SILVER. ПОДЗЕМНЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ


…Там внутри – километры неизведанного, таинственного и непредсказуемого. Сегодня оно тебя одарит, а завтра загонит в могилу… И мы всё же ходили…
Станислав Кейвер. Тёмное безмолвие.









ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ НАЧАЛА


Интерес

Память – странная штука. По прошествии стольких лет трудно припомнить, откуда именно мне стало известно о существовании рудника. Это как генетическая память – кажется, что знание это впиталось с молоком матери.
В детстве, глядя в окно на эту величественную и загадочную гору, на скалы южной вершины, мне казалось, что эти самые скалы не из камня, а из халвы. Уж больно они по цвету и фактуре походили на любимое лакомство. Смешно вспоминать. Но постепенно в голове стало складываться несколько иное представление о пятиглавом Бештау, о прошлом и настоящем этого необычного места.
Ещё одно замечательное свойство памяти – способность сорбировать даже самые крохи интересующей информации, накапливать её и складывать, как мозаику, единую картину.
Так или иначе, но с возрастом в голове моей накопилась своего рода «критическая масса» информации, которая должна была породить если не взрыв, то хотя бы импульс к самостоятельному и самоподдерживающемуся процессу поиска и накоплению всё новых и новых порций знаний по данному вопросу.
Первым шагом к познанию стала покупка дозиметра. Мягко говоря, необычный, для тринадцатилетнего пацана, способ потратить карманные деньги. Не знаю, что именно я хотел найти с его помощью, но считал, что искать следы уранодобывающей промышленности нужно, обязательно имея в наличии дозиметр.

Поиск

Что бы найти что-либо, надо, по крайней мере, знать, что искать и где искать. В общих чертах было понятно, что необходимо искать входы в штольни и искать их надо в местах, где на склоне горы есть искусственные посадки на рекультивированных галичных отвалах. Казалось бы, всё просто, но… Но постоянно возникали неожиданные препятствия, однако, час настал и я с приятелем отправился в свой первый самостоятельный, то есть без взрослых, поход на гору.
Пройдя недостроенную базу отдыха, мы пошли прямо, не сворачивая на грунтовку. Дорога пролегала по живописной местности; по левую руку была лесопосадка, дарящая тень в это жаркое июльское утро 1994 года. По правую руку простирался душистый луг, плавно переходящий в густой лес, покрывающий склоны горы. Там, под каменными айсбергами Козьих скал, вздымающихся над деревьями, лес был прорезан полоской сосновой поросли, резко отличавшейся своей тёмно-зелёной хвоей от остального леса. Под этой полоской виднелся травянистый треугольник. Туда и лежала наша дорога.
Дозиметр показывал повышенный фон, особенно на огромных камнях, что не могло не радовать и вселяло надежду, что мы на верном пути. Останавливаясь, то и дело, для всё новых и новых замеров, мы дошли до шахтёрского посёлка. Справа над деревьями высится здание трансформаторной подстанции образца 1951 года. На территории сложены огромные бухты толстого кабеля в металлической оплётке, рядом с ними рулоны сетки-рабицы, непонятно для чего, и прочий стройматериал. Идём дальше. Возле дороги покосившаяся деревянная автобусная остановка. Судя по следам, тут уже год или два не останавливались автобусы.
Посёлок встречает нас дружным лаем собак, как домашних, так и бездомных. Замечаем, что многие дома, особенно расположенные вдоль дороги, брошены или разорены. Те, что уцелели, представляют собой печальное зрелище. Деревянные стены с пустыми глазницами оконных проёмов и крыша, покрытая рубероидом или подобным ему материалом, осели, покосились и покрыты толстым слоем дорожной пыли. В памяти всплывают кадры кинохроники чернобыльской аварии: зона отчуждения, брошенные деревни, запылённые хаты, опустошение и невидимая радиация…
Тем временем добираемся до развилки. Слева закрытое здание клуба Посёлка. Похоже, что в нём хозяйничает кто-то из местных – дверь закрыта на замок, окна пока ещё застеклены, хотя безжизненность обитает и в этом здании. За клубом виднеется какое-то большое строение. Туда же тянется ЛЭП, идущая от нижней подстанции. На входе в лес установлены два плаката, один из них датирован 1961 годом. Текст почти не разобрать.
Войдя в лес, на развилке, решаем, куда идти дальше. Интуиция подсказывает, что следует повернуть вправо. Эта дорога оказывается кольцевой, но вопреки ожиданиям, никаких штолен по пути не встречается. Всё наше внимание сосредоточено в район выше дороги. Проходим первый поворот, за ним второй, и нет бы, глянуть вниз по оврагу, наверняка бы увидели кое-что интересное.
Дорога поражает своей шириной и востребованностью. Видно, что хотя бы раз в день по накатанной колее проезжает машина. Мне эта лесная дорога представлялась совсем другой. Что же касается объектов поиска, то я не имел ни малейшего представления, как выглядит вход в штольню; как Провалъ, как гараж? Квадратный или круглый? Но я был уверен, что непременно узнаю его, если хоть один мне попадётся. Кстати, наверняка я не знал, остался ли до сих пор хоть один не взорванный выход на поверхность.
Собираясь в очередной раз произвести замер фона смотрю на часы и… О ужас! Давно пора возвращаться. Ровно в два я должен быть дома. Кровь из носу, но надо вернуться вовремя. В надежде на чудо бегу к третьему повороту, но чуда не произошло, и за поворотом снова лес. Дорога, казавшаяся мне короткой и лёгкой, оказалась слишком длинна. Но вот курьёз: не последнюю роль в неудачном исходе мероприятия сыграло то, что должно было помочь. Как оказалось, игра с дозиметром и измерение всего подряд отняло слишком много времени, а ведь не хватило каких-то десяти минут и пары сотен метров. Как же я был близок к цели!
Уходя, я твёрдо знал, что вернусь и обязательно найду. По крайней мере, я знал, где искать не нужно.

