Цитата sogo
---

 

Грязная работа

В переходе на «Курской» топтали ангела. Не по злобе душевной или, тем более, по религиозным убеждениям.
Его просто не видели. Поездка в метро – это вам не обзорная экскурсия, а способ перемещения в пространстве. От станции «А» до станции «Б». Или от станции «Б» до станции «А». Вот и скользят в обе стороны потоки одинаково сосредоточенных граждан. Все по делу, при деле. Каждый здесь временно, и каждый стремится поскорей выбраться наружу. И никто не хочет видеть больше того, что нужно для перемещения от станции до станции. Бог знает, как тут оказался ангел.
Он не кричал, не звал на помощь. Трепыхался, старался подняться, но силы иссякали. Люди накатывали волнами, перешагивали через него, многие спотыкались – но даже не оглядывались. Так, ругались вполголоса. И продолжали неумолимое, как жизнь, движение. Иногда на ангела наступали, и тогда слышался хруст ломающихся перьев.
Наверху таял городской снег, щедро сдобренный реагентами. Смесь, занесённая в метро на крепких, приспособленных к московским непогодам ботинках, принимала вид разбавленной нефти. И в этой грязи мокли белые ангельские перья.
Он уже почти не шевелился. Порой ухитрялся чуть приподняться, но тут же очередная нога крепко припечатывала его к грязному полу.
– Мама, смотри – ангел!
Пронзительно яркая зелёная курточка вывернулась из потока и кинулась к небожителю, сопровождаемая изумлёнными взглядами. Хозяйка одёжки, девочка лет трёх, умело лавировала между прохожими.
Люди оборачивались, пару мгновений всматривались, недоумённо пожимали плечами – и исчезали в узком проходе, ведущем на платформу. Телевизор приучил их к мысли, что нечто мистическое всё-таки существует, однако собственное знакомство с неведомым дальше ночных кошмаров не заходило. Слишком много информации вокруг, слишком мало времени на осмысление. Рассудок выхватывает из мира только самое важное, насущное. Чтобы не перегружать и без того измотанный мозг. И вообще: мало ли что там померещилось ребёнку?! Это не повод опаздывать на работу.
– Ему же больно! – прикрикнула девочка на мужчину, занёсшего ногу над ангелом.
Мужчина поморщился, но обогнул химического цвета курточку. Старуха в рваном пальтишке и худых сапогах, стоявшая всего-то в двух шагах с протянутой рукой, прищурилась, передвинулась поближе. Но в этот момент кто-то мимоходом высыпал ей в сложенную кулечком ладонь горсть мелочи. Старуха привычно перекрестилась, пробормотала благодарность и занялась пересчётом. Про ангела забыла.
Девочка уверенно растолкала прохожих, шустро собрала измочаленные перья, разбросанные вокруг ангела. Ошмётки некогда роскошного убранства протянула хозяину:
– Это твои, возьми.
Ангел сел. Девочка толкала ему в руки вырванные перья в полной уверенности, что они ещё пригодятся.
– Новые вырастут, – сказал он наконец.
– Можно, я тогда их себе оставлю? – с надеждой спросила девочка.
– Конечно.
Подбежала испуганная мама. Вгляделась, ахнула. Ухватила ангела за локоть, помогла встать. Небожитель оказался почти одного роста с ней, может, самую чуточку повыше. Выглядел сильно помятым, но, к счастью, не изувеченным. По крайней мере, измаранное оперение нигде не окрашивалось кровью. Зажав платочек в дрожащей руке, женщина принялась оттирать грязь, отряхивать, причитая:
– Да что ж это такое, Господи, чуть не затоптали… И все идут, как слепые…Никому и дела нет. До чего люди очерствели... Сейчас я дежурную по станции найду, вам же к врачу надо!
Ангел положил ей руку на плечо, женщина затихла.
– Спасибо, но врач мне не нужен.
Она смутилась: конечно, какой врач? Это же не человек – ангел. Вон крылья за плечами, в перьях весь... Задохнулась, буквально сердцем осознав: а ведь чудо случилось! Действительно же не человек, настоящий ангел. В метро. Господи, бывает же такое... И не расскажешь никому, за ненормальную примут...
