Зима вступила в свои права, и я отсиживалась дома. Иногда за мной заходил Олеко, я с радостью шла с ним. Мне нравились наши редкие, но продолжительные прогулки. Порой мы брали Офелию, одна она предпочитала не выходить на улицу, девочка держалась за наши руки и шагала между нами, лепеча и звонко смеясь. Это были удивительные прогулки!

Удавалось и Офелии вытаскивать меня из дома или я предлагала ей прогулки, когда не было сил терпеть настырную Лирку, и мы гуляли вдвоем по тихому дворику или ненадолго выходили на ветреные улочки.

До тех пор пока я не смогла уберечь моего солнышка!

Это был тот прекрасный день, когда светило Нурити появляется из-за сплошного покрова сухих зимних облаков и окрашивает своими лучами унылые улицы города. Снежана сказала, что сегодня не придет – в ее забегаловке отмечали свадьбу – и она забрала с собой Лиру. Посему мы с Офелией оказались свободны до утра, как дикие шухры[26], и решили прогуляться.

Зимой в нашем тупичке становилось довольно-таки удовлетворительно: главное – не воняло, да и мусорные кучи уменьшались в объемах (малышня постоянно в них копошилась в поисках топлива), а тупик спасал двор от порывистых ветров. Однако на этот раз Офелия не захотела оставаться во дворе, и мы направились гулять по городу.

Сестра скакала впереди меня, а я с чувством взрослости с легким снисхождением следовала за ней.

– Смотри, Рэкса, какой забавный шухр, – восторженно завопила Офелия.

Поджарый шухр-щенок с подпалинами на боках суетился вокруг нищего, жующего кусок сырра под деревом.

– Ты же знаешь, Офелия, не надо трогать шухров.

При виде приближающейся девочки шухр нехотя затрусил прочь.

– Ой, он убегает!

– И правильно делает. Нечего лезть к нему, он блохастый, – лениво сказала я, скорее чтобы поворчать, чем всерьез.

Офелия почувствовала мой настрой и помчалась за шухром. Я знала, что она его не догонит – если шухр захотел убежать, то он убежит! Поэтому я не торопилась за сестренкой – надоест, сама вернется.

– Подружка? – поинтересовался нищий.

– Нет. Сестра, – с гордостью ответила я.

– Красивенькая. Я туто недавно видел, проезжала машина скупщиков детей. Они зимой ездют, шоб подешевле продавали. Но если ребенок красивый и один, они могут и своровать. Я на твоем месте увел бы ее домой, а то заберут, и ки за нее не получишь.

Дальше я не слышала. С похолодевшим сердцем я кинулась за Офелией. Я услышала ее жалобный крик. Два нуритянина запихивали девочку в кузов небольшой крытой машины.

– Офелия! – закричала я и бросилась на похитителей. – Отпустите ее!! Отпустите!

Меня оттолкнули, но я снова наскочила на них, задыхаясь от бессильного ужаса:

– Отпустите, пожалуйста, отпустите мою сестру.

Офелия тоненько заголосила:

– Отпустите меня.

И тут неимоверный ужас окатил меня удушающим холодом, заставляющим леденеть сердце и замораживать разум. Им было все равно до наших слез и мольбы, ни один мускул не дрогнул на их каменных лицах. Живодеры, отдирающие родных друг от друга. Кровь не сочиться, и кожа на месте, но это не меняет сути. Они же не люди, поняла я.

Сейчас они просто заберут Офелию и все. Все. Я ее не увижу больше.

Эта мысль свела меня с ума.

– А-а-а!!! – в исступлении заорала я и повисла на одном из похитителей, вцепившись зубами в руку, ногтями стараясь расцарапать его лицо. Но он справился со мной: перепоручив Офелию другому, схватился за меня и, больно скрутив мне руки, приподнял над землей.

– Как ты считаешь, – смеясь, обратился он к приятелю, утирая кровь с лица, – не забрать ли ее тоже.

Я неистово забрыкалась.

– Кому она нужна! – презрительно фыркнул тот. – Бешеная. Смотри, как бы она тебе инфекцию не занесла.

Меня легко отшвырнули в сторону. Я вскочила. Машина тронулась.

– Рэкса! – пронзительно закричал голос сестренки.

– Нет! Офелия! – бросилась я следом. – Офелия! Офелия! Офелия!

Машина неуклонно удалялась и скрылась из виду. Я безнадежно продолжала бежать, пока не упала, уткнувшись лицом в холодные камни.

– Офелия! Солнышко мое! Офелия! Офелия! Офелия. Офелия. Офелия, Офелия, Офелия...



– Хей! Сестренка! – кто-то поднял и начал меня трясти.

– Офелия, Офелия, Офелия, – шептала я, – Солнышко мое.

– Чего это она? – удивился другой голос.

– Не знаю, – растерянно ответил первый. – Неужели она сошла с ума. Сестренка, – он прижал меня к себе и поцеловал макушку.

Я узнала Олеко, но ничего не могла ответить. Мне казалось, произнеси я что-нибудь, у меня тут же разорвется сердце. Я не могла остановить свой тоскливый шепот:

– Офелия, Офелия, Офелия...

Я ничего не чувствовала, ничего не понимала, мне было все равно, куда меня привели: я находилась в оцепенении.

