- - - Алессандро - - -
- Прошу вас, милая леди, ваш портрет окончен, - сказал Алессандро, улыбаясь девушке из знатного итальянского рода.
- Спасибо, художник, сколько я вам должна?
- Что вы, что вы, сударыня, я не имею права брать деньги со столь очаровательной особы … - замялся юноша.
Девушка бросила своему слуге «Забери и расплатись» и вышла из домика художника. Алессандро пересчитал серебряные монетки, которые дал ему слуга, выходила солидная сумма. Молодой человек положил деньги в деревянную шкатулку, забрался на крышу и обратил взор на удаляющуюся повозку.
- Красивая … - сказал он, рассуждая вслух, - только черты резкие, плавности нет, рука устаёт. Улыбка … милая, но неестественная, тепла нет, отсюда и линии холодные …
- Чудак же ты, Алессандро, - усмехнулся снизу местный кузнец Марко,- самая красивая девушка Таскано заказывает у тебя свои портреты и жалует за них неплохие деньги, а ты ещё и критикуешь.
- За пределами Таскано люди тоже живут,- возразил Алессандро, - вот ты знаешь, Марко, какая разница между тобой и мной?
- Это ты у нас всё знаешь, Алессандро,- усмехнулся немолодой кузнец, давая тем самым понять, что гадать он не собирается.
- А в том, что если ты приукрасишь свою работу, больше выручишь серебра, а если я, скажут – брак или халтура.
- Красиво сказал, а смысла я не понял совсем.
- Марко, дорогой мой, смысл в том, что душа у нас с тобой болит о разном. Ты создаёшь, а я отражаю, ты можешь исправлять изъяны, а я обязан их копировать. Ты в своём деле Бог, а я не могу ничего исправить, так не отнимай же у меня право критиковать.
- Смешной ты парень, Алессандро, в общем, поступай, как считаешь нужным, а мне пора за работу.
Кузнец ничуть не обиделся на юношу, они друг друга слишком хорошо знали, чтобы ругаться. Мерно застучал молот в кузнице и зашуршали меха, кожевник обрабатывал новую, прочную кожу, на пристани работники разгружали ящики товаров с кораблей, город жил своей уникальной и в то же время обыденной жизнью. Постепенно день клонился к закату, предлагая ночи перенять инициативу в свои руки. Местные таверны наполнялись людьми, выпивкой и слухами.
- Везёт же тебе, дружище, - восхищённым голосом прохрипел портовой работник Франческо, он был, как всегда, немного пьян, но с ним Алессандро был привычно откровенен.
Алессандро сел за столик, отхлебнул немного браги и подтвердил:
- Фортуна явно благосклонна ко мне, друг мой, я снова вижу её прекрасный лик.
- Да уж это точно, а ко мне она вечно задницей поворачивается, - Франческо залился хриплым смехом и залпом опустошил свою кружку.
- Что слышно от моряков, Франческо?
- Да чего только ни слышно, сам знаешь, только ты им верь больше, врут они всё. Вот что правду говорят, что красивее наших женщин во всей Европе не видали. Этому я охотно верю, клянусь морским дьяволом, - добавил он и выругался.
- Но среди самых красивых не нашлось пока девушки, которая тронула бы моё сердце, - вздохнул Алессандро.
Франческо снова хрипло захохотал:
- Чудак ты, Алессандро, вот видит Бог, чудак, - насмеявшись, продолжил он, - к тебе что ни день лично приезжает самая красивая девушка Таскано, а то и всей Италии! Чего же тебе ещё нужно?
- Она красива, спорить не стану … но нет в ней тепла. Внешняя красота просто неотразима, но душа … душа холодная, Франческо.
- Боишься, в постели с ней замёрзнуть, художник? – прохрипел собеседник, отпивая из второй кружки.
- У тебя мысли лишь об одном, друг мой, - угрюмо проговорил Алессандро.
- Да, дружище, об одном, но я счастлив. А ты больно много думаешь, оттого и счастья своего не видишь в упор. Будь здоров.
Франческо допил брагу, резко встал и, пошатываясь, побрёл за ещё одной кружкой.
Остаток вечера художник провёл на чердаке собственного дома, разглядывая картины с изображением его бывших натурщиц, девушек незаурядной красоты, но глаза молодого человека равнодушно переходили от одного полотна к другому.
- Холодно … неестественно … вычурно … - бормотал себе под нос Алессандро. Его не привлекала ни шикарность причёсок и миловидность лиц, ни ангельская красота обнажённых тел, ни добротность дорогих одежд. Молодой человек даже не заметил, как постепенно начал засыпать, а когда сон окончательно сковал его веки, не нашёл в себе сил сопротивляться …
- - - Сон Художника - - -
Алессандро открыл глаза и увидел, что его окружают высокие деревья с мощными стволами, кроны которых заслоняют солнечных свет, пробивающийся маленькими порциями между ажурными листьями. Трава под художником была мягкая и пушистая, вокруг стояла торжественная тишина, которая не давила на уши, а создавала ощущение глобального замедления времени. Движения Алессандро были плавными, будто он плыл в эфире. Ветер легко пробежался по волосам молодого человека, донося до его ушей тихий шелест листвы.
