ЗАКОЛДОВАННЫЙ ГОРОД


Посвящается моему другу Лео


- Н-да, - профессор Медведев положил в общую стопку на столе последний лист с эскизом и принялся набивать табаком старинную трубку. За эту страсть – курение трубки - в Академии его прозвали Холмсом. Прозвище шло ему. Хотя профессор не отличался страстью к расследованиям, вид всегда имел такой, словно стоит на пороге великого открытия. Прибавьте к этому чуть сощуренные глаза, наполненные усталостью и некоей запредельной мудростью, лёгкую полуулыбку, - перед Холмсом-Медведевым робели не только студенты и аспиранты… Женская же часть преподавательского состава Академии Культуры и искусств была и вовсе в него поголовно влюблена.
Молодой художник Вячеслав Графонов, в миру просто Граф, Холмса не просто уважал, а… очень уважал! И сейчас, замерев, ждал профессорского вердикта.
На ореховой столешнице, идеально чистой, с аккуратно разложенными стопочками бумаг юная муха кокетливо чистила крылышки. Граф, не сводя с неё взгляда, глухо спросил:
- И каково ваше мнение?
Профессор затянулся, эффектно выпустил кольцо дыма. Табак в его трубке чуть слышно потрескивал.
- Что вам сказать? В целом рисунки неплохие. Чувствуется экспрессия, ваши личные переживания, поэтика я бы даже сказал. Вы, безусловно, талантливы, но…
Муха на столе злорадно потирала лапки.
- Но?
- Вашим работам не хватает глубины, жизни, отражения чего-то большого, того, что лежит на уровне подсознания. Художник – это не просто умение изобразить диковинное животное, которого нет в природе, а убедить зрителя, что зверь сей существует где-то ТАМ, что он чувствует, мыслит по-своему. Средь океана живой плазмы… А всё остальное, без этого, – ремесло, не более.
Он ободряюще похлопал молодого человека по спине.
- Вы, я вижу, расстроились. Не стоит, друг мой. Не всем дано создавать шедевры. В вашем возрасте я был ничуть не менее тщеславен, - он усмехнулся. – В своё время посетил немало экспертов и любителей живописи в надежде получить желанный отзыв. Я спорил, доказывал, пытался объяснить, что иначе вижу мир… Это свойственно юности.
Новая затяжка, сопровождаемая потрескиванием остатков табака, синее кольцо дыма… Граф проводил его взглядом и угрюмо начал собирать со стола свои листы. Потревоженная муха обиженно перелетела к окну и теперь билась о стекло, тщетно желая вылететь.
- В конце-концов, - профессор выбил трубку, осторожно постукивая о край хрустальной пепельницы, - в конце-концов любая работа требует таланта и мастерского подхода. Не всем же украшать соборы фресками. Кому-то надо и шкатулки расписывать. Или кулончики. Такие, знаете, на перламутровых ракушках. Сейчас в салонах продаются… Между прочим, пользуются большим спросом.
- Угу, - кивнул Граф. – Кулончики – это круто. До свиданья.
- До свиданья.
Профессор подошёл к окну, распахнул его, впустив холодный, пахнущий дождём воздух. Задумался на миг.
Муха передумала улетать и рванула назад, в тёплую и душную глубину кабинета.
- Подождите-ка! – окликнул вдруг Медведев художника. – Зайдите на минутку… Присядьте, если не торопитесь. Хочу вам кое-что показать. У меня появилась одна идея… Да положите свои листы!
Граф послушно опять сгрузил стопку на ореховый профессорский стол. Медведев меж тем открыл маленьким ключом высокий застеклённый шкаф с книгами, достал толстый фолиант, украшенный затейливым восточным орнаментом. Чёрным по чёрному. Если приглядеться, можно было заметить, что орнамент, слегка выделяющийся тиснением на коже обложки, являл собой повторяющиеся арабские письмена.
- Вот, взгляните, - профессор открыл книгу где-то посередине и положил перед Графом. – Только руками прошу не трогать. Это раритет и очень дорогая вещь. Смотрите так.
Несколько секунд художник вглядывался в иллюстрацию на глянцевой, обработанной воском странице, потом потрясённо выдохнул:
- Невероятно!
Увитые тугими мускулами тела, горящие неземным светом глаза, напряжённые, готовые распахнуться крылья, - настолько картина была наполнена жизнью, что казалось мгновение – и дивные существа пронзят небо в стремительном полёте, мгновение – и жаркое дыхание опалит кожу, заставит трепетать от ужаса перед неуёмной силой.
- Репродукция? А где подлинник? Хотелось бы взглянуть!
- Это не репродукция, - профессор закрыл книгу, подержал её в руках, словно сожалея, что с шедевром придётся расстаться даже на какое-то время, и снова запер её в шкаф.
- Это не репродукция. Это рукописный экземпляр труда персидского путешественника, исследователя, поэта Абд Хазма. Все иллюстрации в книге подлинные, работы автора, который – заметьте! – не был профессиональным художником. По его словам, он вообще рисовал очень плохо.
- А другие картины там есть?
- Картины есть, такого же качества. Но не стоит без нужды тревожить эту книгу… Она очень старая, - пояснил Медведев. – Написана по-арабски. Вы владеете арабским?
Граф покачал головой.
- Так я и думал. Тем более ни к чему там шарить. Но вот о чём в ней говорится, я вам расскажу. Собственно, для этого и попросил остаться.
Медведев сел напротив художника, в своё кресло, снова взял трубку, однако, раскуривать не стал – просто вертел в руках и разглядывал, словно пытаясь узреть и в привычной своей вещи очередную тайну.
- «Ирем зат аль Имад». Так называется сей фолиант. «Путешествие в Ирем, город Колонн». Вы слышали когда-нибудь про Ирем?
- Нет, а где это?
Профессор усмехнулся.
- Хороший вопрос. Где… Однако, мы вернёмся к нему чуть позже. А сейчас – о книге. Так вот. В восемнадцатом веке персидский поэт, философ и исследователь Абд Хазм, путешествуя по аравийской пустыне Руб аль Кхалии, нашёл дорогу в таинственный город, построенный ещё на рубеже эпох некоей цивилизацией, возможно неземной. То, что он увидел, описал в своей книге и утверждал, что всё – лишь малая толика хранящихся там чудес, столь не похожих ни на что и столь глубоко влияющих на сознание, что эпиграфом к книге сделал странную фразу «Вошедший в Ирем никогда более не покинет его. Таким, как прежде…».
Кое-что он, как мог по его словам, изобразил, дабы проиллюстрировать свои наблюдения. Вы видели.
Большинство ему не поверило, но были и те, кто захотел сам побывать в таинственном городе, и обрести волшебный дар либо увидеть чудеса. Только повторно Абд Хазм не смог найти туда дороги. Хотя, близ места, где происходили события, под толщей земли и песка обнаружили руины древнего города. Это уже в наши дни. Там и сейчас ведутся раскопки, показываются туристам, что приносит какой-никакой доход в местную казну.
Сам же путешественник бесследно исчез, оставив записку, что возвращается в Ирем. Поиски не дали результатов. По официальной версии он заблудился в пустыне.
Я, пожалуй, зачитаю вам фрагмент перевода книги. Только прошу извинить – всё-таки я не востоковед, и иные семантические значения языка так и остались загадкой. Я нашёл им лишь приблизительный аналог.
Профессор достал из ящика стола общую тетрадь. Полистал.
- Не люблю компьютеры. Я, знаете ли, консерватор и придерживаюсь мнения, что самый надёжный модуль памяти – старая добрая рукопись… Так… где тут?... Вот! «… и стойкое убеждение, что Аллах Всемогущий и Всемилостивейший не создавал этого места, ибо явленное там взору противоречит любым догмам. Когда твёрдое не есть твердь, а жидкое не есть вода. Когда ночь не есть тьма, а день – не есть приход солнца.
Я назвал ЭТО городом, ибо в нём, не похожем ни на что на земле, ни на один ландшафт, ни на одно поселение, обитает, живёт и мыслит Нечто!..
Я дышал пламенем. Я пил звёздный свет. Мои сны исторгали материю. Моя мысль творила жизненные формы, обретающие разум.
Я прошёл по Дороге. Я лицезрел страх и блаженство. Я ничего не просил, ни о чём не думал, не пытался постичь непостижимого.
Я только шёл. И чувствовал себя богом…»
- Не следует всё понимать буквально, - Медведев закрыл тетрадь. – Абд Хазм был, прежде всего, поэтом и мыслил особыми категориями. Но несколько раз в тексте утверждается, что уже только проход через Заколдованный Город наделяет человека удивительными возможностями.
- Интересно.
- Да, - кивнул Медведев. – Но самое интересное и касающееся вас, впереди.
- Касающееся меня?
- Именно. Я вижу в вас большой художественный талант, потенциал, о котором вы и не подозреваете, и который надо лишь пробудить, дать ему толчок. Никакое чудо не принесёт пользы бездарному лентяю. Если же у человека есть задатки, грех не помочь ему. В этом вижу свой долг, как искусствоведа. Но прежде ответьте, склонны ли вы к авантюризму? Можете ли решиться совершить необычное путешествие, которое возможно повлияет на всю последующую жизнь, изменит вас, откроет глубочайшие страницы подсознания?
- Звучит неплохо, - ответил художник. – Но что из этого следует?
- Не хотели бы вы съездить в путешествие?
- Куда??
- В Эмираты для начала, в составе этнографической экспедиции. Человек, который должен был отправиться, неожиданно заболел, серьёзно и надолго, а фонды выделены, утверждены. Поздно что-то менять. Я бы и сам поехал, но у меня срочная работа, и сердце, знаете ли… Менять климат в моём возрасте противопоказано. А там жарковато. Для вас же это – уникальная возможность. Другого шанса может не представиться всю жизнь, поверьте.
От неожиданного и столь заманчивого предложения у Графа сердце забухало, как молот, однако, он постарался взять себя в руки, вздохнул и неуверенно произнёс:
- Но… я никакого отношения к этнографии… Чем я там смогу помочь?
- Этнографией будут заниматься без вас, - махнул рукой Медведев и откинулся на спинку кресла. Улыбнулся снисходительно.
- Вы поедете от моей кафедры, где только я решаю, с каким поручением и какой целью.
- И какой же целью? – осторожно поинтересовался Граф. Он никак не мог поверить в отсутствие подвоха. А кто бы поверил?
Медведев снова наклонился над столом и внимательно глянул на собеседника.
- Я хочу отправить вас в Ирем.

