А. ШИРОПАЕВ

Главы из книги

Казачья Русь (Борьба за Казакию)

Красная Москва завершила дело царей, тотально включив казаков в Евразийский Проект. Только на Дону истребив половину казачьего населения, иудо-большевисткий Кремль в течение 20-30 г.г. искоренял уклад, самосознание и "новгородский дух" казаков, стремясь превратить их в типовых советских колхозников. Разумеется, в 1941 году казачество не упустило историческую возможность вырваться из Проекта и, по образцу казачьих республик ХУ1-ХУП в.в., создать на землях от Дона до Урала свое государство — Казакию. Наступление "знамени Одина" пробудило на Дону генетическую память не только о Новгороде, но также о германо-готской эпохе и даже о еще более глубокой арийской древности. По мнению некоторых исследователей, именно донская земля была местом обитания асов (азов) и ванов — героев скандинавского эпоса. Отголосок тех далеких времен слышится в названии города Азова и даже в слове "кАЗак".

Описывая антисоветские настроения населения СССР в годы Войны, Е. Польская отмечает: "Особо следует сказать о казачестве и близких к нему социальных слоях. Донское, Терское, Кубанское особенно враждебно было строю, сломавшему и поругавшему его вековые устои. Раскулачивание, голод, при котором вымирали станицы (у казаков выбирали все съедобное, даже семечки и жмыхи). Это были наиболее стойкие и бескомпромиссные противники той системы, которую с легкой руки Запада обобщенно именуют "большевизмом" ".

"Разгромленные и обессиленные, казаки двадцать лет ждали помощи со стороны... И вот в 1942 г. оказалось, что никакое насилие не смогло убить дух противодействия коммунизму... Германцев, наступавших на Кавказ, с радостью встретили почти все казаки. Они тут же приступили к формированию своих воинских частей, выступивших в рядах противников СССР. В Германской армии появились казачьи полки и батальоны, со временем выросшие в дивизии и корпуса" («Казачий словарь-справочник»),

"Казачество особенно живо воспринимает идеи национал-социализма. Причины этого — в истории казачества", — писало в те годы издание «На казачьем посту».

Инициатором создания крупных казачьих формирований был германский полковник фон Панвиц. Его горячо поддержал генерал Петр Краснов, убежденный германофил, еще в 1918-19 г.г. возглавлявший антибольшевистское сопротивление Дона. Краснов стал начальником Главного казачьего управления на территории Германии. "Его призыв стать в ряды возрождающихся казачьих полков, под знамена армии, сулящей освобождение, встретили с воодушевлением донцы, кубанцы, терцы и все старые эмигранты" («Казачий словарь-справочник»).

В 1943 году была сформирована Первая казачья дивизия, командиром которой стал произведенный в генералы фон Панвиц (в 1945-м, он, как военнослужащий вермахта, не подлежал выдаче Совдепу по Ялтинским соглашениям; однако фон Панвиц добровольно разделил участь своих казаков и поехал с ними в СССР, где и был повешен в 1947 году на Лубянке вместе с Красновым и другими атаманами). В дальнейшем дивизия была развернута в 15-й Конный казачий корпус СС, который вел антипартизанскую борьбу в Югославии (где действовал совместно с немцами и хорватскими усташами), а также в Италии. Казачьи полки сражались и на Восточном фронте.

Кроме того, Главный штаб СС создал казачий резерв под командованием известного героя белой борьбы генерала Шкуро. Генерал выпустил обращение к казакам, в котором, в частности, говорилось: "Я, облеченный высоким доверием государственного руководителя СС, громко призываю вас всех, казаки, к оружию и объявляю всеобщий казачий сполох..." («Неотвратимое возмездие», М., 1979).

