеченное необходимостью выжить самому и оставить жизнеспособное потомство. Поэтому залетка действует по принципу: не прошло — и не надо. И легко убегает от разъяренного собрата-хозяина; если же убежать не удается, то не бьется во всю силу, как бился бы уверенный в себе субъект, а принимает смерть от морально (с точки зрения инстинкта) правого хозяина. И лишь очень редко наоборот.

«Не только рыбы бьются с собратьями по виду,.. то же происходит у огромного большинства позвоночных» (114). Лоренц специально отмечает, что именно оседлость предполагает агрессивность, естественным образом связанную с защитой территорий, а кочевой образ жизни — нет (104). Русские, напомню, относятся к оседлым народам, давно и прочно. «Где родился, там и сгодился», — так недаром говорят у нас.

Природа не заинтересована в том, чтобы в результате войн за территорию виды поуничтожали сами себя. Поэтому она наделила яркими приметами всех существ, ведущих не стайный образ жизни. Например, дала многим рыбкам яркую, причудливую раскраску, чтобы соперник мог видеть их издалека и не дерзал покушаться на их территории. Но это свойственно отнюдь не только рыбкам. «Как и расцветка коралловой рыбы, песня соловья служит для того, чтобы издали оповестить собратьев по виду, ибо обращена только к ним, что здешний участок уже нашел себе постоянного и воинственного владельца» (106).

Вспомним теперь, что скинхеды не только специфически, весьма приметно и даже ярко, одеваются и носят знаки различия, но, прежде всего, бреют голову — куда уж более заметный признак! Видно издалека, как блестящий фонарь! По существу, это именно сигнал, такой же, как яркие пятна и полоски на рыбьем боку — или соловьиная звонкая песня. Сигнал, который скинхед подает собратьям по виду, но, допустим, другой этничности: не суйтесь на эту землю, у нее уже есть свой хозяин. Следует понимать, замечу в скобках, что условия существования людей в городах сравнимы скорее с существованием рыб в аквариуме, нежели в открытом океане, и скорее с существованием животных в клетке, нежели в диком лесу. Поэтому неудивительно, что инстинкт защиты территории проявляется у людей с сугубым ожесточением.

В-четвертых. Инстинкт в принципе не подлежит моральной оценке. Он не хорош и не плох. Он просто был, есть и будет, поскольку является плодом биллионнолетних эволюций живой материи. Конрад Лоренц не возмущается негостеприимством и ксенофобией коралловых рыбок и не предлагает судить соловьев за экстремизм. Почему? Потому что он убежден: «Внутривидовая агрессия… служит сохранению вида» (113).

Лоренц видит во внутривидовой агрессии «часть организации всего живого, охраняющей систему жизни и самую жизнь… Как все земное, она может допустить ошибку и при этом уничтожить жизнь, но ее предназначение в великом становлении органического мира — творить добро» (128).

Он возвращается к этой основополагающей идее снова и снова:

«Агрессивность,.. направленная против собратьев по виду, как правило, не только не вредна для их вида, но, напротив, является необходимым для его сохранения инстинктом. <…> Агрессия является подлинным, первичным инстинктом, направленным на сохранение вида…» (129);

Для сохранения вида важны различные функции агрессивного поведения (в том числе «такие формы поведения, которые на первый взгляд не имеют ничего общего с агрессией и даже кажутся ее прямой противоположностью»). Но основные три, это: «распределение особей одного вида по жизненному пространству, отбор в поединках и защита потомства» (124).

Деятельность скинхедов детерминирована именно этим. Скинхед, изгоняющий с русской территории чужака-инородца, действует, сознательно или даже бессознательно, в пользу сохранения своего вида;

«Почему у тех видов животных, для которых совместная жизнь в небольших тесных сообществах является преимуществом, агрессия не была попросту «отменена»? Именно потому, что без ее функций не обойтись!» (178-179);

«Борьба, которую имел в виду Дарвин и которая является движущей силой эволюции, — это в первую очередь конкуренция между ближайшими родственниками. <…> Непосредственно угрожает существованию вида не его естественный враг, а конкурент, и только он» (108-109).

Финальный вывод об инстинкте агрессии Лоренцем сформулирован так:

«Избыточная агрессивность, которая еще и сейчас сидит у нас, людей, в крови,.. является результатом внутривидового отбора, действовавшего на наших предков десятки тысяч лет» (124).

Пусть читатель как следует проникнется и озадачится этим выводом. Пусть вновь и вновь задумается о русских партизанах в свете вышесказанного. Наследие десятков тысяч лет… Глупо думать и надеяться, что с этим могут справиться моральные проповеди Ганнушкиной и Графовой, доносы и кляузы Брода, Прошечкина и Гербер, соображения Кожевниковой или драконовское законодательство Крашенинникова-Плигина.

