Просто давно ничего не писала=) |
|
Свершилось! |
|
Симпа! |
|
Результат теста "Какая вы девушка? С картинками." |
|
Чего и следовало ожидать |
|
туц туц. Проверка: не разучились ли мы писать? |
…- Зачем ты это делаешь? – он сидел на мятых простынях, опустив голову так, что иссиня-черные пряди свесились на лицо. Быстрым, резким движением она одернула пыльный занавес. Холодный лунный свет заполнил всю крохотную комнатушку. Она почти прижалась к стеклу, не отвечая на его вопрос, будто бы потонувший в ночной тишине. Царившее в тот момент безмолвие нарушало только их размеренное дыхание. Разгоряченные сердца, наконец, усмиряли свой бешеный бег. О том, что произошло между ними совсем недавно, напоминало только измятое постельное белье да раскиданная повсюду одежда.
Исподлобья взглянув на нее, он невольно залюбовался совершенной плавностью линий молодого девичьего тела. Серебристый свет, падая на ее загорелые руки, плечи, бедра, придавал им неповторимый оттенок. Ее тело сейчас как будто сливалось с природой, освещенными матовым свечением деревьями, чьи голые ветви сплетались в устрашающем танце. На мгновение она показалась ему призрачной нимфой, пронзенной невидимыми лучами матово-яркого диска, царившего в ночном небе. Непреодолимо хотелось протянуть руку, прикоснуться к неясному ночному видению…
Словно угадав его желание, она повернулась к нему, гордая и прекрасная в осознании собственной красоты. Глубокие глаукопидные глаза смотрели на него, неотвратимо притягивая странной, дремлющей в ней страстной силой. Вид молодого сильного тела, достойного быть запечатленным в вечности самым искусным мастером, завораживал, не отпускал. Хотелось остановить это мгновение, остановить ее быстрые, стремительные шаги и продолжить пожирать глазами божественность, отчего-то живущую на земле…
- Неужели не успел наглядеться? – их глаза встретились. Он вытянул руку, стремясь приблизить ее к себе, но она пресекла его движение резким кивком головы. Он грустно усмехнулся и, расправив плечи, произнес:
- А ты против? – она улыбнулась, обнажив жемчужные зубки, и, приблизившись к нему, примостилась у изголовья кровати, положив голову ему на колени.
Он играл пальцами с крутыми завитками темно-каштановых волос, любуясь ее точеным профилем. Тихо вздыхая, она смотрела на усыпанное ярчайшими звездами небо, слегка царапая маленькими коготками его бедро. Он тихо произнес ее имя. Она подняла голову и посмотрела на него, всем своим видов призывая его спросить то, что он столько раз не решался узнать… Правда его хватило лишь на одно короткое слово:
- Зачем?..
Ему не нужно было ничего объяснять, продолжать фразу. Она поняла все, что он хотел спросить. Поднявшись с пола, она вновь подошла к окну и настежь открыла створки. Мягкий, легкий ветерок проник в комнату, внося в нее частичку ночной прохлады. Она томно потянулась, подставляя свое тело под прохладные струи. Он встал с постели, не спеша шел к ней, не отводя глаз от великолепной, будто бы отлитой из бронзы спины. Она повернулась голову и улыбнулась ему спокойной, томной улыбкой. Сильные мужские руки обвили ее хрупкие плечи, губы прикоснулись к теплой щеке. Она зажмурилась от приятных ощущений, вызванных всего одним его прикосновением. Он словно забыл о своем вопрос, забыл о том, что столько его гложило, только лишь вновь ощутив мягкость бархатистой кожи, почувствовав пшеничный аромат ее волос. Но она прекрасно осознавала, что он ждет ответа, что этой ночью он так или иначе его получит. И будет лучше всем, если она поведает ему все добровольно, не заставляя его прибегнуть к крайним мерам… Вздохнув, она немного отпрянула от него, давая понять, что сейчас разговор затронет ту тему, о которой им обоим было неприятно говорить. Она стояла, повернувшись к нему вполоборота, не замечая, что ветер стал набирать скорость, и что солнце потихоньку начинало всходить, освещая ярко-алым цветом горизонт.
