«….чтоб пожать столько маленькой, смешной ненависти и неблагодарности?»

Из статьи

......За этим следует шестой шаг – понимание нелепости структуры этнотерриториального образования по имени Российская Федерация и идиотического положения в ней России. В сущности, никакой России нет в помине, а есть 21 автономная республика, 49 областей, 6 краев, 10 округов, одна автономная область, два города федерального значения, итого 89 субъектов. Вся эта совокупность вдоль и поперёк поделена по множеству разных принципов, от этнических до экономических и политических, границы которых не совпадают. Единство всех 89 субъектов, за которое так ратуют патриоты держится на честном слове, то есть на федеративном договоре, сей филькиной грамоте от 1992 года. Но не шаткость объединения должна вызывать беспокойство, а положение, в котором оказалась русская нация. Все народы, помимо федерального статуса, имеют своих президентов, свои конституции и законы, свои границы и землю, пусть даже советские патриоты называют её республикой. И потому есть на свете Татарстан, Башкортостан и Дагестан, а России нет. У русских нет ни своей земли, ни законов, ни границ, они живут в некоем фиктивном пространстве, среди множества обособленных государств, которые вкупе и называются Россией.....

Саша Орешек

(http://www.ari.ru/publication/print/?id=169)

Ввиду невнятного состояния, в котором пребывает Россия, всё более настойчивыми и популярными становятся попытки эту невнятность так или иначе прояснить. Такая пристальная заинтересованность благотворна уже тем, что могла бы открыть даже самому идейно затуманенному взору весь геополитический, идеологический, экономический и этнический абсурд, что скрывает под собой упомянутая неопределённость, невнятность как терминологическая, так и по существу. Но, к сожалению, большинство доброжелателей равно как и злопыхателей, пессимистов наравне с оптимистами в своём беспокойстве о судьбе России подобны Люнебургской свинье Кьеркегора, они «подымают носом вопросы и проблемы, но все, что они могут сделать с ними - это перебросить их через голову».

Зачастую причина проста – из-за душевной слепоты, умственной лени и нетвёрдости духа господа предпочитают жить в мире старых гиперболических иллюзий и тешить себя бредовыми идеями величия, нежели попробовать уяснить себе несложные законы порядка вещей и некоторые факты действительности. Такая косность приводит их к ущербному умствованию, при том что ответы, как в афоризмах Кафки, в обход, крадучись и робея, обходят их вопросы стороной, как можно дальше уводящими от ответов путями. А между тем, как говорил легендарный философ Витгенштейн, если вопрос вообще может быть поставлен, то на него можно также и ответить. При наличии желания быть честным с самим собой, эти ответы становятся очевидны и предельно просты. Поэтому, мы считаем нужным их озвучить, и озвучить возможно более доходчиво, памятуя слова всё того же Витгенштейна: «то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно».

Первый шаг на пути к ясности мыслей – ясность взгляда. Для чего стоит только протереть глаза и увидеть, какую не поддающуюся разумению конфигурацию из политических и экономических субъектов, какое нагромождение автономных и не очень округов, какую диспропорцию региональных и национальных структур представляет собой этот противоречащий законам природы и математики гибрид из органов и организмов, это как бы государство, так называемый правопреемник Советского Союза.

Из этого логически следует шаг второй - не столько понять, поскольку это ясно, сколько признать, что весь сей неудобопонятный политический гетероморфизм унаследован Россией от Советского Союза. Беда, следовательно, не в том, что СССР распался, а в том, что распался не вполне. Архитектоника нынешней России – это пережиток времён Советского левиафана и его идеологических амбиций, все побочные следствия которых мы терпим до сих пор, но от которых нам никак не позволяет отказаться лицемерие одних как бы патриотов и близорукая глупость, которую оные почитают за национальную гордость, других.

С патриотами последней категории диалог более затруднителен, но менее безнадёжен. Свято веруя в светлое прошлое некоей историческо-национальной надэтнической общности под именем советский народ, они заблуждаются глубоко, но зачастую непреднамеренно. Как утверждает психология и подтверждает опыт, память по природе оптимистична. Нежелательное быстро забывается. Однако, переистолкование прошлого – это уже ретроспективный бред, то есть явление аномальное. Обманутые собственною памятью, некоторые больные уверены, что то, что приходит им на ум, есть нечто имевшее в действительности место. Галлюцинаторная память, в свою очередь, приводит к бредовой дезориентриовке, когда человек считает, например, что время остановилось, зная при этом, что все остальные считают иначе.

Итак, третьим шагом на пути к ясным и простым ответам должен стать отказ от изживших самоё себя заблуждений и стереотипов из прошлого, порождающих несуразные иллюзии о будущем, и, таким образом, санация национального сознания вплоть до его готовности воспринять новые, то есть хорошо забытые старые идеи. Начать же стоит с наиболее фундаментального заблуждения о том, будто Россия кого бы то ни было по тем или иным причинам к себе присоединила. Сколь ни трудно было бы сказать, что некий организм «присоединяет» к себе паразитов, питающихся соками его тела, однако, легенда о присоединении народов является, пожалуй, наиболее трудной в смысле её разоблачения. Для пущей эффективности мы прибегнем к наглядности, а для неё к природе и её законам.

