Читаешь Маркеса и Кафку, слушаешь Шопена, вникаешь в интегралы, дифференциальные уравнения и тонкости немецкой грамматики, рассуждаешь о роли личности в истории и категорическом императиве. И думаешь, что это - ты. Что данные абстрактные концепции, что твоя память о прошлом и воображаемое будущее - это ты сам, in persona.

А потом наступает боль.

И когда очень-очень-очень больно, когда боль длится-длится-длится и не останавливается, попробуй-ка найти прошлое, будущее и булеву алгебру. Нет их. Есть только квант боли в здесь-и-сейчас. И четко ощутимый, хотя и не поддающийся опосредованному описанию я-которому-больно.

И пустота.

Потому что весь мир ужимается вдруг до пределов тела, в котором боль. И тело, которое до сих пор было фоном, на котором развивались игры абстракций и которое служило скромным инструментом для реализации отдельных игровых результатов вовне, - это тело становится вдруг центром вселенной.

И если сознание привыкло, что я-сам - это вспоминание о том, как-было-плохо-когда-бросил-этот-подонок, а также глубокое понимание живописи Рембрандта и Модильяни, не говоря уже о сегодняшних планах на вечер, которые... ой-ой-ой, как больно, ладно, к черту планы! - то оно начинает паниковать, оставшись тет-а-тет с чужой пустотой, в которой плавает зернышко неотождествимого я.

Верните мне точку опоры! - кричит оно. Я потеряло себя!

Увы, чтобы вернуть ему равновесие, нужно сначала тело избавить от боли. Для этого как правило используется комплексный подход: ныть, страдать, для женщин и детей - пустить слезу, пить таблетки. Если через полчаса меры сработали, то все хорошо, можно еще успеть в киношку, чтобы забыться, отключиться, не помнить пережитого ужаса. Если нет - страдания удвоить, назавтра всем рассказать - своего рода психотерапия.

А если не пугаться, а зернышко я-сам принять и исследовать...

А боль? Что - боль? Со многими видами боли можно продолжать жить. Да и... лучше это... причину устранять, а не следствие.