Яркой фигурой казачьего сопротивления был также Т. Доманов, бившийся с Совдепом еще в годы т.н. гражданской войны. После прихода немцев Доманов, при их полной поддержке, немедленно приступил к формированию антисоветских казачьих частей на Северном Кавказе, на Дону и в Запорожье. В 1943 году он со своими казаками сражался против наступавших советских армад, попал в окружение и героически пробивался из кольца вместе с германскими братьями по расе и оружию, за что и получил Железный крест. Вторым крестом Доманов был награжден за активные действия против красных лесных бандитов в Белоруссии.

Идеологию освободительного казачьего движения емко сформулировал Краснов в речи на курсах пропаганды в Потсдаме (1944): "…Москва всегда была врагом казаков, давила их и эксплуатировала. Теперь настал час, когда мы, казаки, можем создать свою независимую от Москвы жизнь". Желая резко выделить казачество из евразийско-совковой массы, Краснов даже противопоставлял русских казакам, тогда как последние-то и есть носители истинно-русских (т.е. арийских) традиций. Москва не является исторической представительницей русскости — напротив, она всегда подавляла русскость и русских. Традиционно антиказачья московская политика вызвана как раз тем, что евразийский Кремль видел в казачестве — прежде всего, донском — ненавистную ему Русь.

10 декабря 1943 года германское правительство обнародовало декларацию, подписанную Кейтелем и Розенбергом (текст подготовил Краснов), в которой, в частности, говорилось: "Казаки! Казачьи войска никогда не признавали власти большевиков. Старшие войска, Донское, Кубанское (бывшее Запорожское), Терское и Уральское (бывшее Яицкое), жили в давние времена своей государственной жизнью и не были подвластны Московскому государству. Вольные, не знавшие рабства и крепостного труда вы, казаки, закалили себя в боях. Когда большевизм поработил Россию, вы с 1917 года по 1921-й боролись за свою самостоятельность с врагом, во много раз превосходящим вас числом, материальными средствами и техникой. Вы были побеждены, но не сломлены... Когда доблестная Германская армия подошла к вашим рубежам, вы явились к ней не как пленные, но как верные соратники. Вы с семьями, всем народом, ушли с германскими войсками, связали свою судьбу с ними, предпочитая все ужасы войны, биваки и зимнюю стужу, кочевую жизнь — рабству под большевизмом. Все, кто только мог сражаться, взялись за оружие. Второй год вы сражаетесь плечо к плечу, стремя к стремени с германскими войсками… Германская армия нашла в вас честных и верных союзников!.." («Казачий словарь-справочник»),

Е. Польская вспоминает, что "с отступившими немцами ушли тысячи и тысячи советских подданных... Казаки же уходили сплошь... И пока сын был у Доватора (советский кавалерийский генерал — А.Ш.), отец, зачастую уже побывавший как раскулаченный в Сибири, погружал семью в бричку и катил на Запад за отступавшими немцами, в "хвосте" которых все более накапливались силы для новой гражданской войны… Следует заметить, что и сын-комсомолец-доваторец, узнав о формировании антисоветских казачьих частей, при первой возможности (часто это был плен) ускользал от защиты социалистического отечества и искал на Западе, нет ли там его батьки или братана…"

"Кубань и Ставрополье — "русская Вандея" — уходили за немцами добровольно. Десятки сотен бричек заскрипели по степям в направлении Украины, Белоруссии и по указанию немцев спустились в Италию. Это был великий и последний в истории казачества "Отступ". "

Проект жестоко отомстил казакам за их очередное восстание. Согласно Ялтинским соглашениям, красновцы, при содействии английской масонерии, были брошены в лагерное чрево Евразии. Это произошло 2 июня 1945 года в австрийском городе Лиенце, на глазах Е. Польской. Она пишет: " Программа сопротивления (выдаче — А.Ш.) была несложна и наивна. Всем без исключения... следовало образовать вокруг аналоев с иконами, вокруг священников, начавших молебен о спасении, плотный массив и противостоять даже выстрелам, драться с англичанами врукопашную, поднимая им навстречу иконы и детей. Почему-то у простых людей была вера: молящихся нас не посмеют взять насилием. Мы все еще были в иллюзии "свободного мира", в котором религия уважаема... Взяли с собой еду и пеленки — сопротивление мыслилось долгим. Религиозный экстаз был велик. Всю ночь священники исповедовали желающих".