* * *

Всё произошло настолько быстро, что Граф, уже сидя в мягком кресле Боинга компании «Эйр Франс», выполняющего рейс в Дубай, не мог поверить ни в реальность происходящего, ни в свалившуюся удачу. Картины служили более отдохновению души, нежели пополнению бюджета, так что для жизни приходилось заниматься работой, далёкой от живописи. Скромный, весьма скромный оклад сервис-техника по цифровому оборудованию (специальность, характеризуемая среди компьютерщиков, как «подай-принеси-пошёл вон не путайся под ногами») позволил бы совершить поездку в мировой центр пляжей, отелей и курортов лет так через триста жесточайшей экономии.
Он пытался настроиться на серьёзный лад, напоминая себе, что едет не развлекаться, а по делу и весьма серьёзному, но как же не окунуться хотя бы разок в синие, восхитительно солёные воды Персидского залива, не поваляться часик (а лучше – денёк) с бокалом ледяного коктейля в руках на песочке пляжа, не полюбоваться морским закатом (вдруг удастся увидеть таинственный зелёный луч!)… Да ещё, говорят, девушки-китаянки делают восхитительный массаж. Совсем недорого!
Граф вздохнул. Сначала работа. А песочек никуда не денется. Если останется время, появится и возможность. Может быть.
Но какой там песочек! Какие пляжи и китаянки! Почти сразу после шестичасового перелёта в Дубай, пришлось мчаться на самолёт местных авиалиний, выполняющий чартерный рейс в Эр Рияд…