В-пятых. Агрессивность имеет свою оборотную сторону, причем именно эта сторона составляет наиболее симпатичную черту человеческих отношений. Но это именно оборотная сторона, она не существует отдельно сама по себе и встречается только в комплекте, иллюстрируя диалектический закон единства и борьбы противоположностей.

А именно, утверждает Лоренц:

«Мы не знаем ни одного живого существа, которое было бы способно к личной дружбе и при этом лишено агрессивности» (210). «Личный союз, личную дружбу мы находим только у животных с высокоразвитой внутривидовой агрессией; более того, этот союз тем прочнее, чем агрессивнее вид» (261).

Особую важность наличию комплекта «агрессивность — дружба» придает такое соображение: «Если мне возразят, что животное — не личность, я отвечу, что личность берет начало именно там, где каждое из двух существ играет в мире другого такую роль, которую не может сразу перенять никто из других собратьев по виду. Иными словами, личность начинается там, где впервые возникает личная дружба» (202).

Легко заключить отсюда, что именно способность к внутривидовой агрессии определяет способность индивида к дружбе, а все это вместе взятое (причем в меру своей интенсивности!) делает человека личностью. Человек настолько полноценен как личность, он настолько человечен в высшем смысле слова, насколько способен к агрессии и, следовательно, к дружбе.

В-шестых. Агрессия, связанная с базовым, важнейшим инстинктом продолжения рода, как уже ясно, выражается более всего в защите своих соплеменников и своей территории.

Лоренц иллюстрирует этот тезис:

«Совсем маленькие птенцы одного выводка еще в гнезде прекрасно знают друг друга и прямо-таки бешено нападают на подсаженого к ним чужого птенца, даже в точности такого же возраста. Вылетев из гнезда, они тоже довольно долго держатся вместе, ищут друг у друга защиты и в случае нападения обороняются сомкнутой фалангой» (216).

Разве это не наиточнейшая аналогия поведению скинхедов? Модель поведения дана нам, живущим в этом мире, одна на всех.

Лоренц приводит и другой пример, быть может менее лестный для человеческого самолюбия, но хорошо помогающий понять, с одной стороны, природу человека, а с другой — границы наших к ней возможных моральных претензий:

«Допустим, что некий объективный этолог сидит на другой планете, скажем, на Марсе, и изучает социальное поведение людей с помощью телескопа, увеличение которого слишком мало, чтобы можно было узнавать отдельных людей и прослеживать их индивидуальное поведение, но вполне достаточно, чтобы наблюдать такие крупные события, как переселения народов, битвы и т. п. Ему никогда не пришло бы в голову, что человеческое поведение направляется разумом или тем более ответственной моралью… Предположим теперь, что наш внеземной наблюдатель — опытный этолог… Тогда он должен был бы сделать неизбежный вывод, что человеческое общество устроено примерно так же, как общество крыс, которые тоже дружелюбны и готовы помогать друг другу внутри замкнутого клана, но сущие дьяволы по отношению к любому собрату по виду, принадлежащему к другой партии» (277-278).

Чего же мы должны ждать от 15-20-летних мальчишек и девчонок, чей ум не стиснут культурными штампами, а совесть больше слушается врожденных безошибочных инстинктов, чем насквозь лживых проповедников политкорректности?!

Наконец, Лоренц окончательно переходит от животного мира к людям и пишет прямо и четко, отбросив все экивоки, намеки и сравнения: «Разумная, но нелогичная человеческая натура заставляет две нации состязаться и бороться друг с другом, даже когда их не принуждают к этому никакие экономические причины» (278).

Я бы назвал этот вывод этолога ОСНОВНЫМ ЗАКОНОМ ЭТНОПОЛИТИКИ.

МОЖНО ИСКАЛЕЧИТЬ, НО НЕЛЬЗЯ ПОБЕДИТЬ

Бесплодная, бессмысленная и безуспешная, но жестокая борьба с инстинктами красной нитью проходит через всю историю человечества. Как указывал еще Зигмунд Фрейд, вся наша культура есть не что иное как система запретов, призванная обуздать наши инстинкты.

Чудовищная история ХХ века, с его гекатомбами невинных жертв и неслыханных масштабов преступлениями против человечности, ярче всего свидетельствует о том, насколько иллюзорны успехи это борьбы. Вполне очевидно, что природа человека, изгнанная через дверь, немедленно влетает в окно и тысячекратно мстит за свое изгнание. Задача победы над инстинктами, а тем более их подавления или, не дай бог, истребления, явно относится к числу не имеющих решения в принципе. Так свидетельствует история.