На рассвете, 2 июня, "с началом молебна многотысячная толпа опустилась на колени... В середине безмерной толпы блистал лес хоругвей. Женщины, дети и штатские были в середине. Их окружал массив безоружных солдат, строем прибывших "из полков". Они готовы были принять первый удар насилия". Краснов и высшие казачьи офицеры были уже схвачены.

Казаков окружили танками и их, поющих молитвы, стали зверски избивать солдаты в английской форме. Е. Польская свидетельствует: "Не знаю, как для власовцев, но для казаков из Италии и Балкан к акту репатриации были привлечены еврейские интернациональные антифашистские части, где были собраны евреи из многих стран, в том числе и советской, о чем свидетельствовала неоднократно слышанная мною русская речь среди облаченных в английское хаки солдат. Для этих частей акт репатриации людей, "сотрудничавших с фашизмом", был актом, прежде всего, возмездия. Отсюда такая жестокость (азиатская жестокость! — А.Ш.) репатриации из Австрии, бескомпромиссность ее… Отсюда и зверства солдат в хаки... Иегова собрал тогда хорошую жатву и, мстительный, довольно потирал руки. А наша религиозно-фанатическая демонстрация, очевидно, только усугубила ожесточение одетых в хаки "англичан" ". По словам Е. Польской, вечером 2 июня жители Лиенца отказывались обслуживать солдат-евреев в ресторанчиках и магазинах, объясняя им: "Вы стреляли в крест!"

***

Часто наши патриоты упрекают руководство Рейха в "нежелании" широко опереться в борьбе против Совдепа на русское антисоветское движение. Так, например, постоянно твердят о слишком медленном, по их мнению, развертывании немцами власовской РОА. Чуть ли не первым обвинителем такого рода стал Солженицын, но он же называет и причины немецкой сдержанности: "Движение Власова не считает себя связанным на жизнь и смерть с Германией, в нем — сильные англофильские симпатии и мысли о перемене курса. Движение — не национал-социалистическое, и еврейский вопрос им вообще не признается " (из доклада германского министерства пропаганды, февраль 1945). Причины веские. И, как показали события конца Войны, недоверие немцев к Власову было вполне обоснованным: едва получив оружие из рук Германии, 1-я дивизия РОА в мае 45-го ударила в спину Рейху, "освободив" Прагу (там власовцы надеялись дождаться американцев и предъявить им, как визитную карточку, свой позорный "подвиг").

Тем же русским, кто связал себя "на жизнь и смерть с Германией" и идеологически приближался к Национал-социализму немцы вполне доверяли. И эти русские до конца остались верны общей Борьбе.

"В 1945 г. ИПХ, служившие в русских частях, показывали чудеса стойкости, не давая сдаваться самим немцам, как то происходило при обороне Бреслау и в Вост. Пруссии. Известно, что прижатые к побережью Балтийского моря (на Земланде и Фришенерунг), русские отряды, при обадривании военных истинно-православными священниками, бились насмерть даже после 9 мая 1945 г. По воспоминаниям, когда по ним стали стрелять из "катюш", то они обмазывались глиной и продолжали сопротивляться (глина предохраняла от "напалма" реактивных снарядов реактивных установок)… в Курляндии после капитуляции немцев, русские и латыши продолжали биться с Красной Армией весьма ожесточенно…" («Русское православие»).

Ну а как же те русские, с которыми бились? Те, что "родину защищали"?