В столице Саудовской Аравии, в королевском аэропорту было прохладно, богато, чисто и на удивление мало пассажиров. Не наблюдалось суеты, присущей московским аэропортам, персонал работал чинно и неторопливо, объявления давались на трёх языках.
Граф сносно владел английским, вдобавок приобрёл разговорник на арабском, так что, объяснить, куда ему надо, не составило труда. Разместившись в номере маленькой аэропортовской гостиницы, он помылся и, не вытираясь, мокрым, плюхнулся на постель с белоснежным, шелковистым бельём. Жара с непривычки просто угнетала. В номере работал кондиционер, и возможно по местным меркам было прохладно, но для москвича температура в тридцать градусов по Цельсию понималась, как не просто «жарко», а «очень жарко» и «удушающее жарко»!
Несколько раз Граф бегал в душ, а под конец вовсе намочил простыню и завернулся в неё, что принесло хоть какое-то облегчение. По телевизору по всем каналам транслировали новости (и кто это сказал, что арабы любят смотреть танцы живота двадцать четыре часа в сутки?), Граф ни слова не понял из пулемётной тирады журналиста, а потом и вовсе незаметно для себя так и заснул с пультом от телека в руках.
В пять утра по местному времени явилась с предложением уборки номера горничная. Вернее, горничный, ибо женщины, если и встречались в аэропорту, то закутанные до самых глаз в какие-то длинные шарфы и обязательно сопровождаемые мужчиной. Среди персонала представительниц прекрасного пола не наблюдалось.
Столь ранней побудке Граф, само собой не обрадовался, но сон прошёл как-то сразу, так что, ругнувшись скорее для проформы, путешественник прихватил разговорник и отправился искать справочную.
«Мистер ГрафонОфф, чем можем быть полезны?»
«Подскажите, плиз, где и как мне отыскать, - Граф сверился с листиком, вложенным в разговорник. – Шейха Махмада Али ибн Рафии?»
«Шейха? А мистер ГрафонОфф не желает записаться на аудиенцию к Королю? Это проще, - вежливый, но не лишённый сарказма смешок. - Но, если мистер подождёт, то можно поискать в базе данных полицейского управления. Вдруг там что-то есть? Это не совсем законно, но выполнимо. При небольшом вознаграждении».
Граф сунул ему десять долларов, пообещав добавить ещё сорок в случае положительного результата, и присел на прохладную мраморную скамью у окна, намереваясь подождать.
- Вот чёртов шейх, - буркнул он.
- Простите? – отозвался некто рядом.
- Это я не вам! – и вдруг сообразил, что с ним говорят по-русски.
Незнакомец – молодой спортивного вида мужчина – представился Странником.
- Вячеслав. Можно просто Граф, - протянул ему руку Граф.
- О, ваше благородие - дворянин? – улыбнулся Странник с лёгкой иронией в синих глазах. - Сейчас это модно.
- Фамилия у меня Графонов. Всего лишь. А происхождение – насквозь пролетарское. Так что я не заморачиваюсь на этот счёт.
- Понятно, - кивнул Странник. – Граф, так Граф. Я не против любого расклада. А могу я узнать, о каком шейхе вы говорили?
- Да вот… Сейчас, - Граф достал бумажку и прочитал. – Махмад Али ибн Рафии.
- Рафи, - поправил Странник. – Махмад Али ибн Рафи. А зачем он вам?
- У меня к нему дело, - коротко ответил Граф. – А вы знаете, где его найти?
- Примерно да.
- Ух, ты! – обрадовался авантюрист-путешественник. – А почему примерно? Он что, на месте не сидит?
- Он принимает паломников. Последние два дня. А потом снова уйдёт в пустыню, и никто его три года не увидит.
- Паломников? Разве сейчас время хаджа?
- Нет. Месяц Зуль Хиджа в этом году приходился на январь по европейскому календарю, так что хадж уже закончился. Но паломники – не обязательно правоверные мусульмане, путешествующие в Мекку и Медину. Есть те, которые преследуют иные цели.
- А шейх им зачем?
- Мистер! – позвал вдруг паренёк из справочного окошка. – Мистер ГрафонОфф!..
Граф сунул ему ещё четыре десятки и получил взамен листик с адресом.
- Аль Кабир. Это где?
- Отсюда примерно километров пятьдесят на юго-восток. Небольшое поселение, руины старого городища…
- Да, там, вроде, раскопки чего-то древнего должны быть.
- Интересуетесь археологией?
- Я художник.
- Хотите написать портрет шейха? – улыбнулся Странник. – Скоро должен прилететь один мой знакомый из Франции. Если хотите, поедем вместе. Он тоже жаждет пообщаться с Великим.
- Тоже художник?
- Нет. Он режиссёр. Снимает фильмы о всяких чудесах, парапсихологии, НЛО… Так едете?
- Да,- чуть поколебавшись, согласился Граф.