Взаимосвязанная совокупность организмов, населяющих некий участок земли, в биологии называется биоценоз. Функционально биоценоз делится на группы организмов: продуцентов, консументов и редуцентов, объединенных трофическими связями, но это детали. Искусственно же созданный биоценоз называется агроценозом. Таковым, по существу, являлся Советский Союз. Агроценоз не способен длительно существовать без вмешательства человека, не обладает саморегуляцией, но характеризуется высокой продуктивностью определённых видов организмов. В данном случае, этими организмами стали паразиты, от греческого слова «нахлебник».

Именно паразитизм стал формой межвидовых отношений советского образца, формой сожительства разных организмов, одни из которых являлись паразитами, а другой - хозяином. Системой «Хозяин-Паризит» именует экология Советскую и нынешнюю федеративную систему. Хозяин стремятся с помощью различных биохимических и морфологических приспособлений избавиться от паразитов, а те, в свою очередь, стремятся адаптироваться к этим механизмам. Паразит, пишет наука, - это организм, живущий за счет особи другого вида и тесно с нею связанный в своем жизненном цикле. Они питаются соками тела и тканями своих хозяев, многократно без умерщвления пользуясь своим хозяином. Паразиты постоянно или временно используют организм хозяина как территорию своего обитания. Позже инвазия, то есть заражение организма животными-паразитами, привела к антибиозу - невозможности существования одного вида в присутствии других видов из-за интоксикации среды. Автохтоны, в данном случае русские, оказались на грани культурного и физического вымирания, и угрожают превратится в реликтовый вид. Вопрос о доминантности в таком цинобиозе, согласитесь, спорен. Пока хозяин тешил себя миссионерскими фантазиями и имперскими иллюзиями, паразиты, по всем законам максимального давления жизни, размножались с интенсивностью, обеспечивающей максимально возможное их число.

Выражаясь словами русского мыслителя Чаадаева «вы называете это величайшим самопожертвованием; я это называю глупым соучастием». Остаётся заметить, что в природе существует способность к самоочищению, и можно перейти к четвёртому шагу – к развенчанию самого главного мифа, того боевого клича патриотов, который по существу является их же колыбельной песней, а именно, мифа о единой и неделимой России. Частично алогизм этого суггестивного нонсенса ясен уже из экскурса в мир природы, где о неделимости уместно говорить только по отношению к организму, тогда как федерация – это, в лучшем случае, гибридизация, причём искусственная. Но слишком устойчив этот миф, чтобы от него так просто избавиться, хотя его абсурдность достойна диалектики единого и иного в Пармениде Платона, «равно как если бы кто-нибудь обнаружил, что все есть единое вследствие причастности единому и оно же, с другой стороны, есть многое вследствие причастности ко множественному. Единое есть одновременно и единое, и многое, и целое, и части. А так как оно - единое и многое, возникающее и гибнущее, то гибнет многое, когда оно становится единым, и гибнет единое, когда оно становится многим. И вот оказывается, единое не существует как единое, да и вообще не существует, если доверять такому рассуждению»

Как известно, Ленин очень высоко ставил критику Аристотелем платоновского учения. Где сейчас находится тело Ленина – известно. Можно сказать, что в таком же здравии пребывает и Российская федерация, и столь же искусственным образом происходит противостояние естественному распаду сей отжившей своё материи. Какое же единство, какое равноправие, если, как писал Достоевский «Россия им неравна во всех отношениях — и каждому народцу порознь и всем им вместе взятым? Великан Гулливер мог бы, если б захотел, уверять лилипутов, что он им во всех отношениях равен, но ведь это было бы очевидно нелепо. Зачем же напускать на себя нелепость до того, чтоб верить ей самому и насильно?»

Любопытно в связи с пропахшими нафталином мифами о единстве и счастливом прошлом номинально нивелированных наций вспомнить, какой подъем национального самосознания можно было наблюдать во всех национальных регионах, едва только затрещало по швам СССР. Уместно процитировать Достоевского: «Они признали нас чуждыми своей цивилизации, пришельцами, самозванцами». Национальный подъём был везде, кроме России. Как говорил Достоевский, «мы у них в пословицу вошли. И чем больше мы им в угоду презирали нашу национальность, тем более они презирали нас самих.» Трудно поверить, что найдутся ещё идеалисты столь непробиваемые, кого не переубедит верность и этих слов при том, сколько трудов стоило России пропитание сих структурных образований и сколько сил ушло на их удержание. Опять же Чаадаев писал: «Позволительно, думаю я, пред лицом наших бедствий не разделять стремлений разнузданного патриотизма, который привел страну на край бездны, который думает выпутаться, упорствуя в своих иллюзиях, не желая признавать отчаянного положения, им же созданного».