В. Солоухин, один из немногих русских писателей, давший честную оценку Войне, приводит такую аналогию: "В дом забрались разбойники, хозяев дома превратили в своих слуг, в работников, в рабов, сами процветают и руководят. Хозяева как-то даже и привыкли к своему новому положению. Ладно, жить можно. Как-никак крыша над головой, как-никак харч, паек. А то, что лучшие горницы заняты, иконы из переднего угла выброшены, могилы предков переворошены, работать приходится почти бесплатно, и все богатства неизвестно куда уходят — ладно. Живы — и слава Богу. И вот когда соседи идут прогнать и даже уничтожить наглых захватчиков, коренные обитатели вдруг вспоминают: дом-то все-таки наш! Давай защищать родной дом. А вместе с ним и разбойников..." («Последняя ступень», М., 1995).

Надо лишь уточнить, что хозяевами в Доме русские перестали быть задолго до 1917 года. Более того: в этом Доме они никогда и не хозяйничали. Русский Дом, предварительно разгромленный крестителями, разграбила и спалила ордынско-московская Нерусь, воздвигшая на пепелище Руси "свой Дом — Россию". В 17-м году одна нерусь потеснила другую, еще более придавив русских. В 41-м братья-германцы предоставили нам уникальную возможность вернуться в нашу, европейскую историю. Да, скажем прямо, немцы вряд ли позволили бы русским восстановить отдельный русский Дом, ибо сомневались (и не без оснований) в "домостроительных" способностях обескровленного белого населения России. Но русским предоставлялась возможность найти себя в германском строительстве, в Германской Руси. Возведенное здание Новой Европы стало бы и русским Домом.

Однако, надо признать, что большинство русских не воспользовалось Историческим Шансом и кинулись защищать " советскую родину", а точнее свой рабский "харч и паек". Голос Крови шептал им о верности Расе, о свободе, но они выбрали ублюдочный "патриотизм", т.е. верность своей тысячелетней Евразийской Тюрьме. Державно-государственнические стереотипы возымели над ними власть большую, чем расовые архетипы. Таким образом, эти русские совершили расовое предательство, став орудием азиатской ненависти Кагала к восставшей Европе. Руками этих русских была убита Германская Русь — Третий Рейх. Эти русские, подобно беспамятным янычарам, подняли руку на мать-Европу, защитив мачеху-Россию от заслуженной исторической кары.

Война стала пробным камнем генетического качества белого населения России-Евразии. Русские, которые пошли или позволили повести себя против "знамени Одина" — знамени Расы (а их, повторяю, большинство) — это людьми с ослабленной или просто порченой Кровью. Они влились в зловонный евразийский поток ущербной биомассы, расового отстоя, бушевавший в 1917-м под окнами Бунина, а в 1945-м вломившийся в Европу.

На протяжении веков, помня о гуннах и монголах, европейский мир с тревогой следил, как в "многоплеменном котле" Евразии бродит биомасса, могущая однажды пролиться до Ла-Манша и Гибралтара. Еще Петрарка, встречая на улицах родной Генуи невольников из Восточной Европы писал: "И вот непривычная, но уже нескончаемая вереница подневольного люда того и другого пола омрачает этот прекраснейший город скифскими чертами лица ("Да, скифы мы…" — А.Ш.) и беспорядочным разбродом, словно мутный поток чистейшую реку…" (опять вспоминаются "чувашские" и "мордовские" типы из бунинских записок). Пророссийская позиция Бисмарка, во многом вызванная, очевидно, германо-русским лицом Петербурга — все же, скорее, исключение, чем правило. Еще в середине XIX века в Германии бытовало устойчивое представление о "восточных ордах", оставляющих за собой "разрушение, вонь и насекомых", горящих "скотским желанием" "опустошить наши поля и кладовые..., обесчестить наших матерей и сестер и с помощью тайной полиции и кнута уничтожить любой след свободы, человечности и честности". Немецкий писатель Виктор Хен писал в 1867 году, что "опять может предстоять решающая битва при Халене, об исходе которой никто не знает. Все это уже было. Монголы, пришедшие из глубины Востока, застряли в Силезии, славяне запросто могут остановиться лишь у Атлантического океана…" («Война Германии против Советского Союза...»). Запад предчувствовал, что из чрева Евразии, в результате многовекового преступного генезиса, выйдет некий чудовищный массовый Гомункулус, кирзовая поступь которого будет громче топота орд Атиллы и Батыя.