* * *


Французский режиссёр оказался милым разговорчивым круглым человечком лет пятидесяти, лысоватым и энергичным.
- Вы любите фантастику, месье Граф? Да? Шарман! А всякие тайны? Загадки мироздания? О! Любите! Шарман! Я знал, что мы найдём общий язык, пусть даже и не французский! – он засмеялся своему каламбуру, - И, может, мы с вами вместе создадим настоящий шедевр!.. Я представляю начало так, - он вскинул руки, нарисовал ими круг в пространстве.
- Крупным планом портрет шейха, нарисованный вами.
Джип, на котором они ехали, подскочил на кочке и француз ухватился за дверную ручку.
- Я не портретист, месье Шано.
- А что же вы рисуете? – не унимался режиссёр. – Пейзажи?
- Животных, птиц… Я рисую инопланетных зверей.
- О! Как интересно! Нет, нам обязательно надо сотрудничать. Вот моя визитка. Позвоните мне. Как вернёмся, и если вернёмся… - он хохотнул, но немного напряжённо. – Н-да. Вернёмся… Как вы думаете, друг мой, - Шано повернулся к Страннику, молча разглядывающему пустыню за окном. – Всё будет хорошо?
- Конечно, - отозвался тот. – Главное – верить. Надо просто верить.
- Верить во что? – Граф переводил взгляд с одного спутника на другого.
- В Бога, наверное, - пожал плечами Шано. – Или в дьявола. Кому – как. Вот вы, во что верите вы?
- Вы о религии?
- Ну-у-у? Вообще. Вообще во что-нибудь верите? В судьбу, в любовь, в инопланетян?
- Конечно. Разве можно совсем ничему не верить?!
- Можно, – Шано отвернулся к окну. Игривое настроение француза как-то сошло на нет. Он помрачнел. – Для меня нет в жизни вещей, которые бы принял безоговорочно, без доказательств.
- Но вы же снимаете фильмы о разных чудесах! И при этом не верите, что они существуют?!
- Это не одно и то же. Я предлагаю зрителю то, что он хочет видеть, за что готов заплатить. Это всего лишь работа. И моё отношение к ней выражается лишь в качестве подаваемого материала, а не в вере в факты. Впрочем, от зрителя я тоже не требую ничего сверх заранее оговоренного. Найду что-то увлекательное, сниму и покажу. Если будет неинтересно, мой фильм не купят, а я этим зарабатываю на жизнь.
Он усмехнулся.
- Думаете, я верю в Ирем? Что его построили инопланетяне? Да ничего подобного. Это сказки! Но я о них снимаю кино. И, поверьте чутью профессионала, это обещает быть дьявольски интересно. Ключевое слово здесь «дьявольски». ТАМ что-то есть, безусловно. Не могу сказать, что именно и чем объяснить, но сделаю так, что зрители будут стонать от ужаса и восторга.
- Подождите-подождите, - помотал головой Граф. – Давайте по порядку. Что вам известно про Ирем? И откуда?
- О! Вы заинтересовались? – вновь слегка оживился Шано. – Что ж… Только на последний вопрос я не отвечу. Уж позвольте сохранить в тайне мои источники информации. Удачная коммерция – вещь капризная, и конкуренция мне не нужна.
- Я не снимаю фильмы про инопланетян, - покачал головой Граф.
- Тем не менее. Не обижайтесь.
- Да я не обижаюсь. Расскажите, что считаете нужным. Про Ирем.
- Угу. Это, друг мой, не что иное, как врата в Ад! – он сделал эффектную паузу.
- Немногое ты видел, если так говоришь, - заметил Странник, по-прежнему рассматривая барханы.
- Как же, как же! Когда моя жена сажает меня на диету, пусть кто-то возразит, что я не попадаю в персональный ад, - хохотнул режиссёр. – Кстати, я проголодался. У меня есть сэндвичи и сок. Не присоединитесь?
Он зашуршал пакетами в своей дорожной сумке, извлекая на свет огромные бутерброды с самой разнообразной начинкой – колбасой, рыбой, сыром, огурцами. На изготовление каждого ушёл целый батон хлеба, не меньше.
Странник покачал головой, отказываясь от трапезы, а Граф решил закусить, но, опасаясь, что не сможет осилить сэндвич целиком, отломил примерно треть. С удовольствием сжевал, запил соком, предусмотрительно поставленным в маленький дорожный холодильник в джипе.
Водитель-араб есть тоже не стал, хотя сока глотнул.
- Известно ли вам, мой юный друг, что такое «Аль Азиф»? – жуя, вопросил Шано Графа. Тот отрицательно мотнул головой.
- Примерно в семисотом году нашей эры арабский поэт, мистик, бунтарь Абдул-аль-Хазред написал книгу, всемирно известный труд «Аль Азиф» – «Вой ночных демонов». Об этой книге ходит столько противоречивых слухов и мнений, церковь объявила её запрещённой и еретической, - так что неудивительно, что название вам не знакомо. А про Некрономикон вы наверняка слышали.
- Слышал. Это что-то из фантастики? Лавкрафт, верно?
- Нет. Говард Лавкрафт здесь ни при чём. Некрономикон – неправильный перевод с арабского «Аль Азиф». Книга действительно существовала и существует поныне, хотя и в сильно урезанном виде, хранит удивительные тайны, уникальные сведения о потустороннем мире, о древних цивилизациях. Вот в ней-то впервые и упоминается Ирем, город, стоящий в преддверии ада, город чудес, за лицезрение коих взимается одна плата – жизнь…
Трудно судить, что там на самом деле, ибо попасть туда, а главное – вернуться! – удаётся далеко не всем. Только самые отчаянные головы предпринимают путешествие в Ирем, зачастую эти самые головы там и оставляя.
- А вы? – внезапно охрипшим голосом спросил Граф, - Вы не боитесь?
- Это моя работа – разведывать то, что потом можно выгодно продать… Боюсь, конечно, - помрачнел Шано. – Поэтому и попросил сопровождать меня в путешествии господина Странника, который уже бывал в Иреме и вернулся.
- Вы там были? – изумился Граф.
- Да, - коротко ответил тот.
- И… как? Что там? Что вы чувствовали? И видели?
- Если вам повезёт, всё увидите сами. А если нет, то и знать ни к чему.
- Как это, повезёт? Что значит, повезёт? Нам!
- То и значит. Ведь цель вашей поездки – Заколдованный город, как чаще всего называют Ирем.
- А как вы…
- Догадаться нетрудно, коль вам нужен шейх Махмад. Но лучше бы вам отказаться, пока не поздно. Может и не всё, о чём осведомлён Шано, правда, но верно одно: это дорога в Смерть.
- Не может быть, - пробормотал Граф. – Он говорил, будет трудно и опасно… Но не настолько.
- Кто говорил?
- Неважно. Человек один.
- Подумайте, юноша, хорошо подумайте.
- А почему я должен вам верить? Верить вам и не верить профессору?
- Да как хотите, - пожал плечами Странник. – Мне всё равно. Только не говорите, что вас не предупреждали.
- Но вы же были там? И вернулись! – не унимался Граф. – Если это правда.
- Правда – что вернулся? – улыбнулся уголками губ Странник.
- Господа, господа, не ссорьтесь! – вмешался Шано. – В конце-концов, не так это и существенно, и вообще, всё будет просто отлично! Уж в это-то мы можем себе позволить поверить, даже имея природную дозу скепсиса.
Он дожевал бутерброд и затолкал свои пакеты назад в сумку. Замурлыкал:
- Сава требьен! Всё будет хорошо-о-о!
Настроение у режиссёра явно поднялось.

Остаток пути Граф угрюмо молчал. Ситуация нравилась ему всё меньше. Этому загадочному типу – Страннику – удалось-таки посеять в душе сомнения… И всё же напоминало это что-то давно знакомое. «Зона», Сталкер, ведущий клиентов-безумцев навстречу то ли лёгкому счастью, то ли погибели – это уж как он сам решит…
Почему про Город Колонн неизвестно широкой общественности? Почему не ведутся исследования, не снаряжаются по последнему слову техники экспедиции? Хотя… мало ли неизученных аномальных мест на Земле? Про иные известно-то лишь старожилам, а то и вовсе никому, но это не значит, что они менее интересны, менее таинственны, менее чудесны. И Ирем в общем списке вряд ли занимает лидирующую позицию.
Нет, месье Шано никогда не останется без работы!
Но от Странника лучше держаться подальше. Слишком уж он самоуверен.