– Ты ведь Настя? – спросил ангел у девочки.
Та кивнула, прижимая к дешёвой курточке перья.
– А мама – Лена, – сообщила на всякий случай.
Ангел улыбнулся. Красивый он, подумала Лена, не по-человечески красивый. Или она? Не разберёшь. От лица свет внутренний исходит, фигура перьями закрыта плотно. Очень изящная фигура, хрупкая, даже крылья громоздкими не кажутся. Тут же устыдилась, собственные мысли ей показались гадкими. Ну какая, в сущности разница?! Это ж не человек, напомнила себе ещё раз. Бессмертный. Может, бессмертным не надо разделяться на мужчин и женщин... Чтобы отвлечься, спросила:
– Как же это вы упали?
– Скользко тут, – промолвил ангел. Оглянулся, будто только что поняв, где находится. Осмотрел себя, явно огорчился – из белого стал грязно-серым. – Под землёй трудно уследить. Даже за собой. У нас тут особой силы нет. Наше – там, где небо видно. Мне на «Преображенскую площадь» надо, – сказал он просительно.
Лена с дочерью ехали на «Тульскую», на ярмарку. За подарком – Насте сегодня три года исполнялось. И почти четыре месяца она мечтала о кукле, как у Светы из второго подъезда. Лена с трудом нашла, не такую же точно – у Светы фирменная, дорогая, – но очень похожую. И только в одном павильоне.
Конечно, «Преображенка» недалеко, но... Времени уже четыре, и ещё доехать надо. А вдруг павильон закроется? Не испортить бы дочке праздник. Она же хочет получить подарок именно сегодня.
Но у Насти загорелись глаза. Лена с отчаянием поняла: девочке и в голову не приходит, что мама способна бросить кого-то в беде. Человека, ангела или щенка. Мама успеет и сможет всё – и помочь пострадавшему, и устроить праздник...
А может, не ездить на «Тульскую»? Должен же быть на «Преображенке» магазин игрушек. Может, зайти туда и пусть Настя сама выберет что-нибудь? Так даже веселей будет. «Сокольники», обрадовалась она, конечно же! Есть магазин в «Сокольниках». Правда, дорогой. Очень дорогой. Посмотрела ещё раз на дочь – и смирилась. Нельзя разочаровывать дочку. У неё ж никого больше и нет, если посудить. А деньги... Ничего, выкрутиться как-нибудь.
– Едем, – решила она.
Ангела вели за руки, с двух сторон. Лена нервничала, поглядывала всё время – не потерялась ли дочка? Немудрено в такой суматохе. Но Настя держалась уверенно, под ноги смотрела за себя и за ангела. А то споткнётся, упадёт опять.
– Осторожно: ступеньки! – предупреждала она.
На Кольцевой пружинистая масса пассажиров крепко приплюснула Лену к ангелу. Тёплый какой... И ничем от него не пало, кроме тепла. Даже грязью с пола.
Ещё один переход, снова лестница – со стёсанными, опасными ступеньками. Ангел дисциплинированно повернулся бочком, спустился не торопясь. А Лена вздрагивала при каждом его резком движении: ангел-то он ангел, только если упадёт, то и Настю собьёт. Ей заметно полегчало, когда они погрузились в вагон и заняли угол у задней двери.

«Красносельская», «Сокольники»... Поезд вынырнул на поверхность. Лена рассеяно скользила взглядом по нагромождению зданий за окном. Между домами мелькнула церковная маковка. «Когда ж я в церкви была? Господи, я же в церкви не была полтора года... Ну да, полтора. Стыдно-то как...» Конечно, две работы – гардеробщицей в детской поликлинике, день через два, и няней в садике, куда Настя ходит. Платят немного, зато с дочерью почти не расстаётся. Выходные дома, кухня-ванны-магазины, надо всё успеть, потому что мама почти не встаёт... А ангелу ведь известно, что она в церкви полтора года не была. И что в Бога верит, но даже «Отче наш» наизусть не знает. Они там, наверху, всё видят.