Это, если брать человека в целом как такового. В массе.

Если же речь идет о конкретной личности, то тут, конечно, картина иная. На какое-то время, используя разные технологии, у конкретной личности можно вытравить или подавить любой инстинкт, включая базовые.

На языке психологии это значит искалечить, изуродовать, психически изнасиловать личность.

Что по этому поводу думает этология, в частности Лоренц? Он пишет порой издевательски остроумно, но беспощадно определенно и точно:

«Человеческие табу порождают поведение, аналогичное истинно моральному лишь функционально: во всем остальном оно так же далеко от морали, как животное от человека!» (179).

Или вот еще, с тем же убийственным холодным юмором и столь же определенно: «Совершенно ошибочная доктрина, согласно которой поведение животных и человека по преимуществу реактивно, а если даже и содержит какие-то врожденные элементы, тем не менее всегда может быть изменено обучением, имеет глубокие корни в неправильном понимании правильных по существу демократических принципов» (130).

Читатель все понял?

Никакие табу и запреты, никакое обучение или программирование человека не могут в принципе решить проблему преодоления инстинкта! В принципе! Это не только историческая, но и этологическая максима.

Инстинкт агрессии нельзя ни обуздать, ни предупредить: «Опасность этого инстинкта состоит именно в его спонтанности. Если бы он был, как полагали многие социологи и психологи, лишь реакцией на определенные внешние условия, то положение человечества было бы не столь опасным. Тогда можно было бы, в принципе, изучить и исключить факторы, вызывающие эту реакцию» (129-130).

Инстинкт агрессии можно только переключить с одного объекта на другой: это единственный способ с ним справиться.

Запомним эту мысль, включим ее в наш круг абсолютной веры.

Что произойдет, если какими-либо способами ограничить, подавить проявление инстинкта у человека или у группы людей?

Этология знает ответ и на этот вопрос. Конрад Лоренц пишет:

«Каждое подлинно инстинктивное движение, если оно… не может быть выполнено, приводит животное в состояние общего беспокойства и вынуждет его искать стимулы, запускающие это движение» (132).

Что это значит применительно к инстинкту агрессии?

Еще в 1955 году Лоренц писал в статье «Об убийстве собратьев по виду»:

«Я думаю — и специалистам по человеческой психологии, осо­бенно специалистам по глубинной психологии и психоаналитикам, сле­довало бы это проверить, — что современный цивилизованный человек вообще страдает от недостаточной разрядки инстинктивных агрессив­ных побуждений. Более чем вероятно, что пагубные проявления чело­веческого агрессивного инстинкта,.. возникают просто из-за того, что внутривидовой отбор в далекой древности снабдил человека такой мерой агрессивности, для которой он при современной органи­зации общества не находит адекватного выхода».

Лоренц приводит замечательно интересный и очень важный для нас пример, свидетельствующий о том, к чему приводит искусственное ограничение агрессии, применяемое в массовом масштабе. Сидней Марголин, психиатр и психоаналитик из Денвера, штат Ко­лорадо, провел весьма точное психоаналитическое и социально-психо­логическое исследование, наблюдая индейцев прерий, в основном из племени юта, и показал, что они тяжко страдают от избытка агрессив­ных побуждений, которые нет возможности разряжать в условиях уре­гулированной жизни нынешней индейской резервации в Северной Аме­рике. В течение сравнительно немногих столетий, когда индейцы пре­рий вели дикую жизнь, состоявшую почти исключительно из войн и грабежей, чрезвычайно сильное селекционное давление должно было, по мнению Марголина, выработать у них крайнюю агрессивность. И вот современные индейцы юта, выросшие уже при со­вершенно иной системе воспитания, точно так же, как их стар­шие соплеменники, страдают неврозами чаще, чем представители любых других групп людей, и общей причиной заболевания Марголин счита­ет не нашедшую выхода агрессивность (283).

Для нас, русских, этот пример полон особого смысла, ведь вся история России, русского народа — это оборона от нашествий, которые мы, русские люди, терпели то от самых разных кочевников (печенегов, половцев, монголо-татар, крымских татар, калмыков и пр)., то от т. н. «цивилизованных народов» (варягов, поляков, шведов, турок, французов, немцев, англичан и пр.). Именно в силу этих вековых исторических обстоятельств защита «родимой (русской) земли», «Святой Руси», «Родины» — это устойчивый национальный русский архетип, способный проявиться даже у современного малообразованного бритоголового подростка с такой же несокрушимой силой, как у его сверстника, вышедшего в 1380 году на Куликово поле с топором в полудетской руке. Мы реагируем на любое нашествие только однозначно: неприятие и отпор в той или иной форме. В этом залог нашего выживания.