* * *

Аль Кабир, расположившийся посреди пустыни, являл собой город, словно бы сошедший с картины о прошлом или даже позапрошлом веке. Здесь можно было бы снимать фильмы о кочевниках, похищенных красавицах и о тысяче и одной ночи волшебных сказок – настолько уже сам вид старых домов из необожжённого кирпича, узких улочек пальм навевал атмосферу таинственности и причастности к чему-то запредельному.
Людей на улицах почти не было, или же они прятались от полуденного солнца в прохладном полумраке жилищ.
На въезде в город дорога перекрывалась шлагбаумом. Смуглый полицейский в ослепительно белой рубашке и таких же брюках – костюме, выглядевшем непривычно средь бурнусов и клетчатых платков, схваченных обручами на головах немногочисленных гостей, - встречал приезжих, скрупулёзно проверял документы, взимал пошлину и заставлял подписывать какие-то бумаги.
Шано, одной рукой непрерывно обмахивающийся веером из газеты, другой подписал несколько листов, вскользь проглядев содержание.
Граф внимательно читал, пытаясь вникнуть в смысл запутанного бюрократического текста.
- Месье ГрафонОфф! Ну, где вы там?! Я сейчас растаю от этой жуткой жары, - взмолился режиссёр, стоявший в тени домика погранпоста. Жара и впрямь казалась невероятной после кондиционированного воздуха джипа.
- Сейчас-сейчас… Подождите, это что значит «…полная ответственность за жизнь, здоровье, сохранность и целостность имущества возлагается на туриста при пересечении им юго-западной границы города на пятидесятикилометровой демаркационной полосе…»?! Я такое не буду подписывать! Это, выходит, если кому-то вздумается меня ограбить – хотя бы отнять кроссовки! – так ему карт-бланш?!
- Если мистер не желать подписывать, - с ужасным акцентом пояснил чиновник, - это есть его право не входить в Аль Кабир. Искать приключения многие, возвращаться не все. Правительство выплачивать огромные иски. Запретить вход в город нельзя, взять подписка о личной ответственности – приказ правительства.
- Не бойтесь, - отозвался Странник, - в черте города никто с вас кроссовки не снимет. Законы Шариата очень строги. А демаркационная полоса, о которой речь и куда вы вступаете на свой страх и риск, узкая, можете её избегать, но именно там – вход в Ирем.
- Ну, ладно, - с вздохом согласился Граф, подписывая бумаги, - не очень-то мне это нравится, но не сворачивать же с полпути.

- Куда теперь? – спросил Шано, вытирая обильный пот на раскрасневшемся лице. Игривое настроение режиссёра улетучилось, в душе он немного жалел, что ввязался в столь тяжкую для его организма авантюру, но отступать не собирался и упрямо брёл за Странником куда-то через город.
Граф тоже страдал от жары, но всё же оглядывался окрест с великим любопытством, стараясь запомнить мельчайшие подробности столь экзотического места. По глупости он захватил с собой цифровой фотоаппарат и далеко не самой продвинутой модели. Аккумулятор сел быстро, снимков удалось сделать до обидного мало. Покупать же новый фотик Граф считал неразумной тратой и без того скромных средств.
Ничем не примечательный дом с огороженным двориком, полным народа, стал местом прибытия путешественников.
Шано полез в свою сумку и достал флягу с водой, но Странник остановил его.
- Здесь нельзя ни пить, ни есть.
Режиссёр безоговорочно повиновался, не стал задавать вопросы, что можно было объяснить только его усталостью.
- А присесть где-нибудь можно?
- Нет. Потерпите. Это недолго.
- Ох! – Шано прислонился к белёной стене, ничуть не заботясь, что испачкает свою моднейшую рубашку-сафари цвета хаки.
Ожидание, однако, затянулось. Солнце уже начало садиться, свет его из обжигающе белого приобрёл красно-золотые тона.
Наконец по толпе прокатилась волна оживления, а секунду спустя, наступила абсолютная тишина. Все взоры были обращены на молодого усатого мужчину, явившегося из низкого дверного проёма домика. Толпа замерла. Мужчина медленно и молча обходил посетителей, которые Графу казались все на одно лицо.
На некоторых шейх указывал пальцем, и те уходили; кто покорно, поклонившись, а кто с криком возмущения, слышным даже с улицы, куда строптивого выталкивали свои же бывшие спутники.
Дошла очередь до троих иностранцев. Граф встретился взглядом с пронзительными чёрными глазами Махмада Аль Рафи. Секунду шейх смотрел на него, потом перевёл взгляд на Странника, на Шано, и вдруг палец указал на режиссёра.
- Позвольте, позвольте, - заволновался тот, - это недоразумение! Я…
Двое дюжих молодцов направились к французу.
- Побудь снаружи, - шепнул ему Странник.
Не дожидаясь, пока его вышвырнут, Шано сам выкатился на улицу.
Шейх закончил обход, повернулся лицом на восток, воздел руки и громко произнёс:
- Аллах у Акбар!
- Аллах Акбар, - вторила ему изрядно поредевшая толпа, и паломники потянулись к выходу, а Махмад Аль Рафи снова исчез в доме. На том священнодействие и закончилось.
- Нет, вы мне скажите, - возмущался Шано, - чем я ему не понравился, и что означает весь этот ритуал? Дурацкий ритуал, выматывающий ритуал! Эффектный ритуал, но только когда наблюдаешь за ним из зала кинотеатра с попкорном в одной руке и банкой «пепси» – в другой. Но простоять несколько часов в голоде и жажде лишь затем, чтобы тебя отбраковали как старого жеребца, это, знаете ли, унизительно! Ответьте же мне, месье Странник! Что всё это значит??!
- Это – ритуал благословения, - терпеливо дождавшись конца гневной тирады, пояснил Странник. – Тем, на кого указал шейх, нельзя идти в Город Колонн. Остальные вольны действовать, как пожелают, но на отобранных лежит печать смерти.
- Ну, конечно! Как он это узнаёт? И можно ли ему верить?
- Как узнаёт, понятия не имею, а верить не просто можно, а необходимо, если, конечно, дорожите жизнью.
- Но как же я сниму фильм, если сам – сам!! – ничего не увижу?! – Шано совсем не умел или не считал нужным скрывать свои чувства, и сейчас весь облик ещё недавно уверенного, что держит удачу за хвост, человечка выражал безмерное отчаянье. Француз, казалось, вот-вот заплачет.
- Я должен идти! Должен, понимаете?!
- Вам решать, друг мой. Никто за вас вашей судьбой не распорядится.
- А если, - Шано вцепился в рукав Странника, - если сходить к нему снова? Может, он… ну, не знаю, святой водичкой сбрызнет? А?
- Не знаю, - пожал плечами Странник. – Попробуйте сходить к нему завтра, но, боюсь, результат останется тем же.
- Что же мне делать? – Шано был настолько расстроен, что даже забыл про жару и перестал потеть. – А если я всё-таки пойду? Я же не верю ни во что, ни в какие приметы! Даже в инопланетян! А тут какой-то самодовольный, упитанный юнец из страны третьего мира будет диктовать мне, как поступать!
Странник молчал, Граф тоже решил не встревать, хотя вся ситуация казалась ему полным абсурдом.
- И вообще, я бы подкрепился. Вы не знаете, где здесь ресторан?
- До ночи есть нельзя накануне паломничества. Потерпите ещё часа три.
- Ну, вот! Я уже жалею, что в это ввязался, - тон Шано из жалобного стал гневным. – Разве мы – не цивилизованные люди?! У меня ещё осталась пара сэндвичей с сыром. Вы присоединитесь? – это предназначалось Графу, но тот, покосившись на Странника, помотал головой.
- Нет, спасибо, я не голоден.
- Как знаете, - буркнул Шано. – Гостиницы с кондиционером здесь тоже, конечно же, нет. Ладно, мы – люди не гордые. Можем и под деревом посидеть.
Он прошёл к ближайшему кусту с раскидистыми колючими ветвями и устроился в его тени, усевшись по-турецки прямо на землю. Граф последовал его примеру, через некоторое время к ним присоединился и Странник.
- Что теперь? Ещё какой-нибудь ритуал полагается? – Граф почему-то чувствовал себя виноватым перед режиссёром. Словно занял чужое место, выпихнув законного владельца.
- Полагается сотворить намаз и лечь спать, потому что путешествие через Город Колонн не из лёгких. Там нельзя есть, нельзя пить, нельзя останавливаться. Можно только идти вперёд за шахринуром, а идти придётся долго.
- За КЕМ идти?!
- Понимаете, юноша, Ирем находится между измерениями и чтобы попасть туда, надо открыть проход. Обычному человеку сие не под силу, но есть некая раса людей, у которых имеются необходимые способности и передаются из поколения в поколение. Человека этой расы называют «шахринур» - что значит «проводник в Город».
- Вы мне это запишите на листике, месье Странник, - вяло отозвался Шано. Он успокоился, осоловел от еды, и ему снова стало жарко. – А то, боюсь, я не запомню. Диктофон не догадался с собой взять, понадеялся на память, а от жары мозги плавятся. И думать со-о-овсем не хочется. Да ещё в смертники записали. О чём ином тут можно думать?