- Я умер и попал в Рай? – с улыбкой на губах сказал Алессандро, не ожидая услышать ответ. Собственный голос поразил его чистотой и глубиной звуков, казалось, эхо вторит ему, отражаясь от деревьев.
- Боже мой, как красиво, - прошептал молодой человек.
Алессандро поднялся на ноги, вдохнул полной грудью ароматный воздух и с наслаждением выдохнул.
- Даже сады Эдема не могли мечтать о том, что видишь ты, Алессандро, - раздался певучий голос со спины молодого человека. Он обернулся и увидел девушку, каких никогда раньше не видел.
Светлые и воздушные волосы каскадом спадали на плечи, голубые глаза источали яркий и тёплый свет, который согревал душу и дарил спокойствие, лёгкая, почти невесомая одежда идеально шла к превосходной фигуре и наилучшим образом подчёркивала пышные формы девушки.
- Простите, но я предполагал, что у ангелов должны быть крылья, - восхищённо сделал комплемент Алессандро.
- А вам ещё не доводилось писать ангелов? – улыбнулась девушка.
- Обычно, нет, но для вас я сделаю исключение.
Девушка улыбнулась искренней и светящейся улыбкой, от которой невольно улыбнулся и сам Алессандро.
- Где же обитают столь прекрасные ангелы? – спросил он.
- Это далеко от Италии, Алессандро, очень далеко. За неприступным частоколом гор и безумными реками, на востоке. Там, где зима сурова, а лето плодородно и солнечно. Там, где люди добры и честны не только друг с другом, но и с инородцами.
Алессандро почувствовал, как тёплая и нежная рука девушки касается его ладони, невольным движением, он сжал её руки в ответ. Незнакомка вела его между деревьями, лёгкой и невесомой походкой, будто вовсе не ступала обнажёнными ступнями по сочной и мягкой траве. Где-то совсем близко послышалось щебетание птиц, которое, казалось бы, вторило и окрашивало в правдоподобные цвета рассказ девушки о её родном крае. А Алессандро просто ступал за ней сквозь пространство утопии и внимал льющимся речам.
- Во что бы то ни стало, я найду этот чудный край, даже если на это уйдёт всё время, отведённое мне Богом.
Ослепительная улыбка девушки была ему лучшим подтверждением правильности своего решения. Она остановилась, взяла обе ладони юноши в свои нежные руки и прошёптала:
- Прости, юный художник, но я должна оставить тебя. Ты можешь оставаться в моём лесу, сколько пожелаешь, я всегда буду рада тебя здесь видеть.
Незнакомка сделала шаг вперёд и ласково поцеловала Алессандро в губы, отчего тот в наслаждении прищурил глаза, а когда снова их открыл, то увидел, что девушка исчезла также мимолётно, как и появилась. В руках и вокруг него лежали лишь маленькие, белые перья, некоторые из которых ещё парили в воздухе.
- Такие крылья бывают лишь у ангелов … - пробормотал Алессандро, присаживаясь на зелёный ковёр из растений, облокотившись на ствол могучего, старого дерева. Ещё мгновение – и он уснул …
- - - Обречённость - - -
- Как прикажете это понимать, молодой человек?
- Я приношу свои искренние сожаления и извинения, прекрасная леди, но я больше не пишу на заказ.
- Да что вы себе позволяете? Вы думаете, вы в Таскано единственный художник? Да я найду настоящего мастера, который будет известен своими картинами далеко за пределами Италии.
- Я желаю вам скорых и результативных поисков, сударыня.
Тяжёлая деревянная дверь мастерской с грохотом затворилась, а с улицы послышался негодующий женский голос:
- Нет, ну вы посмотрите, каков хам. Ноги моей здесь больше не будет.
Алессандро тяжело вздохнул, вытащил из-под кровати старый альт, доставшийся ему ещё от прадеда и, скрипя ступеньками, поднялся на крышу. Когда-то давно, отец Алессандро учил сына играть на смычковых музыкальных инструментах, но предпочтение всегда отдавал альту, не уставая приговаривать:
- Это инструмент душевный, в нём все звуки народного стона отобразить можно.
- А зачем отображать стоны?
Отец делал хитрые глаза, закуривал ароматные травы и пояснял:
- Так ведь вот в чём дело, сынок, каждый человек стонет по-своему, о своей боли печалится. Каждому своя боль видится страшнее боли ближнего. А ты играй о том, что на душе, о чём печалишься и беспокоишься, тогда люди поймут, что не одиноки они в своём горе, что есть люди, которые понимают их, да и тебе самому легче будет.
