Давно хотела начать серию рассказов «Путешествия с Верой», но как-то все не было ни времени, ни сил. Сегодня могу отдать вам на растерзание первую часть. Жду вашей справедливой критики :)

С Верой мы познакомились в заграничных термальных купальнях. Душная кишка автобуса выкинула нас в лечебные воды Мишкольца. Помятые ночными побудками украинских пограничников, отпаренные комфортом российских купейных вагонов, ничуть не удивленные беспардонными ответами проводницы на самые простые вопросы, мы были рады прохладной голубой воде и пещерному интерьеру купален.
«А почему не работает кондиционер?» - спросила проводницу женщина лет пятидесяти. – «Мы тут все задохнемся!» «Поломался.» - невозмутимо отвечала та. «Скажите, а почему коврики в купе и коридоре вывернуты наизнанку?» - не унималась первая. «Сломался пылесос. Так подметать легче». «Тогда скажите, почему вы не подметаете? Позовите начальника поезда!» - разозлилась взмокшая от жары и духоты туристка. Проводница демонстративно удалилась за ведром и веником, бесцеремонно расталкивая пассажиров. Вооружившись веником, железнодорожная фея нагнулась и стала изображать непосильный труд, подталкивая пыль поближе к вспотевшим носам пассажиров.
Мы, русские, привыкли терпеть произвол за собственные деньги, поэтому новый день не оказался омраченным воспоминаниями дороги. Немного поборовшись с заграничной системой раздевалок – нужно бросить монетку, чтобы дверца захлопнулась, а на обратном пути можно забрать свои 50 центов вместе с оставленными вещами – туристы разбрелись по лабиринтам купален. Я посмотрела вокруг – все незнакомые иностранные лица. И лишь одно лицо смотрело на меня большими серо-голубыми вдохновенными глазами. Лицо это приблизилось и улыбнулось мне улыбкой Моны Лизы. «Привет», - пролепетало оно, - «Тебя как зовут? Саша? А меня Вера. Давай посмотрим, что там дальше», продолжало лицо, вслед за которым проявилась шея, руки и плечи, подернутые водой. И мы отправились по пещерному коридору навстречу чудесам, обещанным столь вдохновенным взглядом. По мере продвижения вода становилась теплее. То справа, то слева из отверстий стен с шумом Ниагарского водопада пробивались мощные струи воды, под которыми нежились и у которых толпились в ожидании обнаженные тела разных национальностей и культур. Наконец мы добрались до темного гулкого помещения, в котором голоса, отталкиваясь от стен, поднимались к куполовидному потолку, усеянному нарисованными звездами, и напитавшись тишиной, эхом отдавались внизу, перемешиваясь с кружевами других, свежих голосов, образующих причудливое многоголосье. Так, должно быть, поют ведьмы в Вальпургиеву ночь. Мрачное возвышенное великолепие. Космос, подсвеченный булькающими струйками пенящейся воды. А в этих животрепещущих живчиках-струйках – все те же тела. Но взгляните, как они изменились! Вурдалаки! Кощеи! Маленькие гномики и крепкие великаны! Миниатюрные феи и древние ворчливые старухи-говорухи. Счетоводы, мудрецы, сказочники! Сколько лиц! Столько лиц! И лишь одно, вдохновенное, все так же смотрело на меня серо-голубыми глазами. Словно причащаясь в этих святых водах, будоражащих воображение, Вера своим чистым открытым взглядом обещала мне дружбу навеки.
Выходя из этой полутьмы, мы исповедовались свету и, переглянувшись, дали друг другу молчаливую клятву держаться друг друга, путешествовать вместе.
Вернувшись в наш шумный, деловой мегаполис, мы все-таки старались хоть изредка вырваться на свет и жадно нахлебаться красоты и искусства через край.
Первым пунктом в наших бесконечных планах было посещение поэтического вечера. На афише красовалась неизвестное нам имя Саша Гальпер, Нью-Йорк. Звучало довольно романтично и мы, недолго думая, решили пойти. Долго искали по темным переулкам клуб с не менее романтичным названием «Улица Оги». Покружив вокруг одинаковых домов, мы уперлись в некрасивую железную дверь, совсем не романтичную. Табличка неизменно указывала именно на эту дверь, и мы вошли.
Встретил нас в гардеробе высокий, статный юноша в костюме, которому мы жалобно рассказали, как долго плутали в поисках клуба.