– Рэкса, очнись, – чуть не плача проговорил Олеко, – ты должна помочь нам.

Я кивнула, продолжая напевать:

– Офелия, Офелия...

– Может, ее забрали скупщики детей, – предположил Джат. – Бают, проезжала их машина.

Я вскочила:

– О Нурити, отдайте мне Офелию! Отпустите ее!

– Тихо, тихо, сестренка. Что-нибудь придумаем. Джат, ты не знаешь, Лемон приехал?

– Не-а, он же дикий шухр, кто его знат.

– Джат, тогда за Арныком; Зус, будь дружочком, мне нужна Тара.

Спасибо, Олеко! Когда опустела комната, я дала волю слезам.

– Ну, наконец-то! – с облегчением выдохнул Олеко.

– Олеко, здесь ты ничем не поможешь. Ничем. О-о, моя Офелия!

Первой появилась Тара.

– Рэкса... – Она присела к ногам и сжала мои ладони, сочувствуя и поддерживая, больше-то ничего и не требовалось. Есть время, когда слова пусты и бессмысленны.

Подошел Арнык, и Олеко вместе с ним куда-то исчез.

– Рэкса, Олеко – он умный, он что-нибудь придумает. Я уверена, – убежденно кивнула Тара.

Во мне последним отчаянием вспыхнула надежда.

– Почему он не взял меня с собой?

– Значит нельзя. Неужели ты думаешь, что иначе он не взял бы тебя?

– Слушай, Тигриный Глаз, а что такое солнышко? – спросил Джат.

– Не знаю. Это папа придумал.

– Я знаю, я знаю, – воскликнула Тара. – Светило планеты Земля, то есть ихняя звезда зовется Солнце. Земляне ласково его называют – солнышко.

– Верно, моя Офелия – солнышко, – губы мои дрогнули, – она греет и дарит тепло.

Ребята снова попытались меня отвлечь, но поняв, что все напрасно, притихли. Появился Арнык.

– Ну что? – кинулась я к нему.

Он пожал плечами и поправил на шее розовую косынку.

– Не знаю. Олеко отправил меня назад. Да не боись, он уже что-то придумал.

Арнык как ни в чем не бывало усадил меня и деловито спросил:

– Слышь, Тигриный Глаз, как тебе удалось сделать так, что сыс не сразу начал проверять пропажу? Обычно они сразу хватаются за тусу.

– Ты о чем? – я с удивлением посмотрела на моего чокнутого приятеля.

– О сыс, которого вы с Олеко обчистили на рынке, – с досадой от нетерпения пояснил мальчишка.

– А-а. А я почем знаю.

– Что, секрет, да? – Арнык обиженно надул губы, а синеволосый Джат укоризненно посмотрел на меня, словно я скрывала научный факт. – Ну ладно... Ты ему что-то сказала. Я сам видел. Сыс прям опешил.

– Да ничего особенного. Сказала спасибо. И все.

– А за что?

– Не знаю.

Поверил мне Арнык или нет, но больше с вопросами не приставал. Я застыла, сердцем отсчитывая секунды...

Когда в последний раз распахнулась дверь, я подняла голову и смогла только выдохнуть:

– Офелия!



Я не успела поблагодарить Олеко, он сразу же отправил меня и Офелию домой, поручив Арныку и Джату нас проводить. Оказывается, уже стояла ночь.

Но я, счастливая, не замечала темноты, как не заметила, что Офелия переменилась.

Она стала тихой, замкнутой, молчаливой. Дома она сидела, забившись в угол и уставившись в одну точку – немой укор мне. Она перестала петь и смеяться. Лира и Снежана не узнали причину перемены: Офелия не рассказала, я – молчала. Почему? Боялась ли расправы и презрения матери или полноправных унижений Лиры? Нет, не думаю. Понеся справедливое наказание, я откупилась бы от вины. Мне стало бы легче, если бы она меня отругали, окатили гневом и издевательствами, гораздо хуже – когда к самой себе нет прощения. Вот почему я молчала.

По ночам Офелия просыпалась с тихим криком. Я чутко просыпалась, успокаивала и укладывала ее, и долго потом лежала, стиснув зубы и уткнувшись лицом в тюфяк, чтобы не слышали моих криков и рыданий, моих проклятий к себе. Я должна была уберечь ее!

Когда приходил Олеко, Офелия слегка оживала и был слышан ее робкий тихий смех.

Офелия отходила от потрясения, мучившего ее душу, более недели. Я сидела у камина, не смея оглянуться, подойти к ней. Мы были одни, я не помню, куда в воскресный день ушли мама и Лира. Я смотрела на огонь. Ласковый и теплый, но если ты не следишь за ним, он способен обжечь, а если не бережешь – потухнуть.

– Рэкса, – ручки Офелии обвили мою шею, лицо оросили слезы, – Рэкса, прости меня, прости.

– За что, Офелия? – воскликнула я, готовая сама разрыдаться.

– Ты так страдаешь из-за меня. Как я жестока, но мне было так страшно, когда меня увозили от тебя, Рэкса!

– Ох, Офелия, а я чуть не умерла! - вздохнула я, получив прощение от нее и от себя.
__________________________________
[26] шухр – животное Нурити с длинным узким телом, покрытым густой шерстью, ростом не выше земной собаки