Говорят, что вещи разбиваются к счастью. Полагаю, из этих вещей стоит исключить пепельницы. Почему? Да потому, что ничего счастливого нет в том, что ты просыпаешься посреди ночи и решаешь покурить, а пепельницы нет. Но беда не только в этом. Ты вспоминаешь, что вчера у тебя сломалась последняя зажигалка, а спичек у тебя нет, и зажигалка, которой обыкновенно зажигают дома газ, требует срочной зарядки газом. Очень-очень приятно, я бы сказала.
На улице дурацкий хамсин. С самого утра мне уже нечем дышать.
А между тем, страна наша, как я полагаю, готовится к войне. Призывают резервистов (они получили повестки на месяц май), стягивают войска на границу с Сирией, проверяют исправность противоракетных комплексов в центре и в Иерусалиме, делают всякие там проверки в службах тыла. К какой войне страна готовится? Никто не знает, но все дёргаются точно так же, как в те славные времена, когда Америка атаковала Ирак. Мы ходили в школу с противогазами и боялись того, что дядя Саддам снова решит обстреливать нас ракетами – точно так же, как и во время «Бурь в пустыне». А теперь мы будем бояться дядю Ахмадинежада. Если американцы не свернут ему шею до того, как он успеет запустить свои дурацкие ракеты. Но дядя Ахмадинежад, признаться, сам по себе меня совсем не волнует. Меня волнует другое. В случае масштабных военных действий и меня, беднягу, заберут в славные ряды резервистов. А у меня на тот период совсем другие планы. Проще – экзамены. Я им устрою иранскую ядерную угрозу!
Решила ещё раз редактировать роман. Вообще, я сдурила, конечно, когда взялась за него сразу после того, как закончила. Нужно было подождать и подумать – так как, скажем прямо, всё в общем в голове у меня оформилось только недавно. Ну что же, на ошибках учатся. Сюжета я менять не буду, просто поясню некоторые вещи, где-то уберу пару слов, где-то – подпишу, и посмотрю на него со стороны. И появилась у меня ещё одна идея насчёт него, которую я пока оставлю, так как хочу сначала разделаться с тем, что есть.
Что ещё сказать? Не знаю, что было в выходные, но половина нашей группы на пары по математике не пришла, а другая половина была в каком-то посталкогольном или же обкуренном состоянии. Мало нас было. Меньше народу – больше кислороду. Но Настя была бы не Настя, если бы в воскресенье, день тяжёлый и начало тяжёлой трудовой недели, не вспылила бы и не поплевалась бы ядом. Что-то у меня странное с нервами творится. Лечить надо нервишки. Я сказала нашему математику (причём сказала на повышенных тонах), что я «ничерта не помню и вообще не знаю, как я сделаю эти дурацкие экзамены, и я не понимаю эту тупую математику, так как мозги у меня совсем не математические, и я не знаю, чем провинилась перед Господом и как попала на эти курсы».
- Будь спокойна, - сказал мне свою знаменитую фразу наш математик.
И всё бы ничего – но вот только мысль мою подхватили все остальные и устроили психологическую атаку на нашего бедного Йоську. Я почувствовала себя виноватой, что уж там говорить – но слово, как известно, не воробей. Пустырнику мне попить, что ли – или какие ещё там травки для того, чтобы успокоить нервы. Хотя какие уж тут нервы, если через три месяца будет тот самый экзамен.