Она посмотрела в глаза ангела, думая найти там осуждение. Но вместо того увидала... себя. Замороченную мать-одиночку с печатью трагической доли на всё ещё красивом лице. Следы усталости замазаны дешёвой косметикой, одежда на Черкизовском рынке куплена, а то и на вьетнамской. Во всём облике – отчаянное желание выглядеть хоть сколько-нибудь прилично, на смешные деньги, но прилично... И таких, как она, в этом же вагоне покачивалось в такт стуку колёс девять из десяти. Всех жизнь потоптала не хуже, чем ангела в переходе. И все, как и ангел, улыбались и притворялись неуниженными.
– Вот, одна тяну... Дочку и маму... – начала оправдываться на всякий случай и тут же расстроилась. Несправедливо с ней судьба обошлась, что и говорить. С ней – ладно. А Настеньке такое за что?! Опомнилась тут же, взяла в себя в руки, сдержала готовые скатиться слёзы. Нехорошо как-то плакаться ангелу в перья, когда его самого чуть до смерти не затоптали. А то как те старухи, которых полно у всякой церкви, только и знают, что рыдать... Она справится. Со всеми горестями. Ради дочери – справиться. Улыбнулась через силу. – Но я не жалуюсь. У меня очень добрая мама, она мне и вместо подруг, и вместо советчиц. А дочка – счастье. Да, мне грех жаловаться, – повторила уже с нажимом.
– Да, жаловаться вообще грех. Не только вам, – легкомысленным тоном заметил ангел.
И улыбнулся так, что у женщины внутри потеплело. Будто дымка спала с глаз, и мир заиграл яркими красками. «Так вот что такое – ангельская улыбка», - подумала она растерянно.
– Ты живёшь на небесах, да? А моего папу там не встречал? – неожиданно спросила Настя.
– Твой папа разве умер?
Девочка вздохнула:
– Нет. Мама сказала, у него есть другая семья.
Лена ласково пояснила:
– Я решила не лгать ей. Всё равно узнает правду, когда вырастет. Сказала как есть.
– А я на всякий случай спросила! – поспешила добавить Настя. – Вдруг он на небе? Привет передать... Но, конечно, лучше бы он не умер. Тогда он когда-нибудь захочет прийти к нам в гости.
– Непременно захочет. Как только узнает, что у него есть такая замечательная дочка.
– Он знает, – отвернулась Лена. – Я звонила, когда Настя родилась.
Казалось, она дословно помнит тот разговор. Помнит даже интонацию, с которой Лёшина мама рассказывала о свадьбе в Питере... Но сильней всего в память врезалось не это. «Ты шубку его верни, – потребовала та. – Не занашивай чужие вещи».
Лёша копил на машину. На свою. Пусть поддержанную, пусть несчастные «Жигули», но свою. А Лена ходила в турецкой кожанке на рыбьем меху, думала: всё равно из метро до автобуса, там до проходной двадцать метров, а через неделю всё равно в декрет... Не замёрзну. В начале декабря собрались в гости, и Лёша опоздал. Лена мужественно дожидалась его на улице. Когда он увидал её, покрасневшую от холода, прятавшую немаленький уже живот от пронизывающего ветра, то ничего не сказал. Даже не извинился. На следующий день приволок в охапке песцовую шубку, длинную и широкую. Такой дорогой вещи у Лены никогда не было.
У его мамы чуть инфаркта не случилось, когда узнала. И при первой же возможности потребовала «его» шубку назад... Зачем ей ношеная шуба, Лена не задумывалась. Отдала сразу. А вспоминала до сих пор.
– А я уверен – он ничего не знает. Ну как можно не любить своего ребёнка?
У Лены сердце зашлось. А вдруг действительно не знает? Она ж не с ним говорила, а с мамой... Хотя странно: не мог он забыть, что Лена беременна. Но и ангел не будет просто так говорить. Это не человек, который ляпнет, что в голову придёт, лишь бы утешить. Нет, ангел лгать не станет. Даже во спасение. Любая ложь – грех...
– Станция «Преображенская площадь», сообщил динамик женским голосом.
– Здесь? – уточнила Лена. – Или вам на улицу надо? Мы проводим, на всякий случай.
Протолкавшись сквозь вязкую массу людей в переходе, поднялись наверх. Здесь было пасмурно, сыро и грязно. Как и час, и два, и три, и даже месяц назад. Конец февраля в Москве неотличим от начала декабря.