Находка

Жизнь любит преподносить сюрпризы и делать неожиданные подарки, и если произошла неудача, то вопреки ожиданию худшего, рано или поздно наступит белая полоса.
Вскоре, как только появилось свободное время, мы снова предприняли попытку разыскать вход. Только в этот раз, дабы сократить путь, решено было идти напрямик, через железобетонный завод и дачи. Позже мы всегда ходили именно этим маршрутом. Так путь сокращался почти что вдвое.
Пройдя мимо родной школы, миновав лесополосу и железную дорогу, попадаем на территорию завода. Наше появление не вызывало ни у кого вопросов – завод почти не работал, да к тому же дачники постоянно здесь ходят. Мы и раньше приходили сюда и болтались по территории то от нечего делать, то в поисках стройматериалов для дворовых шалашей.
Долго ли, коротко, мы добрались до дачного посёлка. И здесь я не впервые. Как раз по пути участок наших родственников, на котором прошли не одни разгульно-шашлычные выходные, но выше этого места я был всего пару раз, да и то в глубоком детстве.
Вот перед нами круглое как блюдо, бирюзовое зеркало пруда, окруженного раскидистыми вербами. Это «Ивушки» - так в народе именуется этот водоём сомнительной природы.
Дорога тянется выше, и вот первая находка – забор одной из «фазенд», как тогда было модно называть клочок земли с убогой хибарой, огорожен сеткой и проволокой, натянутой на столбах, в качестве которых использованы рельсы, такие же, как железнодорожные, только маленькие.
Дальше – больше. Дачный посёлок заканчивается, за ним начинается большой, выжженный солнцем пустырь. Впереди густые заросли терновника, над головой ЛЭП, взбирающаяся в гору, видимо, в сторону верхней подстанции, которую мы видели в прошлый раз. Налево уходит грунтовка, опоясывая пустырь. Двигаем по ней. Слышится журчание воды, но бетонный водоотводящий лоток, покрытый ржавым налётом, был сухим, да и дождей давно не было, высохло всё.
Вскоре находим источник звука – три огромные ёмкости, в которые по трубе течёт вода, а вытекая, создаёт то самое журчание. Делаю замер фона возле емкостей и на полотне дороги. Видимо, водичка не простая, да и по дороге не строительный щебень возили, фон повышен раз в 10. Спешим узнать, куда, а вернее будет сказать, откуда идёт эта дорога и эта труба, и вскоре видим впереди забор. Высокий, как на дворовых спортплощадках, из сетки и колючей проволоки. 

