Они замерли на центральной московской улице, недалеко от флуоресцентно-золотистой гидры, хищно нависшей над каким-то игровым заведением. Они смотрели друг другу в глаза.

И тут, на улицу Новый Арбат со стремительным рокотом стала накатывать звуковая волна, напоминавшая зловещее индустриальное цунами.
Сперва появились военные джипы с резво развевающимися флажками. За ними последовали грузовики, отягощенные груженными солдатами в касках. Далее стремительно пробежали огромные инсекты-бронетранспортеры. И, наконец, неспеша, с гусеничным скрежетом неповоротливых гигантских сколопендр, появились танки. Приподнятые дула танков демонстрировали фаллическую сосредоточенность, готовность к смертоносным совокуплениям.

- Давай уберем весь этот шум.

И они крепко обнялись и поцеловались.
Сквозь шелестящие волосы он добрался до ее уха, чтобы вместо всех этих никчемных внешних звуков услышать спокойный шум моря и гул ее сердца. Попутно надкусив мочку, он готов был проглотит мешающую сережку, как рыба глотает крючок.

Что они были в этот момент?

Руки, которые слепками движений, скольжений и обниманий, обозначали границы двух тел, как бы стремясь доказать, оправдать перед будущей памятью необыкновенное существование этих двух тел в пространстве именно в этот момент.
Сомкнутые бедра. Заговорщики. Фараоны, заключающие полушепотом химический тайный союз. Остальные части тела были по отношению к этим Всевышним лишь жалкими Писцами, не все понимающими из формул и жестов тихого фараонского разговора, но фиксирующими и покорно повторяющими все, что удалось подслушать и прочувствовать.
Глаза, которые служили магнитами притяжения, снайперской фокусировкой для дальшейших чувственных выпадов.
Губы, которые ласково покусывали друг друга, но основная их функция была – образовать темное интимное пространство, где языки могли говорить на другом, нечеловеческом диалекте.

Иногда она озорно отбрасывала голову назад, и тогда он, чувствуя гибкую подвижность ее стана, ощущал, как статичность превращается в игру, в ритуальный танец. В ней было много смеха.
Внезапно, из озорства, она делала серъезное лицо:
- Я вас внимательно слушаю...

Все вокруг становилось расплывчатым и незначительным. Люди превратились в смутные темные тени, голоса и смех которых cтал пещерно резонировать, теряя весь смысл высказываний.

Военизинованная гусеничная хунта укатила куда-то дальше, за ненадобностью.

Здесь происходила другая революция. И было очень тихо и хорошо.

03.05.08. Москва.