Ангел заметно повеселел, расправил плечи.
– Ну вот, я на месте. – Наклонился к Насте. – Спасибо, добрая душа. Помогла мне. Хочешь что-нибудь в награду?
– Мама говорит, что добрые дела надо делать просто так, – почти обиженно заявила девочка.
Ангел рассмеялся.
– Правильно говорит твоя мама. Тогда мы будем думать, что я тоже хочу просто так сделать доброе дело. – Он забрал у неё пучок грязных перьев. Дунул на них, встряхнул – и протянул Насте дивно красивый веер, белый, как мороженое. – Держи. Это подарок на день рождения. На память. Ты будешь меня помнить?
Восхищённая девочка кивнула, осторожно рассматривая чудесный подарок. Спросила чуть слышно:
– Он волшебный, да?
– Конечно.
– По-настоящему волшебный?
Ангел засмеялся:
– Истинное волшебство всегда настоящее.
Лена грустно улыбалась. В три года Настя легко выговаривала букву «р» и уже умела читать, но при этом её так и не удалось убедить, что чудес не бывает. А может, подумалось Лене, и хорошо это. Не верила бы Настя в чудесное – не увидела бы ангела. Сгинул бы несчастный в грязном переходе... Интересно, ангелы могут умирать?
– А что он может делать?
– Он никогда не пачкается и не теряется.
Ангел распахнул крылья во всю ширь, взлетел бесшумно. Скоро он уже растворился во мгле снегопада, но Лена всё равно следила за ним, пока не зарябило в глазах. А Настя всё махала и махала ручонкой в серой немаркой варежке.
– Лена?.. – послышалось за спиной.
Она втянула голову в плечи. Не может быть... Сколько раз ей снилось, что он подходит вот так, сзади, и радуется встрече. Говорит, что искал, только найти не мог. С того самого дня, как Лёша уехал в командировку, в Питер. Обещал на две недели. Они собирались подавать заявление в ЗАГС после этой командировки, хотя его мама возражала. Ничего, думала тогда Лена, Будем жить у меня. Подумаешь, тесно! Зато вместе. Только он не вернулся. Сначала по работе задержался, потом звонить перестал... Потом женился. А Лену с ребёнком забыл.
– Здравствуй, – заставила себя обернуться. Приветствие вышло холодным и почти злым.
Да, Лёша. В длинном чёрном пальто. Дорогом. На пальце- брелок с ключами от машины. Значит, исполнил всё-таки заветную мечту, купил себе автомобиль. А вот обручального кольца она не увидела. Хотя его отсутствие, конечно, ни о чём не говорит: многие предпочитают кольцу печатку, а то и вовсе ничего.
Он, как зачарованный, уставился на ребёнка, и Лена притянула дочку к себе.
– Надо же... – протянул он, не отводя глаз от Насти, – какая встреча... Вы тут живёте?
– Случайно оказались, – выдавила Лена.
– А я к приятелю заезжал, – объяснил он. – Тут живёт, недалеко. Забыл у него сигареты, остановился купить... Вот, - и показал зачем-то бело-синюю пачку.
Оторопевшая Лена машинально кивала после каждого слова. И даже на пачку посмотрела. Лёша ловко поддёрнул брюки, забыв при этом подобрать полы длинного пальто, присел на корточки перед Настей.
– Красивый веер, – сказал вежливо.
– Он волшебный. Это мне ангел на день рождения подарил! Мам! А он, наверное, мой ангел-хранитель, да? И стоял там, ждал меня, а потом поскользнулся и упал... Но мы всё равно его нашли!
– Настоящий ангел, да? – уточнил Лёша тоном, каким обычно говорят с детьми, жалующимися на буку в платяном шкафу. – С крыльями? И летает? А у тебя, стало быть, сегодня день рождения. И сколько тебе исполнилось?
Настя показала три пальца и на всякий случай озвучила:
– Три.
Лёша снизу вверх посмотрел на Лену.
– Три? Значит, она родилась тогда... А мне сказали, ты оставила ребёнка в роддоме. Потому что у меня слишком мало денег, а тебе нужен муж с квартирой.
– А мне – что ты женился на вере из Питера. Твоя мама и сказала.