Пример целого небольшого народа — племени юта, насильно превращенного завоевателями в племя невротиков, должен быть для нас крайне поучительным. Нам надлежит его глубоко осмыслить. Он касается нас прямо и непосредственно.

Да, человеку свойственно по разным причинам желать подавления инстинктов (животные этого мудро избегают). Человек называет это культурой.

Но каков результат подавления инстинкта?

Этот результат один и тот же у человека и животного: невроз, психопатия.

Лоренц, подтверждая эту мысль вновь и вновь, пишет весьма проникновенно:

«Все мы страдаем от необходимости подавлять свои побуждения, кто больше, кто меньше, поскольку наши социальные инстинкты и склон­ности весьма различны. По одному из добрых старых психиатрических определений психопат — это человек, который либо страдает от требо­ваний, предъявляемых к нему обществом, либо заставляет страдать об­щество. Таким образом, в известном смысле все мы психопаты, посколь­ку требуемое общим благом отречение от своих побуждений заставляет страдать каждого из нас. Но в этом определении имеются в виду преж­де всего те, кто под бременем этих требований ломается и становится либо невротиком и, значит, больным, либо преступником» (289).

Читатель видит, что подобное проникновение в тайны природы ставит нас перед непростой дилеммой, которую люди решают и будут решать только в зависимости от своей национальной принадлежности.

Например: я прекрасно понимаю, что у читающих эти строки лиц кавказской (или любой другой нерусской) национальности может возникнуть мысль: «Пусть уж русские дети станут лучше психопатами и невротиками, чем скинхедами. Потому что так нам будет спокойнее жить в России».

Логично? С их позиции, да.

«Э-э, нет! — возразит любой нормальный русский родитель. — Пусть уж лучше мои дети станут скинхедами, чем невротиками. Потому что так для нас, русских, здоровее».

Кто прав? Каждый со своей стороны. Примирить эти две взаимоисключающие позиции невозможно. Как и невозможно дать им объективную нравственную оценку. Ибо в данной ситуации объективность в принципе неуместна. И нам остается только вновь обратиться к Конраду Лоренцу за очередной порцией нетленной мудрости: «Человек, избавленный от всего так называемого «животного», лишенный влечений, исходящих из тьмы, человек как чисто разумное существо был бы отнюдь не анге­лом, а скорее его полной противоположностью!» (292).

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Чем следует заключить этот раздел, посвященный этологической подоплеке юношеской агрессии и, в частности, модели поведения скинхедов? Необходимо сделать практические выводы.

Вначале вновь процитирую светоча мысли ХХ века:

«Когда мы мужественно встаем на защиту того, что представ­ляется нам высочайшей ценностью, наша нервная система использует такие же пути, что и при реакции социальной защиты у наших предков-антропоидов. Я воспринимаю это не как отрезвляющее напоминание, а как весьма серьезный призыв к осознанию природы наших чувств и действий. Человек, у которого такой реакции нет, — калека в отноше­нии инстинктов, и мне не хотелось бы с ним дружить».

Это ведь о вас сказано, борцы с ксенофобией, поборники толерантности и политкорректности, защитники нелегальных иммигрантов и нацменьшинств, пропагандисты межрасовых и межнациональных браков, гонители русской молодежи, вставшей на защиту своих высших ценностей… Это вы — калеки в области инстинктов, мечтающие искалечить и всех окружающих по своему образу и подобнию! Это вас, неспособных к учению, пытается учить великий ученый современности, предупреждая:

«После всего, что мы узнали об инстинктах вообще и об агрессии в частности, два напрашивающихся способа борьбы с агрессией представляются совершенно безнадежными. Во-первых,ее заведомо невозможно выключить, избавив людей от раздражающих ситуаций; во-вторых, с ней невозможно справиться, наложив на нее морально мотивированный запрет. Обе эти стратегии так же хороши, как борьба с избыточным давлением пара в постоянно подогреваемом котле посредством затягивания предохранительного клапана» (298).

Этот абзац Лоренца прямо адресован еще и нашим законотворцам, которые с тупым постоянством клинических идиотов все ужесточают и ужесточают наше законодательство в области т. н. антиобщественных проявлений в межнациональных отношениях. А также «высоконравственным» борцам с «разжиганием национальной розни» и тому подобными фантомами. Они явно не понимают, что объективно обусловленная и закономерная агрессия, с проявлениями которой они пытаются бороться, в лучшем случае лишь поменяет свой вектор и обрушится в конце концов на их же незадачливые головы.