Эти предчувствия оказались, увы, обоснованными. Пресловутый "гомо советикус" или, проще говоря, "совок" московит) стал достойным плодом тысячелетней работы евразийского "котла". "К нам поступают теперь бесчисленные сведения о большевистских зверствах, — писал 1 марта 1945 года Геббельс, — Они настолько ужасны в своей правдивости, что дальше ехать некуда…" На следующий день, 2 марта, он продолжает: "Конев требует от командиров принятия строжайших мер против разложения советских войск. Он указывает также, что поджоги и грабежи могут производиться только по приказу. Характеристика, которую он дает этим фактам, чрезвычайно интересна. Из нее видно, что в лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками. Это подтверждают поступившие к нам из восточных областей сведения о зверствах. Они действительно вызывают ужас. Их невозможно даже воспроизвести в отдельности. Прежде всего следует упомянуть об ужасных документах, поступивших из Верхней Силезии (напомним, именно там в свое время были остановлены татары — А.Ш.). В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины от десяти до 70 лет. Кажется, это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему (выделено мной — А.Ш.)" (Й. Геббельс, «Последние записи», М., 1998).

"Согласно ялтинским договоренностям американцы передавали немецких пленных совкам. Вот эпизод одной такой передачи. "Проехав несколько миль, колонна с пленными остановилась. Пленным приказали спуститься на землю, и тут в поле их окружили советские солдаты. Полные дурных предчувствий, немцы стали выбираться из грузовиков. Советы медленно стали отделять мужчин от женщин.

Полупьяные солдаты Красной армии, увешанные винтовками и пулеметами, построили безоружных немцев в шеренги. Другие русские начали валить на землю женщин и девочек, срывать с них одежду и принялись насиловать свои жертвы прямо перед строем остальных русских. Немцы могли лишь молча сжимать кулаки.

Когда американцы уехали и у советов исчезло последнее препятствие, красноармейцы набросились на немецких женщин.

Молодая немецкая женщина, чуть за тридцать, мать двенадцатилетней девочки, стояла на коленях у ног русского сержанта и умоляла его, чтобы советские солдаты взяли ее, а не девочку. Но ее мольбы остались без ответа. Слезы текли по щекам, когда она посылал молитвы к небу. Немецкие мужчины стояли, окруженные пулеметными стволами.

Советский сержант отошел от женщины, его лицо исказилось глумливой усмешкой. Один из советских солдат изо всех сил ударил женщину сапогом в лицо. "Проклятая фашистская свинья!" — заорал он. Молодая мать упала на спину. Солдат, который ее ударил, выстрелом в голову из винтовки убил ее.

Красноармейцы хватали всех немецких женщин, которых видели. Маленькую дочь убитой женщины потащил за танк убийца ее матери. К нему присоединились другие совки. Полчаса раздавались дикие крики и стоны. Потом совершенно голая девочка, неспособная держаться на ногах, выползла назад. Она скорчилась и замерла.

Однако в той общей картине зверств, которую сейчас представлял луг, страдания этой девочки не были чем-то особенным. Беспомощные немцы убеждали советских часовых позволить им помочь девочке. Взяв винтовки наперевес, красноармейцы позволили германскому медику подойти к девочке. Через час она умерла и ее последние всхлипывания жгли огнем сердца беспомощных германских солдат.

Восьми- и девятилетних девочек раз за разом насиловала озверелая советская солдатня. Совки не выказывали никаких других чувств, кроме ненависти и похоти. Пока все изверги удовлетворяли себя среди диких криков и плача женщин, германские солдаты сидели под дулами пулеметов.