С наступлением сумерек жара спала. На улицах городка началось оживление – засновали прохожие, зацокали конские копыта, зафыркали верблюды, зазвучала восточная экзотическая речь. Граф пытался было что-то понять, но не смог разобрать даже отдельных слов. Пока совсем не стемнело, он учился произношению по разговорнику, чем вызвал бурное веселье Шано. Хотя тот владел арабским не намного лучше, в сравнении с российским художником считал себя специалистом.
- Скажите, месье Шано, ваш друг Странник – вы давно его знаете? Что он за личность? Даже имя своё не захотел назвать. Замкнутый, какой-то весь в себе…
Граф поудобнее умостился на толстом и колючем ковре из верблюжьей шерсти во дворе маленькой гостиницы под открытым небом. На таком же коврике рядом отдыхал, глядя в звёздное небо, французский режиссёр.
- Советую вам доверять ему, месье ГрафонОфф. Да, он весьма загадочен и замкнут, но тому есть причины. Некая личная драма не позволяет ему наслаждаться жизнью в полной мере, быть раскованным и беспечным. Ну, и своеобразный квест, в котором он должен помогать тем, с кем его сведёт судьба. Но это не имеет связи с религией. Понимаете, здесь что-то внутри. В душе, - Шано причмокнул, - Я подумываю снять о нём фильм. Когда-нибудь…

* * *

Облачённые в некие подобия кимоно – просторные белые рубашки и штаны, перехваченные холщовым поясом, в одинаковых белых тюрбанах со свисающим длинным свободным концом – если начнётся буря, этот конец поможет защитить лицо от ветра и песка – паломники неотличимо были похожи друг на друга.
Вдоль белой, длинной, неровной колонны шла хрупкая девушка с открытым в отличие от столичных дам лицом, но в таком же тюрбане, как и у остальных, только сиреневом, а не белом. Девушка приветствовала каждого паломника поклоном и словами: «Доброй дороги, сохиб!» Не обошла вниманием и Графа со товарищи.
- Это кто? – спросил Шано.
- Наш проводник, - отозвался Странник.
- Это милое дитя водит караваны в Заколдованный Город?!
Странник пожал плечами.
- Она – потомственный шахринур, и водить караваны – её работа.
- А зачем весь маскарад с переодеванием?
Странник оглядел их с ног до головы. Улыбнулся.
- А вам не нравится? Наверное, дань традиции. Или просто мера предосторожности. Кто знает, как поведёт себя ваша супермодная синтетика в ином измерении?
Посерьёзнел.
- Вам лучше бы остаться, Шано. Шейх зря никого не предупреждает. Вы рискуете гораздо больше, чем остальные.
Режиссёр взглянул на него, вздохнул. Колонна тронулась. Вслед за девушкой-шахринуром паломники направились к гряде живописных, красноватых скал. Шано стоял на месте с отчаяньем во всём облике, провожая взглядом удаляющихся людей в белых одеждах.
Но не прошло и нескольких минут, как он сорвался с места и помчался следом за всеми.
- Нет, - еле переводя дух, прокомментировал он свой поступок, - я… должен… должен сам увидеть! Если цена тому – моя жизнь, пусть так и будет. Во всяком случае, я умру счастливым и уж никак не трусом!
Странник ничего не ответил, а Граф пожал руку режиссёру.
- Вы отважный человек, месье Шано. Я рад, что познакомился с вами.