Алессандро сидел на крыше и почти физически ощущал присутствие отца, погибшего давным-давно. Весело стучал молот в кузнице, раздувались меха, кожевенник спешил на торговую площадь, желая продать подороже отменные кожаные изделия, портовые работники задорно обсуждали с моряками последние слухи из-за моря. Но было во всём этом что-то новое, что-то такое, чего не было раньше. В городе появилась душа. Лёгкое пение струн прорезало воздух, доходя до ушей каждого горожанина, заставляло чаще биться сердце, наполняя атмосферу меланхоличной и приятной тоской. Каждый тосковал о чём-то своём, кто-то о детстве, которое безвозвратно ушло в прошлое, кто-то о делах, которые шли из рук вон плохо, но, если бы Алессандро мог спросить каждого горожанина в отдельности, все сошлись бы во мнении, что в будущем всё наладится. Всё будет хорошо.
Как только смычок поднялся над струнами, прекращая симфонию стонущей души, снизу, со стороны кузницы, послышался голос Марко:
- А всё-таки не зря твой отец заставлял тебя заниматься музыкой.
- У меня получилось впервые, - улыбаясь, проговорил Алессандро, - возможно, потому что мне действительно есть, что излить из собственной души.
- Всё возможно, мальчик мой, всё, - уверенно пробасил кузнец.
Повисла напряжённая тишина, которую разрядил Алессандро, как удар молнии разряжает грозовую атмосферу.
- Я уезжаю, Марко.
Стук молота о наковальню прекратился, дверь кузницы хлопнула и из неё, вытирая рукавицей пот со лба, вышел мужчина в грязном кузнечном фартуке.
- Как уезжаешь? Куда? Почему?
- Я не могу это объяснить, Марко, а если и смогу, ты назовёшь меня чудаком, несомненно, будучи правым, ты посчитаешь меня странным. Я продаю свой дом со всеми картинами, - тут Алессандро задумался и исправился, - со всеми, кроме одной.
Снова повисла тишина, но теперь её природа была совсем другой, сейчас она не требовала разрядки, она могла продолжаться сколько угодно, не становясь давящей или неуместной.
- Не спрашивай меня, Марко, друг мой, уда я еду, я сам точно не знаю. Всё, что мне известно, так это направление – восток.
- Ты устал критиковать несовершенство?
Алессандро кивнул, устремив взгляд в небо. Он не видел, но Марко смотрел туда же, в непорочно чистую синь небес. Каждый видел там что-то своё, что-то недосягаемое …
Первым свой взгляд оторвал кузнец, он вернулся в кузницу и продолжил свой нелёгкий труд.
- - - Экспозиция - - -
Много воды утекло с тех пор. Шли войны, заключались мирные договоры, умирали и рождались люди, происходили катастрофы и всеобщее ликование. Одно оставалось неизменным – картины. Они хранили в себе отпечатки тех лет, когда не жили люди, ныне их созерцающие. Каждый мазок кисти, каждый взгляд художника, отпечатанный на холсте, каждая капля пота и каждый час голодного существования за кистью и красками – всё это хранят в себе молчаливые свидетели, являющиеся логическим завершением неописуемого труда.
Два охранника в одной из малоизвестных картинных галерей Москвы, охраняющие «Итальянский» зал, с усмешкой смотрели на пожилую женщину, которая битый час разглядывала одну и ту же картину.
- Представляешь, каждый день сюда приходит и от открытия до закрытия, стоит перед этой картиной.
- Сумасшедшая, может?
- Может и сумасшедшая, чёрт её знает.
Один из охранников подошёл к странной женщине и спросил:
- Могу я чем-нибудь вам помочь?
Женщина удивлённо посмотрела на него и произнесла:
- А с чего вы взяли, что мне нужна помощь?
- Просто вы уже несколько часов стоите около одной картины. В «Итальянском» зале есть ещё несколько картин Алессандро.
Женщина, не отрывая взгляд от полотна, проговорила:
- Просто … на этой картине нарисована я.
«Точно сумасшедшая», - подумал охранник, но вслух сказал другое:
- Послушайте, Алессандро жил много веков назад, он просто не мог вас знать, как же получилось, что он написал именно вас?
Женщина улыбнулась, повесила поудобнее сумочку на плечо, не находя причин отвечать на этот вопрос. Повисла тяжёлая тишина.
- Всё просто, - сказала женщина, спустя несколько минут, - я ему приснилась.
Женщина открыла сумочку и достала из неё старую фотографию, с которой ослепительно улыбалась голубоглазая, светловолосая девушка. Не заметить абсолютное сходство с полотном было просто невозможно. Охранник удивлённо перевёл взгляд с фотокарточки на картину и обратно и, ничего не сказав, отошёл в сторону, а женщина снова подняла лицо на холст малоизвестного итальянского художника, который отдал всю свою жизнь на поиски идеала красоты.