Пятый по счёту шаг потребует всей возможной честности перед самим собою, такой, которой хватило бы на то, чтобы признать в якобы высоко патриотичном возгласе «своей земли не отдадим ни пяди» не более как жадность, бессмысленную и вредную, как всякая жадность. Но территориальная целостность, которую любой ценой готовы отстаивать патриоты – это не просто миф, но плод идеологического воображения, который дорого нам обходится и чреват многими пагубными следствиями. Избавиться от него, значит поистине освободиться. Для тех, кем движет, осознанно или подспудно, исключительно жадность, серьёзным утешением должны стать цифры. Территория всей так называемой России - 17075,5 тыс. кв. км. От этой баснословной величины такие субъекты как Чеченская Республика в процентном отношении составляет девять сотых, Республика Ингушетия – две сотых процента, Северная Осетия – четыре сотых, Карачаево-Черкессия – 0,08 %, Кабардино-Балкария – 0,07 % и так далее. Дело, разумеется, не в том, сколь малы эти субъекты, а в диспропорции между ценой, которую Россия платит за право называть их своими федерациями и пользой от подобного права. Эта диспропорция велика до полной бессмысленности. Следовательно, говоря о суверенном обособлении, то есть освобождении от них России, об экономических потерях говорить уже не придётся кроме как в смысле временных издержек вследствие переоформления экономической системы. Но, во-первых, и теперь уже благополучным функционирование этой системы назвать нельзя, во-вторых, стоит снова вспомнить Достоевского: «Да, конечно, можно проиграть временно, обеднеть на время, лишиться рынков, уменьшить производство, возвысить дороговизну. Но пусть зато останется нравственно здоров организм нации - и нация несомненно более выиграет, даже и материально». Да и что упёртые патриоты могут ответить на вопрос Фёдора Михайловича: «в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами? Неужто из-за того, чтоб пожать столько маленькой, смешной ненависти и неблагодарности?»

За этим следует шестой шаг – понимание нелепости структуры этнотерриториального образования по имени Российская Федерация и идиотического положения в ней России. В сущности, никакой России нет в помине, а есть 21 автономная республика, 49 областей, 6 краев, 10 округов, одна автономная область, два города федерального значения, итого 89 субъектов. Вся эта совокупность вдоль и поперёк поделена по множеству разных принципов, от этнических до экономических и политических, границы которых не совпадают. Единство всех 89 субъектов, за которое так ратуют патриоты держится на честном слове, то есть на федеративном договоре, сей филькиной грамоте от 1992 года. Но не шаткость объединения должна вызывать беспокойство, а положение, в котором оказалась русская нация. Все народы, помимо федерального статуса, имеют своих президентов, свои конституции и законы, свои границы и землю, пусть даже советские патриоты называют её республикой. И потому есть на свете Татарстан, Башкортостан и Дагестан, а России нет. У русских нет ни своей земли, ни законов, ни границ, они живут в некоем фиктивном пространстве, среди множества обособленных государств, которые вкупе и называются Россией.

Таково прискорбное положение русских, иные из которых ещё умудряются лелеять фикции межнационального братства народов и их территориального единства. Вот что писал об этом Чаадаев: «Всякий народ несет в самом себе то особое начало, которое направляет его путь на протяжении веков и определяет его место среди человечества; это образующее начало у нас – элемент географический, вот чего не хотят понять; вся наша история – продукт природы того необъятного края, который достался нам в удел. В такой среде нет места для правильного повседневного общения умов; в этой полной обособленности отдельных сознаний нет места для их логического развития, для непосредственного порыва души к возможному улучшению, нет места для сочувствия людей друг к другу, связывающего их в тесно сплоченные союзы; словом, мы лишь географический продукт обширных пространств, куда забросила нас неведомая центробежная сила, лишь любопытная страница физической географии земли».

Понятно, что, забыв себя, утратив собственные корни и национальную принадлежность, русские люди оказываются падки на всяческие инородные идеи вроде социализма, империализма, интернационализма. Тот же Чаадаев предлагал учредить премию за то, чтобы найти идею, родившуюся в России. Вот ею и должен стать седьмой, последний шаг на пути к ясным мыслям и простым ответам. Ведь есть, должны быть, если верить Достоевскому, такие моменты в жизни наций, когда уже не воля и не расчет их влекут к известному действию, а сама судьба. Тем же, кто опасается при этом самоуверенности или шовинизма русского народа, Достоевский отвечал: «вся ошибка этих добрых людей в том, что они всегда видели русский прогресс единственно в самооплевании. Да самонадеянность-то нам, может быть, и всего нужнее теперь!». Так явятся ли новые люди, уже с новою мыслью и с новою силою? По крайней мере, мы привели здесь те семь шагов, которые, конечно, нельзя сравнить с семью шагами Будды к высшему состоянию, но которые, будучи верно истолкованы, могут многое прояснить.

---

 

 

 

http://www.ari.ru/publication/print/?id=169