Шли медленно, колонна растянулась на несколько сот метров. Граф подумал, что таким темпом они не дойдут до места и за несколько часов, хотя скалы казались так близко!
- Эти люди, - спросил он Странника – зачем они идут, как вы думаете? Что надеются найти ТАМ?
- Это – магрибы, знахари, целители.
- Магрибы?
- Да, самые настоящие колдуны. И каждый из них идёт в Ирем, чтобы утвердиться, пройти проверку своей силы и получить дополнительные возможности.
- Это реально? Получить возможности?
Странник пожал плечами.
- Но вот вы, вы что-то получили? Тогда, в первый раз?
- Того, что я искал, в Иреме нет.
- Зачем же вы снова идёте?
Странник не ответил, лишь молча указал рукой вперёд. Граф глянул туда и замер…

* * *

- Проходите-проходите, молодой человек, Вячеслав…э-э-э… ладно, впрочем. Вы слишком юны для именования по отчеству. - Холмс-Медведев, профессор искусствоведения, с чувством пожал Графу руку.
- Дайте-ка взглянуть на вас… Вы изменились. Право же, в вас появилось нечто… Нечто. Взгляд другой. Вы словно повзрослели. Лет на тридцать.
Потом улыбнулся.
- Шучу-шучу. Вы всё тот же милый, обаятельный художник, что пришёл ко мне две недели назад, - он дружески похлопал Графа по плечу. – Садитесь.
И сам устроился рядом, не в роскошном своём профессорском кресле, а на гостевом стуле.
- Не мог встретить вас в аэропорту, был на конференции. Уж извините старика. Как добрались? Нормально?
Граф кивнул.
- Ну, рассказывайте, рассказывайте, не томите!
- Рассказывать особо нечего.
- Как нечего?! Вы же были… там! Были?
- Да.
- В Иреме, - уточнил Медведев.
- Да, - сдержанно повторил Граф.
- И каковы впечатления?
Он порылся в сумке и достал небольшую деревянную коробочку. – Вот то, что вы просили.

Кинул сумку на стул и отошёл к окну.
- Можно я приоткрою чуток? – не дожидаясь разрешения, повернул ручку рамы, глубоко вдохнул запах снега, улицы, наступающей зимы.
- Силы Великие! – прошептал Медведев, осторожно, двумя пальцами, беря артефакт. Положил на ладонь, медленно открыл. В коробочке лежал обычный серый камушек, чуть поблёскивающий гранями.
- Выглядит так обыкновенно, буднично и просто.
- Просто, - эхом отозвался Граф. В памяти всплыли красноватые скалы вдали, удушающий жар, узкая тропа, с обеих сторон обрывающаяся в дымную пропасть, крик Странника, еле слышимый в вое ветра: «Вставай!! Надо идти! Поднимайся!..», свой рыдающий голос: «Не могу… Брось меня…»
- Просто, - повторил он.
Просто хотелось лечь и умереть, чтобы прекратилась боль, терзающая каждый нерв, каждую клетку тела. Так просто было сделать шаг в сторону, улететь в бездну, и всё бы кончилось… Шестнадцать часов страданий…
Он настолько отупел тогда от боли, усталости и непрерывного нечеловеческого крика, завязнувшего, казалось, в ушах навечно, что, когда Странник втиснул меж его стучащих зубов горлышко фляги с водой, не мог никак понять, где он, и что происходит?
- Шано был прав. Эта дорога для грешных душ, а не людей во плоти и крови.
- Шано? Кто это? Священник?
- Режиссёр из Франции… Он погиб, - Граф прислонился пылающим лбом к холодному стеклу.
- Прискорбно-прискорбно, - пробормотал Медведев, продолжая любоваться камнем. – А шейх благословил его?
- Нет.
- Тогда сам виноват.
- Просто он очень ответственно относился к своей работе.
- Ответственность – это ещё не всё. О себе тоже надо думать. Тридцать лет назад Махмад Али ибн Рафи отказал мне в благословении. И я жив, - Медведев мельком глянул на своего гостя и вернулся к созерцанию шкатулки. Потом достал из запертого обычно шкафа – того самого! – мешочек и сыпанул на камень щепотку золотистого песка. Раздалось шипение, над шкатулкой взвился едкий дымок.
- Да, - восторженно прошептал Медведев, - это камень из Ирема… Невероятно! Свершилось! Тридцать лет я ждал этого дня. Скажите, - он повернулся к Графу, – просто интересно, а там действительно колонны? Это не метафора? Не приукрашение?
- Если это можно назвать колоннами, - пожал плечами художник. – Столбы света до самого неба, просто невероятной высоты…
- Впрочем, неважно, - Медведев положил на стол свой заветный арабский фолиант, раскрыл.
- Я благодарен вам за помощь. В отличие от ваших предшественников вы вернулись живым, а это ли уже не награда? Хотя, возможно есть что-то ещё. Не знаю, правда, что именно, но что вы получили, не сомневаюсь. Я тоже хочу получить своё. За годы ожидания, надежд и разочарований. Я заслужил не меньше, чем вы, принесший мне частичку волшебного города, а может и больше, ибо вы не знали, зачем идёте, а я знаю.
- Знаете?
- Да! Трижды «да!». Вот скажите, что, по-вашему, сейчас волнует человечество? На какие вопросы оно хотело бы получить ответ?
- Трудно сказать, - пожал плечами Граф. – Человечество нельзя воспринимать единым блоком, этаким монолитом, на который с любой стороны глянь, и всё понятно. Нас шесть миллиардов, и у каждого – свои заботы, свои проблемы, свои вопросы… А так, чтобы всех?.. Может, мир во всём мире? Искоренение болезней, голода? Проблемы занятости опять же? Или возможность реализовать свой потенциал.
Медведев снисходительно улыбнулся.
- Хороший ответ. Прекрасный ответ, если вы – претендентка на конкурсе красоты. Но ведь я спросил не о вечных вопросах, которые всегда были и будут актуальны, пока есть жизнь на Земле. Мы говорим о дне сегодняшнем. О веке информации и новейших технологий, о знаниях, которые каких-то сто лет назад были не просто фантастикой, а сущей крамолой.
- Может, жизнь? Смерть? Что-то трансцендентное?
- Уже ближе! А как насчёт вопроса о происхождении человека? О его божественной сущности? О возможностях, коими наделил нас Творец, а мы благополучно забыли в лености и невежестве? Те крохи, та мелочь, что мы научились создавать и восхищаться собственной гениальностью, ничтожны по сравнению с истинным потенциалом, вложенным в нас Богом.
Но мироздание постоянно шлёт нам подсказки, делает предложения, которых мы либо не видим, либо отказываемся по незнанию. Или же из-за страха. Да! Страха стать сильнее, мудрее, обрести могущество творить и повелевать мирами! По ту и эту сторону жизни. И одна из этих подсказок – Заколдованный Город…
Граф мельком глянул на Медведева и вернулся к созерцанию улицы. Там начался дождь, прохожие раскрыли разноцветные зонтики и спешили, такие маленькие с высоты пятого этажа, спешили куда-то по своим разноцветным делам.
А профессор раскрыл фолиант в чёрной обложке, нашёл нужную страницу.
- Вам лучше уйти, молодой человек. Впрочем, - махнул рукой, - впрочем, можете остаться, вы мне не мешаете.
Положил перед собой камень.
- Город Колонн всегда там, где его часть. Если я не могу прийти к нему, он придёт ко мне сам – почти как в восточной пословице.
Глуховатым голосом, нараспев, повышая тон в конце фраз, Медведев начал читать труд Абд Хазма. На арабском языке.