Ведь, как уже подчеркивалось выше, «переориентирование агрессии — самый простой и самый многообещающий способ обезвредить ее» (299).

Интересно, что скажут паины и мукомели, броды, герберы и прошечкины, тишковы и крашенинниковы, если грядущие рыно и скачевские, сдавленные изобретенными этими милейшими людьми законами, доведенные этим давлением до психопатии и невроза, вообразят, что справедливее и эффективнее направить агрессию своих групп против немногочисленных радетелей мультирасового общества. Если, как уже предполагалось мною в порядке теоретической фантазии, они скалькулируют в своих бритых головах простую зависимость, к примеру, один паин (тишков, брод, прошечкин, мукомель, крашенинников и т. п). равен двум миллионам иммигрантов? По правде говоря, я не жду такого развития событий. Но в случае подобного прозрения, я не дал бы за жизнь этих выдающихся борцов с ксенофобией и дохлой сухой мухи. Прискорбные последствия, однако, будут целиком на совести самих борцов с ксенофобией, поскольку игра с огнем имеет свои правила, которых они знать не пожелали. Ну, не прочитали они Лоренца своевременно, что теперь поделаешь…

Мне будет их жаль, но не так уж сильно, ведь они — типичные сеятели ветра и пожинатели бурь. На мой просвещенный взгляд, броды и крашенинниковы — просто кретины и/или мерзавцы, избравшие своей профессией ломку через колено человеческой природы. Природа в нашем случае оказалась представлена преимущественно русской молодежью, на которой они ставят свои жестокие и бессмысленные эксперименты.

Они кретины, если надеются достигнуть своего методами, которые в принципе, как все уже поняли из этологической теории, не дают и не могут дать результатов.

Они мерзавцы, если понимая бессмысленность и безнадежность своих попыток (возможно, они все же читали Лоренца), продолжают использовать те же методы.

Чтобы предупредить подобное плачевное и негуманное развитие событий, необходимо, на мой взгляд:

1. убрать из российского законодательства статьи 280, 282, 282’ УК РФ и закон «О противодействии экстремистской деятельности» как нормы бесполезные и лишь накаляющие и без того непростую обстановку в стране, то есть вредные; русское массовое правосознание давно оценило эти нормы как аморальные, а их жертв рассматривает как политзаключенных, узников совести и мучеников русской идеи. В российском законодательстве достаточно уголовных статей, чтобы бороться с преступностью, не скатываясь в политические преследования;
2. внести в законодательство нормы, исключающие нелегальную и жестко ограничивающие легальную иммиграцию (всего три закона, их проекты имеются в моем распоряжении);
3. вернуть национальный состав России к пропорциям, характерным для РСФСР 1950-х годов, в эпоху искренней дружбы народов.

Sublatacausa — tollitureffectus (устраните причину — пройдет и следствие), говорили древние. Победить инстинкт агрессии, как уже понял читатель, не только невозможно, но и не нужно. Возможно лишь изменить ее объект. В старину на Руси была потеха: бились «стенка на стенку». Били исключительно «своих», а никаких не инородцев. Били, но не убивали. Помню, в годы моей калининградской молодости мы устраивали весьма кровавые, порой, побоища — улица на улицу, район на район, не различая никаких национальностей. В этой ситуации «своими» оказывались соседи, а «чужими» — более отдаленные жители того же города. Но и тут все оставались живы.

Подлинная причина национального противостояния в России — обвальное нашествие мигрантов-инородцев за последние двадцать лет, их массовое расселение в нашей стране. Нашествие, выглядящее для русского глаза как вторжение, захват, оккупация. Оно резко меняет этнодемографический баланс в стране, что вызывает у автохтонов тревогу и раздражение. В результате чего разнообразные нерусские мигранты уже стали самым ярким символом «чужого». Никакой другой причины нет.

Если мы хотим остановить партизанскую войну (следствие), эту причину нужно устранить. Если с российских улиц, площадей и рынков уйдут бросающиеся в глаза инородцы, то вместе с ними из вечного (подчеркиваю!) и непреоборимого в принципе противостояния «свои — чужие» уйдет национальный компонент, коим столь обеспокоены некоторые умы, и мы, русские, снова начнем биться друг с другом стенка на стенку, улица на улицу, как в былые времена. Но без летальных исходов. А наци-скинхеды начнут войну, допустим, с футбольными фанатами того же национального состава. Вечный, благой и непобедимый инстинкт агрессии просто поменяет свой вектор.

Другого решения национальная проблема в России сегодня не имеет.

