Здесь, в сердце лабиринта старых милых дворов, населенных голубями и увядающими осенними цветами, я сидел на качели и смотрел небо. Я мысленно напевал песенку, покачиваясь в такт, погружаясь в звездные колодцы, ныряя в разрывы фосфоресцирующих облаков. Я хотел увидеть Ри. Это было позорно, сладко, неестественно. Я хотел остаться незамеченным. Увидеть, как Ри пройдет через двор своей немного расхлябанной походкой, прочитать выражение его лица, когда он один.
Все во мне дрожало, корда я представлял себе, свет в окне Ри, который он только что зажег, устало зайдя в квартиру и наощупь найдя выключатель. Представлял себе как блестит кожа у него под. глазами. Как он вздыхает. Мне хотелось гладить его волосы и плакать. Голова у меня разболелась. От волнения я стал раскачиваться сильнее. Я вспотел под своей курточкой из кожзама и порывы ветра вызывали у меня ощущение озноба. Мысли о том, как я вдохну запах Ри, как возьму в руки его гладкое, узкое лицо, как расскажу ему что-нибудь глупое становились все объемнее, глубже, ярче.
Влечение.
Я стал задыхаться, раскачиваясь изо всех сил, мне хотелось отпустить руки, мне хотелось так закричать, чтобы разрушить весь тварный мир. Мне хотелось разбить Ри лицо, сломать его пальцы, отрезать его язык. Я так любил его, так любил его в тот момент.
Моя болезненная, воспаленная одержимость достигла своего апогея. Я не знал, чего хочу, мне хотелось такой безумной близости, чтобы наши сосуды срослись, и смешанная отравленная кровь циркулировала в них, одна на двоих. Я хотел, чтобы он пил мои слезы. Чтобы он стал навсегда частью меня, свернутый внутри в тугой комок, вынашивать его в себе, как женщины вынашивают детей. Маятник в моей голове набирал все большую амплитуду, вызывая тревожные вибрации во всем теле. Мне было надо. Но что именно надо я не мог понять. И потому раскачивал качели все сильнее, рассекая воздух, вкладывая в это действие все свои усилия. В волосах моих путался ветер – тот самый, звездный ветер, что когда то, бесконечность назад, призывал Ри.
Всё, всё, каждая мелочь, каждая мысль, каждое место, где я проходил, так или иначе приводили меня к бункеру, в котором были заперты воспоминания о Ри. Слабовольно я срывал все защиты, нарушал все запреты, наложенные самим на себя, отворял маленькую желтую дверцу и погружался в перегной прошлого, в сладостные бесплодные фантазии, переваривая реальность, скрещивая линия вероятности, возгоняя до кристально-чистого безумия мои ничтожные переживания. Я задыхался, сдавленный в кольцах сладострастия.
Онанируя, катаясь по земле, кусая запястья, синтезируя, созидая, входя в делирий, фугу, сопор, кому.Я презирал, ненавидел себя – такого слабого, ненавидел Ри – такого равнодушного, ненавидел весь мир – устроенный таким образом, что он привел меня к подобному исходу