«Как? Вы у нас в первый раз? Я думал, про нас уже все знают. Еще не началось. Не все еще пришли»
Мы с Верой оказались первыми, кто пришел послушать Сашу Гальпера, но сам Саша, окруженный несколькими друзьями, уже рвался в бой. Компания оживилась.
«Здравствуйте, девушки! А Вы уже знакомы с творчеством Саши Гальпера? Нет? В первый раз? Прочли объявление в Интернете? Отлично! Значит, моя рассылка работает! Присаживайтесь».
Присутствие наше было сдобрено крякающими смешками и возгласами «Саша, а прочти мое любимое!» На что Саша ответил, что боится, девчонки убегут сразу». Мы застенчиво улыбались и ничего не могли понять. Минут через двадцать подошло еще несколько человек и представление началось. Возвышаясь над столом, заложенным листами, Саша начал метать в нас свои стихи – мощный поток отсутствия рифмы и изобилия матерных слов. Первые минут 15 я удивленно смотрела на Гальпера, потом в пол, после чего ироничная улыбка вцепилась в мое лицо, как черт в грешную душу. Рядом же сияло Верино вдохновенное. Заглянув в ее глаза можно было подумать, что перед ней сам Байрон. Одухотворенное, чистое, детское лицо улыбалось, приводя меня в недоумение. Изрядно обматерив американскую действительность, Саша в конце концов замолчал. Потом поблагодарил нас за то, что дослушали, не ушли посреди выступления.
Откланявшись, мы решили спуститься в ресторанчик и запить острое творчество поэта холодненькой водичкой. По дороге нас догнал организатор поэтического вечера и в смущенно-извиняющейся форме приглашал приходить снова. «У нас не всегда так, как сегодня».
Графика интерьера, полутьма… Открыв меню, мы вспомнили, что у нас классически-по-студентски мало денег. Выбор кушаний Вера взяла на себя. Уверенно-расслабленная поза женщины, которая точно знает, чего она хочет, и помнит, что многое может себе позволить, изогнулась в сторону долговязого официанта.
- «Принесите нам, пожалуйста, глинтвейн.. Да. Глинтвейн. И хлеба» - поставила точку Вера.
- «Хлеба к горячему? Что будете заказывать?» - пролепетал официант.
- «Ничего. Просто хлеба. К глинтвейну. Есть у вас хлеб?» - по-детски обаятельно, но твердо прозвучал вопрос.
- «Не хотите ли тосты с грушевым конфитюром?» - услужливо предложил худощавый.
Вера заглянула в меню, посмотрела на цену, отложила его в сторону, подумала с минуту, наклонила голову в другую сторону и заключила:
«Нет. Тостов мы не хотим. Лучше хлеба».
Официант сконфуженно удалился. В тишину ворвалась шумная компания Гальпера, и сам творец попросил нас уступить им боле просторный столик, который мы сразу облюбовали. В вознаграждение Вера получила сборник стихов с автографом. Великодушнее с его стороны было бы заказать нам горячее… к хлебу.
Вернулся официант с двумя бокалами и плетенкой тонко нарезанного хлеба, белого и черного.
Теперь, обняв пальцами бардовый сосуд, украшенным апельсиновыми корками, я осторожно выпытывала у Веры, что же в стихах Гальпера ее так вдохновило.
«Мне просто было смешно, вот я и улыбалась. Мы с тобой такие две тургеневские девушки, воспитанные на поэзии золотого века.. красивые, причесанные, с бантиками…А тут такое… Контрастное» - вещала Вера, обмакивая хлеб в вино. А я удивленно впитывала прозрачно-невесомое восприятие мира этого ясноглазого ангелочка рядом. Потом я долго что-то увлеченно рассказывала, изредка поглядывая на бурное веселье соседей и проворность официанточек, старающихся угодить гуляющему поэтическому столику.
Наши яства подходили к концу, противореча нескончаемым темам для разговора. Пора уходить, рассчитайте. Хлеб в счет не включили.
«В твою честь за счет заведения» - засмеялась я.
Глотнув свежего воздуха, мы поняли, что после ресторана голодны, как волки. Добежав до первой попавшейся палатки, мы жадно набросились на тосты с ветчиной и сыром. Глинтвейн еще будоражил кровь и, захлебываясь смехом, мы поднимали пластиковые стаканчики с чаем за прошлое, настоящее и будущее!