А ВЕДЬ МЫ ПРЕДУПРЕЖДАЛИ…

Ты этого хотел, Жорж Данден!

Ж.-Б. Мольер

Нельзя сказать, что среди российских политологов не было достаточно внимательных, профессионально грамотных и дальнозорких, чтобы не предвидеть то устрашающее развитие событий, которому мы стали свидетелями сегодня.

К примеру, в главном политологическом журнале современной России «Политиче­ский класс» еще в 2006 году (№ 11) молодые, но прозорливые аналитики Филипп Казин и Василий Рубаник опубликовали свой прогноз под названием «Будет ли хуже? Уроки Кондо­поги и национальная политика в России». \

В нем они, характеризуя рост иммиграции и его последствия, отметили:

«В общероссийском масштабе на региональном уровне происходит раздел сфер влияния между местной бюрократией и буржуазией, с одной стороны, и сильными этническими сообществами — с другой. Между ними существуют отношения как конкуренции, так и взаимодействия (как правило, коррупционного). Проигравшей стороной является местное население, которое фактически оказывается преданным своей элитой (здесь и далее выделено мной. — А. С).. <…>

В результате напряженность в обществе нарастает, причем не только в отношении приезжих, но и в отношении собственной элиты. Предательство национальной идентичности ослабляет русскую буржуазию перед лицом этнических сообществ, которые сохраняют верность своим правилам, нормам и традициям. Это объективно способствует усилению позиций приезжих в бизнесе и во власти, что может привести к дальнейшему перераспределению благ в пользу последних не только в провинциальных городах России, но и в столицах. Фактически речь идет о латентном захвате экономической и политической власти в стране».

А вот и итог такого положения вещей:

«Нарастает конфликт между властью и этнически русским населением страны (составляющим 82%). Политика борьбы с «русским фашизмом», которую пытаются вести власть и часть интеллигенции, иногда принимает формы борьбы с ростом русского самосознания. Массовые выступления (по образцу кондопожских) в этих условиях являются естественной (хотя и грубой, но единственно возможной) реакцией «защитного национализма» русских, причина которого заключается в полной утрате властью контроля над миграционными процессами в стране и искусственной маргинализации умеренного национализма на общественно-политическом поле. Непонимание необходимости радикальных изменений национальной политики в сторону защиты интересов большинства (а не меньшинств) является важной причиной нарастания недоверия к власти и чревато переходом к экстремальным формам самозащиты».

Казалось бы, что еще неясно? Все сказано замечательно четко и правильно. Все точки расставлены, все тенденции обозначены. Но услышала ли власть эти мудрые слова? Очнулась, отрезвела ли? Отреагировала ли должным образом? Ничуть не бывало!

Узел противоречий затягивался и продолжает затягиваться все туже. Среди тех, кто отчетливо видел плачевные последствия этого, всегда был и автор этих строк.

Я много раз предупреждал о роковой грядущей неизбежности. Бил тревогу. Звонил во все колокола.

Меня не слышали, не слушали.

А ведь напророчил еще в 1994 году в статье «Национал-капитализм»:

Будет ли гражданская война? А как же! Но не обычная: народ не примет в ней участия…

Любителям вести за собой людские массы на штурм чего-либо следует понять: в наше время главные военные силы — это снайперы, смертники, киллеры. А главные мишени — головы штабистов: политических вожаков, финансовых воротил, ведущих публицистов. Кого нельзя купить — убивают, кого нельзя убить — покупают. Побеждают те, кого не удается ни убить, ни купить. Под победителей дают деньги, им создают популярность — вот и вся механика.

Вот, к сожалению, алгоритм современной партийной борьбы: не нужно собирать ополчения, штурмовые колонны, убивать мил­лионы людей; соберите лучше денег и заплатите киллерам и камикадзе, чтобы убить тридцать человек: десять лучших голов противной партии, десять финансистов, питающих ее деятель­ность, десять журналистов, преподносящих массам ее идеализи­рованный образ. А потом купите содействие такой же тридцатки рангом ниже, из тех, кого еще не напугали до смерти. И тогда вместо сильного врага против вас останется беспомощное стадо. Деньги и СМИ решают все.

Таков прообраз грядущей «гражданки»...

Для чего я пишу об этих ужасах?

А для чего вещала Кассандра?

Судьбы не избежать, но подготовиться к ней можно».

Осенью 2003 года, пережив отказ властей регистрировать нашу Национально-Державную партию, я предсказал, что отныне русское движение обречено на роковое разделение. А именно: на легальную часть, исповедующую законные приемы политической борьбы, и подполье, за деятельность которого мы не можем нести ответственность.