Ворота такие же, всё ржавое. В конце поляны, которую ограждает забор, там, где начинается лес – то, что совсем не ожидали увидеть, но надеялись. Это штольня! Сомнений нет, это она, надо же! Несмотря на переполняющую радость, соблюдаем осторожность и заходим на территорию, предварительно оглядевшись по сторонам. По следам на заболоченном участке дороги, возле ворот, видно, что здесь последний раз был грузовик, а рядом, идущие на территорию в сторону штольни, следы чуть поменьше, скорее всего Уазик заезжал сюда несколько дней назад. Неужели до сих пор это место охраняется?
Подходим к входу. За железными решётчатыми воротами чернеет холодная пустота. Это как космос, только на Земле. Нас обдаёт потоком холодного сырого воздуха. Вода, вытекающая из чрева горы непонятного вида. Она как будто разбавлена молоком.

 

Сразу за зелёной решёткой, возле стены справа, нагромождение труб и вентилей. Вглубь штольни тянутся рельсы, ворота заперты. Свирепые комары, почуяв наше появление, хотят нас съесть. Это не комары, а монстры. К левой створке ворот проволокой привязана большая красная табличка, на которой жёлтым написано: «ЗАМЕРНАЯ СТАНЦИЯ. Штольня такая-то» далее идёт таблица, из которой следует, что здесь проводятся замеры скорости движения воздуха и воды. Славно прогулялись, ничего не скажешь, вот тебе и штольня, и её номер, и некоторые физические параметры. 

 

Марсианский грунт на площадке перед штольней порос травкой, которая на красно-коричневом фоне кажется по-особенному сочной и зелёной. Молочная река, вытекая из недр горы, с лёгким журчанием течёт по рыжему бетонному желобу и, минуя некоторое подобие дамбы, впадает в такое же рыжее озерцо. Дно этого пруда, как и вся земля вокруг, имеет явно неземное происхождение.
В противоположном углу территории, рядом с забором, в зарослях алычи, немаленькая груда вагонеток и того, что от них осталось. Одна из вагонеток лежит на боку вместе с содержимым - каменным крошевом, фонящим двумя сотнями микрорентген в час.
Ещё в этой зоне было найдено большое количество оплётки от электрокабеля, которая, как новогодний серпантин для Титанов, была разбросана то тут, то там. Куски свинцовой оболочки лежали как серые змеи со вспоротыми брюхами. Меди, разумеется, нет.
Здесь тихо, только слышно, как журчит вода и гудит комарьё. Но вот эту идиллию нарушает звук мотора. Сюда приближается автомобиль. Поспешно прячемся в кустах – мало ли что? По дороге, идущей сверху, над сводом штольни, в сторону дачных участков проезжает 412-й москвич, такого специфического оранжево-коричневого цвета. На сегодня, пожалуй, хватит. Надо убираться.
По пути домой, в памяти прокручиваю, как фотографии, картины увиденного. Первое впечатление всегда обманчиво. Как сейчас помню, тогда мне казалось, что прутья решётки на воротах штольни были толщиной сантиметров 6 – 7, как запястье. И сквозняк из штольни казался холоднее, и вода мутнее. Когда я попал сюда во второй раз, то смог убедиться, что это не так, но это произойдёт позже, а пока я был намерен, не останавливаясь на достигнутом, дойти таки до поляны под скалами, куда в прошлый раз так и не попал.