Дохнуло жаром. Горячий ветер скользнул по лицу, зашуршал песчинками, сыплющимися под его натиском с обрыва.
Крик, далёкий, неумолчный, нечеловеческий отозвался болью в груди.

Профессор читал, и звуки чужого языка – заклинания или мантры – пробуждали к жизни Силы, сминали пространство, перекраивали его. Кабинет ещё хранил слабые очертания, но постепенно они начали таять, становились всё прозрачнее, уступая место иному миру, иному измерению, чужеродному, наполненному тьмой.
Профессор читал книгу. Земля вокруг него опускалась всё ниже и ниже, становилась чернее, бурлила дымными потоками, трескалась, высвобождая из своих глубин столбы зеленоватого света.
Профессор читал, и Ирем, Заколдованный Город, раздвигал границы, занимая собой миры и вселенные.
Собравшись с духом, Граф разлепил склеившиеся веки и попытался подняться. Он лежал на узком пятачке, на вершине скалы. Подножие её терялось в темноте, но ощущения подсказывали, что – очень высоко.
Руки дрожали, усталость и тупая боль наполнили всё тело. Превозмогая желание лечь и не двигаться вообще больше никогда, Граф заставил себя сначала сесть, а потом и подняться на ноги. Перед глазами маячили красные блики, воздух, густой, горячий и тяжёлый с трудом протискивался в лёгкие.
Новый порыв ветра разметал листы с профессорского стола. Хлопьями серого пепла понеслись они над бездной, перечёркнутой узкой каменной тропинкой. Граф узнал её…

Профессор читал и, меняя окружающий мир, менялся с ним сам. Внешне и внутренне – Граф чувствовал, как чувствовал, что некие метаморфозы происходили и с ним самим тогда, на Тропе… Но если в тот раз воздействие было слабым и конечным, то сейчас незримый поток лился и лился отовсюду, наполняя бывшего человека – профессора искусствоведения Медведева – то светом, то тьмой. И ангелоподобное сияние сменялось непроницаемо чёрным силуэтом на скале. Зло или добро в нём созидалось? Мудрость или жажда власти? «Повелевать мирами» - однако, Граф надеялся, что так далеко тщеславие профессора не зайдёт. Всё-таки он – вполне нормальный мужик, образованный, культурный, во внучке души не чает…
Понимая, что не в силах ничем ни помешать, ни помочь происходящему, Граф просто молча ждал.
Истекали минуты, тяжёлые и горячие, сливались в часы. Гулко бухало сердце, и каждый удар, казалось, будет последним.
Голос Медведева становился всё тише, всё слабее. И затих совсем. Ещё некоторое время профессор словно по инерции беззвучно шевелил губами. Потом медленно, словно великую тяжесть закрыл книгу, опустил обессилено костлявую руку. Ветер трепал его седые космы, то взметая их вокруг головы, то вновь роняя на плечи, укутанные остатками чёрного рубища.
- Я… - Медведев поднял на Графа глаза. В них полыхали молнии и отражались тусклыми бликами на низких тучах.
- Я… получил, что хотел. – Кивнул медленно. Струйки песка зашуршали, скатываясь с его плеч. – Великое Знание. Великая мудрость. Великая печаль… Великая ноша. Людям не дано… Не зря… Ибо не будет счастья, вдохновения, любви… Ничего не будет. Никто не захочет жить, осознав, сколь велика Вселенная и сколь ничтожен в ней человек… Мы всегда в гордыне мнили себя венцами творения… Господи, если бы я только понимал раньше! Мог предположить… Чудовищная тяжесть…
Он перевёл взгляд на свои руки на книге. Медленно сливаясь с поверхностью, они теряли форму. Пыль забивалась в складки, причудливо очерчивая каменный рельеф беловатым контуром.
«Шейх был прав. Он знал! Он знает каждую судьбу. Его ноша - знать...
Я ухожу. ТАКОЕ нельзя нести в мир… Закрой путь, - слышал Граф шёпот в своей голове. – Не позволь Городу нарушить границы… из-за моей глупости и тщеславия… Чтобы не просочилось в мир то, что не должно. Чтобы не остановилось развитие человечества …
Закрой путь. Ты сможешь. Я знаю… Однажды вошедший в Ирем не остаётся прежним».
Светящейся искрой далеко внизу горел камень – тот самый, который профессор попросил привезти ему в качестве сувенира, и с помощью которого и окаменевшей теперь книги нарушил границы чужеродного пространства.
Граф закрыл глаза, сосредоточился, медленно выдохнул. Крылья расправились, резко пошли вниз, подминая и уплотняя воздух, бросая на него наполненное силой могучее тело.
Вспыхнув яркой звездой на фоне бурлящих туч, красный дракон спланировал с обрыва, подхватил в пируэте с крошащегося постамента белую искру.
Меж пальцев когтистой лапы заструился дым, замелькали языки огня.
Мерно взмахивая крыльями, дракон летел над бездной, унося всё дальше и дальше великий соблазн познания для юного человечества и великую же в нём опасность…

* * *

Молодой художник Вячеслав Графонов, в кругу друзей известный как Граф, поднялся с кучи мокрых листьев, слегка прихваченных лёгким морозцем, отряхнулся, глянул на свои руки. На правой ладони отпечатался причудливый след, словно в ней что-то горело, потом рассыпалось, да так и въелось чёрным в кожу, как вечное напоминание о себе. Граф потёр руку пучком листьев. След не оттирался.
- Ты глянь, что вытворяют, а?! – пожилой мужчина в спецовке и каске любовался окнами пятого этажа здания Академии искусств. Там тускло, угасая с каждой секундой, метались сполохи багрового света. Клубы тьмы втягивались в медленно смыкающуюся щель створок окна.
- Вот ведь физики-лирики! Ставят эксперименты, а потом из-за них трубы чисти!
Мужчина сплюнул беззлобно, покачал головой и полез в открытый рядом и огороженный верёвочкой люк канализации.
Граф улыбнулся. Промозглый предзимний день ярко сиял для него волшебными красками самой Жизни.
Он засунул руки поглубже в карманы куртки и зашагал домой, где ждали его кисти, краски, бумага и холсты, где ждала его работа…