С тех пор эта подводная часть русского айсберга выросла и проявилась вполне, как я и предсказывал. И когда уже не на национальных окраинах, а на улицах центральной России стала проливаться кровь в межэтнических столкновениях, я, вникая в суть дела и предваряя научный анализ вышеназванных авторов, написал в редакционной врезке к подборке материалов «Идет война народная»:

«Давно пора назвать настоящим именем то, что стыдливо именуется «иммграцией» на территории России. На деле это никакая не иммиграция: это нашествие, вторжение, оккупация — назовите как хотите, суть останется неизменной. Русские люди, увы, потеряли всякую надежду на помощь и защиту от этого нашествия со стороны «своей» законной власти. Поэтому сами поднимаются против оккупантов, как умеют. Как поднимались и сто, и двести, и тысячу лет назад наши деды-прадеды. Дубина народной войны, войны без правил, вновь и вновь гвоздит незваных гостей, как выразился Лев Толстой в романе «Война и мир». Напрасно недалекие чиновники в Кремле и на местах думают, что русские люди мирно сложат ручки и вымрут без сопротивления, уступив пришельцам жизненное пространство, национальные богатства и своих женщин. Нет, так не будет! Русский народ жив! Он не желает мириться с произволом на своей земле! Эпизоды этой народной войны против инородного вторжения взяты из отчета Московского бюро по правам человека. Читайте, содрогайтесь, разумейте! Но только не надо лицемерно ахать и изумляться «эскалации насилия». До тех пор, пока правительство не встанет открыто на сторону народа и само не объявит войну негласной оккупации нашей России инородцами, негодующий народ не опустит руки» («Национальная газета» № 3-5 / 2006).

Впоследствии, наблюдая, как власть методично и последовательно, не жалея сил и средств, продолжает всячески выдавливать русское движение из легального политического пространства (особенно всегда усердствовал Сурков), я, сталкиваясь с очередным беспределом, вновь предупреждал, предсказывал, к примеру, в статье «Чего ждем?»:

«Завершая прогноз на 2006 год, можно добавить, что в условиях, когда власть пытается опорочить и выдавить с легального политического поля русский национализм (стремительно набирающую вес и популярность третью силу, идущую на смену коммунистами и демократам), а сама не способна перенять у него лозунги и цели, неизбежно будет усиливаться радикальное, партизанское крыло русского движения. Загнанное недальновидной властью в подполье, оно выберет для себя опыт не Индии, а Ирландии, Чечни и Палестины, можно в этом не сомневаться» («Национальная газета» № 1-2 за 2006).

Кто теперь скажет, что я ошибся в своих прогнозах? Кто посмеет утверждать, что мои предположения были неверными и излишне алармистскими? Кто обвинит автора в недобросовестном осмыслении творящейся на наших глазах истории? Или этим клиническим идиотам все еще мало происходящего? Что ж, тогда они дождутся еще худшего. Ибо худшее подстерегает нас всегда и ждет только, чтобы недалекие, наивные люди приоткрыли ему хоть щелочку…

Ту свою давнюю статью, открывшую новый, 2006 политический год, я завершил словами: «Ты этого хотел!», — скажем мы Кремлю, когда к Гиренко и Качараве присоединится, наконец, Чубайс или кто-нибудь поважнее».

Сегодня, когда кризис набирает силу, ожесточая людей, когда отношения власти с народом доходят до прямых вооруженных столкновений, я уже уверен, что знаменитую мольеровскую фразу недолго осталось держать за зубами. Имеющий уши да слышит!

Ждем-с.

И не говорите потом, что мы не предупреждали.

А ИМ ХОТЬ КОЛ НА ГОЛОВЕ ТЕШИ!

Не внемлют! видят — и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.

Гаврила Державин

Да. Мы предупреждали много раз... Как об стену горох!

А тем временем кремлевские мудрецы:

• Не дали возможности создавать политические партии по национальному признаку. В том числе русским — наиболее в том заинтересованным ввиду особой многочисленности и особой же незащищенности.
• Не дали русским зарегистрировать легальную Национально-Державную партию России, аккумулировавшую в то время лучшие, самые здоровые силы русского движения. А также и другие законопослушные партии: РОНС, ПЗРК, КРО — Великую Россию и т. д.
• Не дали нам, в отличие от других этносов, зарегистрировать даже безобидную Федеральную русскую национально-культурную автономию. Испугались. Пожадничали денег. Приняли поправки к закону об НКА, вообще исключающие для русских возможность создания таковых.
• Не дали студентам выразить свое справедливое возмущение в 2006 году, не дали способному молодому лидеру Дмитрию Зубову зарегистрировать Национальный студенческий союз.
• Не защищают русских в ситуациях этнических конфликтов.
• Попустительствуют многообразной дискриминации русских в политике и быту.
• Не дают русским политикам и идеологам выхода в ТВ-эфир.
• Не преследуют русофобию в СМИ и органах исполнительной власти.
• Не дают даже нормально проводить Русский Марш по избранному маршруту.
• Не дают, в отличие от других этносов, возможностей для проведения русских мероприятий. Русским не находится места в Московском Доме национальностей.
• Не встречаются с русскими лидерами, делегатами, в отличие от представителей других этносов, не желают знать и обсуждать русские этнические проблемы, вообще ничего хорошего для русских не делают.
• Не работают с русской диаспорой, фактически бросили наших русских за рубежом на съедение местным этнократам.