Он выпрямился. Отвернулся. Сорвал обёртку с сигаретной пачки, Закурил. Лена с щемящей тоской следила за ним и думала, что за три года он нисколько не изменился. Пальто кашемировое, дорогое. А плечи под ним торчат худые и острые, такие же, как и под старенькой аляской.
– Мама в Ялте живёт, – сказал будто бы никому. – Я ей там дом купил. И денег посылаю, чтоб она сюда не приезжала. Ей там хорошо. Зовёт на лето, отдыхать. А я летом или работаю, или в Финляндию езжу. Не люблю юга. – Помолчал ещё, вздохнул. – А Верка за Макса вышла. Помнишь его? Мальчишку родили. Верка пять лет ждала, пока Макс до свадьбы созреет...
Лена открыла рот, чтоб спросить: «Значит, ты не женился?», Но только зажмурилась, стиснула зубы. Её обманули и его тоже.
– А я так хотела, чтобы на день рождения прилетел ангел и привёл моего папу! – торжествующе объявила Настя.
Лена задохнулась: пришла на ум фраза, затёртая уже до банальности, - «да воздастся каждому по вере его».
– Ну, вот видишь, так и получилось, – уверенным тоном, за которым угадывалось смятение, сказал Лёша. Задумался, уже не так решительно продолжил: – Тебе, наверное, надо подарить что-то надо, да?
Настя охотно кивнула, делая, впрочем, вид, будто поглощена созерцанием веера. Неприлично просить подарки, это она знала, но ей так хотелось!
– Только я вот... Ну я не знал, что тебя встречу, – принялся оправдываться Лёша. – Не захватил... А знаешь, давай мы куда-нибудь заедем, ты сама выберешь. А, Лен? Ты как?
И Лена не нашла в себе сил отмахнуться небрежно, мол, у нас нет времени, а ты, наверное, тоже занят... Сегодня Настенькин день. Пусть исполнятся все её желания. В конце концов, отец ведь... У Насти вспыхнули глаза, тут же вцепилась в отцовскую руку.
Его машина стояла у самого тротуара. Чёрная блестящая иномарка. Лёша, уже несколько освоившийся, с комичной галантностью распахнул заднюю дверь перед Настей. А Лену поддержал под локоть, и от прикосновения её бросило в жар, как четыре года назад. Она смутилась отчаянно, и он как-то странно напрягся. Обошёл машину, сел за руль. Закурил, вспомнил, что в салоне ребёнок, потушил сигарету. Поймал в зеркале взгляд женщины. И она не смогла отвести глаза – таким измученным показалось ей лицо человека, которого не разлюбила до сих пор.
– Только вчера сидел на кухне думал: вроде всё хорошо. Бизнес, бабки, в люди выбился... А счастья нет. Я один, и ребёнок мой в каком-нибудь детдоме растёт. Хотел сегодня заехать к приятелю одному, у него есть завязки... Сидел и думал – ребёнка найду, заберу, сам воспитаю. А оно вот как... – С силой потёр виски ладонями, и Лена против воли улыбнулась: она помнила его эту привычку. – Мне тогда в Питере дело одно предложили, и я тебе говорить не стал, чтоб не сглазить. Я у ребят в Питере занял, вложился... Ну да, задержался! Да, не звонил! Думал – приеду, всё объясню, ты поймёшь. Я ж заработал прилично! Ехал в поезде, мечтал, как ты обрадуешься. А мне тут мать говорит, что ты ребёнка бросила, а меня видеть не хочешь... Мне... А, ладно! – Помолчал. – Лен! Давай забудем всё? Поедем сейчас за подарком, потом ко мне... А?
Лена опустила голову. Слёзы застряли в горле. Только закивала отчаянно быстро. Лёша улыбнулся, покосился на прилипшую к стеклу девочку. На свою дочь.
Из-за табачного киоска выглянул ангел. Долго смотрел вслед отъехавшей машине, дожидаясь, пока те скроется из виду, - чтобы пассажиры иномарки не заметили его. Потом, деловито шлёпая босыми ногами по грязи, направился ко входу в метро – исправлять следующую несправедливость.
Такая вот у ангелов грязная работа...