- Ты ведь прекрасно осознаешь все сам, зачем в таком случае спрашивать? – ее взгляд был напряженным, она не желала затягивать этот разговор. Он видел ее состояние, но отступать уже не мог. Необходимо было, наконец, выяснить все до конца…
- Ты по-моему тоже прекрасно все осознаешь. В том числе и то, зачем я здесь.
Она обернулась, посмотрела ему в глаза, надеясь увидеть хоть намек на то, что он может передумать. Но холодный отсвет стальных окаемок угольно-черных зрачков говорил лишь о том, что он больше не отступиться. Выяснит все, что должно.
- Хорошо. Хочешь все узнать – узнаешь. Только у меня есть свое условие… - в его глазах блеснул недобрый огонек, меньше всего ему сейчас хотелось идти на уступки. Но, поразмыслив мгновение, он сдержанно кивнул. Тяжело вздохнув, она продолжила. – Я не хочу слышать никаких вопросов, мнений и тем более упреков с твоей стороны. Ты услышишь все, что хочешь услышать. Но это не моя исповедь, поэтому оставь все слова при себе. И запомни: рассказав тебе все, я тотчас уйду. Знаю, ты не собирался меня держать. Просто хочу внести ясность, дабы убить в тебе любые стремления остановить меня. Надеюсь, мы договорились?
Он усмехнулся:
- Хорош договор, ничего не скажешь… То есть в обмен на правду я должен лишиться тебя?
Темная бровь взметнулась вверх, чувственные губы скривились в странном и устрашающем подобии ведьминой улыбки:
- Неужели ты меня приобретал? Лишиться можно лишь того, что принадлежит тебе. Не думаю, что я отношусь к числу добытых тобою трофеев, или же нет? – он нахмурился и отвернулся от нее, не в силах что-либо ответить. Она убрала его руки со своих плеч и, в последний раз взглянув на него, начала свой рассказ. Чем больше слов было произнесено ею, тем больше он жалел, что решился задать свой вопрос. Она говорила тихим, полным равнодушия голосом, не обращая ни на что внимания. Лишь наблюдала за неотступно восходящим солнцем, залившим спокойным и не столь ярким сиянием весь холм. Вскоре ее рассказ закончился. Убрав со лба сбившуюся длинную прядь, она собрала свою одежду и начала одеваться. За все это время она ни разу не взглянула на него. Отыскав, наконец, кинжал, она закрыла ставни и занавесила шторы, вновь погрузив комнату в полумрак. Он не находил слов, которые мог бы сказать ей, чтобы остановить, не дать уйти сейчас, остаться с ним еще на мгновение, равное вечности…
Уже стоя в дверях, она обернулась и, пристально вглядываясь в каждую черту его лица, словно стараясь навсегда запечатлеть их в своей памяти, произнесла мягким, бархатным голосом:
- Сделай то, что тебе должно и велено. Не думай ни о ком. Каждому суждено когда-нибудь умереть. Пусть и от твоей руки. Только прошу тебя, не бездействуй. Сейчас это равноценно смерти.
Он был уже почти одет, осталось только надеть рубашку. Посмотрев ей в глаза, он холодно спросил:
- Что же ты будешь делать сейчас? Неужели надеешься справиться со всем в одиночку?