Президент нашел возможность встретиться с главным редактором «Новой газеты» (откровенно антирусской и враждебной президенту и правительству) Дмитрием Муратовым, чтобы выразить соболезнование по поводу гибели Маркелова. Но гибель русского мальчишки Боровикова от пули мента-убийцы не тронула никого в Кремле.

Но самое главное: Кремль взял курс на многонациональную империю традиционного российского типа, то есть империю наоборот, наизнанку, где нацменьшинства, инородцы и национальные окраины выполняли роль метрополии, потребляющей ресурсы, а сама Россия и ее этнический эквивалент — русский народ выполняли роль колонии, источника ресурсов.

Мы же, русские националисты всех мастей, сортов и рангов, единодушно требуем, как показал недавний опрос, совсем другого: создания Русского национального государства, в котором будет действовать принцип: все для русских, ничего против русских.

Характерно свежее признание режиссера Павла Бардина:

«Мы ходили по улицам и брали интервью, очень короткое: Вы поддерживаете лозунг «Россия для русских»?» Это реальные люди абсолютно. На Пушкинской площади попадалась какая-то прогрессивная молодежь, и 50 на 50 примерно мнения. В электричке — 90 на 10 — «конечно, да, Россия для русских»«. Девяносто процентов!..

Электричка — это самый что ни на есть народ. Учитывает ли власть эти настроения народа? Нет, ни в коей мере.

Неудивительно, что, когда я рассказал о всем вышеизложенном своей жене, матери шестерых моих мальчиков и девочек, она отреагировала коротко и ясно: «Довели детей!». И я с ней полностью согласен.

Но даже у того же Бардина, хоть он этнический еврей и какое ему дело до наших русских проблем, хватает ума понять и признать:

«Вот в этом именно основная как раз претензия. Потому что понятно, что правые должны были быть представлены, и даже близкие к ультра, в публичной политике, чтобы они не маргинализировались, не уходили в подполье, пусть даже есть такая опасность, как в Австрии, что люди пришли, собственно, к власти».

Этого же мнения держится и автор цитированной выше книги о скинах Вячеслав Лихачев: стоит ли загонять радикалов в подполье? Может быть, более эффективным методом было бы интегрирование их в легальную политическую систему, что повлекло бы снижение их радикальности?

Эти люди изучили реальность и что-то поняли.

А вот у наших властей на этот простой вывод мозгов не хватает. Как реагирует и думает дальше реагировать наш Кремль на все вышеописанное? Увы, с традиционной глупостью, некомпетентностью и близорукостью.

Они не читают Лоренца с карандашом в руке, как должны были бы. Они не встречаются с лидерами русского движения и не прислушиваются к ним, как должны были бы. Они не пытаются вникнуть в суть русских этнических проблем и требований, как должны были бы. Они вообще не стремятся понять, какова природа межнациональной напряженности и как ее следует преодолевать.

Они знают только одно: к салтыков-щедринскому «держать и не пущать!» подбавляют «давить и мочить!» или «сажать и казнить!» (по вкусу).

Они умеют только одно: закручивать гайки да заклепывать предохранительные клапаны на паровых котлах. На большее ума и знаний не хватает. Что можно сказать на это?

Только одно. Выдавили русских из легальной политики? Довольны? Ну, так теперь получите по полной программе — и распишитесь, умники!

Волна русского национализма поднимается все выше с каждым годом. Кремль судорожно пытается воздвигнуть на пути это грозной стихии рукотворные плотинки. Впервые режим объявил русскому национализму открытую войну (устами Владислава Суркова на съезде Единой России в 2007 году, заявившего, что у партии всего два главных противника: олигархи и русские националисты) и повел ее жестоко и последовательно скоординированными усилиями Госдумы, ФСБ, прокуратуры и судов на всех уровнях и во всех регионах.

Как нелепо! Как недальновидно! Как опасно, наконец!