Забрызганные кровью совки, удовлетворив вожделение, сменяли своих товарищей за пулеметами, принимая охрану над германскими солдатами. Матери пытались защитить своих дочерей, но их избивали до потери сознания и оттаскивали в сторону, а потом насиловали в таком состоянии.

Подобная оргия просто не могла тянуться долго. Похоть была насыщена, и начали проявляться первые признаки жалости. Иногда ухмыляясь, иногда безразлично, иногда чуть удрученно, советские солдаты вернули женщин и девушек, над которыми кончили издеваться. Тех же, которых утащили прочь от грузовиков, больше никто не видел. Остальные падали без чувств на руки отцов и мужей. Они полной мерой хлебнули унижения и страдания, но все это еще не закончилось.

Немцы были согнаны в импровизированный лагерь на лугу. Потом вокруг луга было выстроено кольцо из 30 танков, чтобы организовать охрану на ночь. Советские солдаты снова и снова возвращались к немцам, утаскивая женщин и девочек, которым не могло помочь присутствие мужей и отцов. Насилие продолжалось всю ночь, прекратившись только перед самым рассветом. Женщин притащили назад, как сломанные куклы, когда совки натешились.

Германским солдатам этой ночью пришлось сделать трудный выбор, и многие из них его сделали. Когда первые лучи солнца упали на окруженный танками луг, множество немцев не поднялось. Те из них, у которых было какое-то подобие холодного оружия, перерезали вены своим женам, дочерям и себе. Другие мужчины задушили своих жен и дочерей, после чего повесились на бортах грузовиков. Они предпочли смерть долгому мучительному умиранию" («Раса - DIE RАSSЕ» №5, М., 2000).

Война поделила русских на две неравные части. Одни, отозвавшись на голос Крови, встали под знамя Арийского Освобождения — и сгинули в огне сражений, в чекистских застенках и концлагерях. Другие, большинство, кинулись защищать "родину-острог" и бросили это знамя к основанию азиатского капища, за что и получили глумливое "спасибо" от Сталина на известном кремлевском приеме. Воспитанные мачехой-Евразией, они глумились над своими белыми сестрами в поверженной Германии, как когда-то татары — над русскими женщинами. Скажем прямо: в результате многовекового антиарийского геноцида, ставшего особо масштабным и методичным в эпоху "Новой Хазарии", в основном уцелела наименее качественная в расовом смысле часть белого населения России. Ведь опричники Проекта веками уничтожали лучших русских — наиболее одаренных, благородных, бесстрашных, свободолюбивых. В итоге к началу Войны наше большинство составил генетический отстой, в избытке давший "пушечное мясо" для стратегов типа Жукова, а ныне влачащий полуживотное существование в качестве быдловатого "электората" (немногих же качественных русских успешно домолачивают "молотилки" вроде московского бунта 1993 года или перманентной Чеченской войны). Остались те, к кому вполне приложима характеристика из немецкого издания 1916 года (уже тогда черты будущего "воина-победителя" были вполне различимы): "…С одной стороны у великоросса имеется много положительных, трогательных черт характера, за счет которых он располагает к себе. С другой стороны, часты проявления жестокости и бессовестности, так что невозможно понять, как столь разные черты характера уживаются в одном индивидууме. В русском характере мы находим контраст между меланхолией, чисто славянским благодушием и жестокими кровожадными инстинктами азиатских кочевников. Чтобы понять это противоречие в русском характере, необходимо обратиться к историческому развитию русских. Русский характер обусловлен в своей основе влиянием татарского ига, деспотической формой правления в России и, в первую очередь, крепостным правом. Эти три момента в национальной жизни русских в течение веков оказали чрезвычайно отрицательное воздействие на их характер" («Война Германии против Советского Союза…»).

Тип московита, взращенный Проектом, восторжествовал в русской массе над изначальным типом новгородца и казака.

Но, надеюсь, не окончательно.

http://img1.liveinternet.ru/images/attach/b/2/3593/3593224_SHiropaev_Tyurma_naroda.doc