Она таинственно улыбнулась и, уже перейдя порог, ответила:
- Чем черт не шутит…
Ыыы
|
Вот что бывает, когда все заняты и мне нехрен делать |
Тихое спокойствие сквера нарушалось только шуршанием резных кленовых листьев, опавших на землю и теперь образовавших причудливых ковер. Вместо унылого серого цвета асфальта под ногами пестрил целая палитра теплых, приятных глазу оттенков красного, бардового, желтого. Она так любила это время года, такое красочное, вселяющее надежду… Такая погода дарила ей вдохновение, уносила в даль печаль, осознание собственного бессилия, страх перед собственным недугом… Вновь хотелось достать из запылившегося ящика акварель, разукрасить мир так, как угодно ей одной…
…Она шла домой через темный сквер. Всюду мерещились шаги подкрадывающихся к ней незнакомцев, но, оборачиваясь, она не видела ничего, кроме деревьев, почти обнаживших кривые ветви, в лунном свете казавшиеся сошедшими со страниц одной из страшных историй, которыми матери пугают маленьких непослушных детей. На темно-синем, почти черном небе крошечным сверкающим пятном загорелась первая звездочка, ее путеводитель… Она осторожно подняла с земли только упавший с тонкой ветви клена листик, не обращая внимания на запачкавшийся в грязи подол старого плаща. Резкий холодный ветер распушил волосы, слабо повязанные лентой. Убрав со лба выбившуюся золотую прядь, она продолжила свой путь. Небо затягивалось тучами, легкие листья парили невысоко над землей, ведомые направлением ветра. Она решила свернуть с обычного маршрута, чтобы пройти к старому мосту. Ее как будто тянула туда неизвестная до этого сила. К этому забытому всеми месту, где почти никогда не увидишь случайных прохожих…
Чистый аккуратный лист бумаги лежал на столе перед окном. Короткими штрихами она выводила на нем тусклое, серое осеннее небо, которое все равно любила. Любила так, как нельзя полюбить никого и никогда… Или все же нет?..
В распахнутые створки окна влетел кленовый лист, окрашенный в темно-бардовый цвет. Она повертела его в тонких изящных пальцах, с грустью вздохнула и вернулась к начатому эскизу. Единственным источником звука в маленькой, плохо освещенной комнате были быстрые, точные движения карандаша. Она почти не отрывала глаз от листка, редко оборачиваясь к окну. Через некоторое время, наконец, результат работы удовлетворил ее саму, отбросив карандаш в сторону, она уже в который раз окинула рисунок придирчивым взглядом. Взглянув на то, что явилось основой этого пейзажа, она удивленно перевела взгляд на листок и обратно. Все на этом рисунке было каким-то другим, невиданным ею раньше…
…Проход к мосту закрывали две ивы, чьи опущенные к земле ветви с мелкими, едва пожелтевшими листьями, представляли собой некое подобие ширмы, скрывающей невероятную красоту природы, которая запомнилась ей с самого раннего детства, когда отец был еще жив, когда они еще были вместе, когда было столько надежд, что все будет хорошо… Никогда не сотрется из памяти тот момент, когда над ней возвышалась исполинская фигура любимого папы, с добрыми, смеющимися глазами, когда он говорил ей, что все умершие смотрят на нас с таких далеких звезд, что мама наблюдает за ней, сидя на самой яркой звезде, на той, которую ее маленькое чудо всегда увидит первой, всегда различит из мириад остальных. И она всегда отличала ее, каждый вечер садилась на широкий подоконник, пока ждала возвращения отца с работы, и с трепетом искала среди горящих мертвенным блеском звезд ту единственную, которая ей нужна. Странно, она как будто сердцем чувствовала, какая из них предназначена именно ей, и никому больше. Жаль, что им не удалось встретиться, но ее присутствие всегда ощущалось. Когда ей было трудно из-за вынужденного одиночества, взросления в четырех стенах, она словно ощущала легкую, теплую руку матери на своем плече. А папа… Он любил водить ее к этому мосту, скрывая от недобрых глаз, подчас издевательских реплик. Эх, как же глупы и мелочны были окружавшие ее тогда люди, не сумевшие понять, кто перед ними…
Рисунок казался словно живым. Листья, ветви, прохожие на улицах – буквально все будто пришло в движение по воле тонкого грифеля карандаша. Казалось, коснись ты рисунка, и ощутишь слабое дуновение ветерка, шелест листьев, шум проезжающих машин. Даже негромкие реплики, словно невпопад оброненные прохожими, могли быть услышаны любым, кто посмотрит на маленький, на первый взгляд неприметный эскиз городского осеннего пейзажа.
Ды, букоффок много
|
Странно как-то.... |
|