Заземление

Погода была, не сказать, что пасмурная, но, во всяком случае, не солнечная. Идти было куда комфортнее, чем в прошлый раз, к тому же шли по прохладе дачных проулков, поедая по пути спелую вишню и ещё полузелёную ежевику.
Вот снова знакомое уже озеро, пустырь, забор зоны 16. Штольня, как и в прошлый раз, заперта. Никаких видимых следов, новых следов присутствия, не обнаружено. Не задерживаясь долго, выходим на дорогу, круто взбирающуюся в сторону посёлка, и вскоре попадаем ко всё ещё стоящей остановке. А куда ей деться? Она простоит здесь, наверное, ещё лет десять, пока совсем не сгниёт, если её не сожгут раньше.
Снова оказываемся в зоне отчуждения. В пасмурную погоду это место кажется по-особенному тревожным и безжизненным.
На удивление быстро доходим до третьего поворота, за которым как-то сразу начинается большая поляна, окруженная душистыми соснами, посаженными вперемешку с берёзами. Красивое сочетание.
Первое напоминание о некогда бурной деятельности – непонятное бетонное сооружение слева от дороги. То ли будка, то ли остановка, а может и запечатанный вход в подземелья. Перед этим строением крыльцо и лестница, тоже из бетона. Внимательно осмотрев его, становится понятно, что это не вход, а нечто другое. Но истинное предназначение этого домика мне станет понятно почти через 13 лет.
Работа, кипевшая в этом каменном муравейнике, прекратилась каких-то десять лет назад, или даже меньше, но мы об этом ещё не знали. По моим представлениям, тут уже лет тридцать безмолвствует бетон и железо.
Редкая поросль кустарника и молодых деревьев покрывает склон, лежащий выше поляны и дороги. Пройдя немного дальше, без труда находим ещё одно бетонное сооружение. Это уже настоящая находка. Это закрытый вход ещё одной штольни! Смешанные чувства. С одной стороны радость, что нашли всё-таки, что искали, но с другой стороны – вход этот тоже закрыт, да ещё без всякой надежды, что его когда-нибудь без динамита откроют.
Вход запечатан бетонной плитой, в которой проделано несколько отверстий, через которые со свистом исходит холодный дух горы. Слева от плиты, в стене, проходят кабель-каналы, из которых торчат обрубки кабеля. Вот уж действительно, толщиной в руку человека. Медные жилы, похожие на огромный трос, заключены в свинцовую шубу, обвитую стальным серпантином. Всматриваемся в темноту через отверстия в плите. Фонарь не в силах причинить кромешной мгле хоть маломальский ущерб. Видно только свод и рельсы, уходящие в пустоту.
Осмотр входа на предмет случайных лазеек, для таких как мы, оказывается безрезультатным. Влево вверх от входа ведёт лестница, сложенная из бетонных брусков с фигурными концами. Позже станет понятно, что это вертикальные стойки трапециевидного свода штольни. Думаем, как проникнуть внутрь. Неужели зря несли фонарик. Надежда умирает последней, и мы решаем исследовать поляну полностью. Очередная находка не заставила себя долго ждать. К нашей радости мы натыкаемся на нечто монолитное, похожее на вентиляционный грибок бомбоубежищ, и что особенно приятно отметить, в его передней стенке, так сказать, фасаде, в листе железа, когда-то закрывавшем проход, была вырезана приличная, размером и формой напоминающая форточку, дыра. Такой же сильный сквозняк не оставляет сомнений – это тоже вход. Открытый вход! 

 

Оглядевшись по сторонам, пытаемся проникнуть внутрь. Это очень неудобно. Проём маленький, расположен достаточно высоко над землёй, а края «форточки», прорезанной автогеном, острые и корявые. Однако как говорится, охота пуще неволи. Мы внутри.
Глаза ещё не привыкли к темноте. Железобетонное помещение необычной формы, угловатое, но довольно просторное, чего не скажешь, глядя снаружи. На полу по середине фундамент, видимо от вентилятора или насоса, справа, за железной дверью, покрашенной непонятного цвета краской, которая к тому времени пластами отваливалась от начавшего ржаветь металла, установлены железные баки, видимо для воды. В левом дальнем углу бетонного саркофага массивная, с двумя запорными рукоятками, стальная дверь, по периметру которой приклеен резиновый уплотнитель. За этой дверью установлены решетчатые створки открывающихся внутрь ворот, к счастью, не запертые. 

 

Сразу за этими дверями начинается уходящий влево, в сторону основной штольни, туннель. Начинаем переходить сырую каменистую осыпь, ощущая, что находимся как будто в подвале. Но одновременно с началом нашего путешествия приходит осознание того, что мы находимся под землёй и движемся в неизвестность. Масштабы поражают. Огромной высоты потолок, свод затянут, как паутиной, насквозь проржавевшей сеткой-рабицей, прикрученной к камню гигантскими гайками. На полу засыпанные временем шпалы с торчащими из них полусгнившими костылями.
Воображение рисует образы работавших здесь заключённых с измождёнными каторжным трудом и радиацией лицами. Сколько их сгинуло без следа в этих бесконечных лабиринтах чудовищной машины, имя которой ГУЛАГ. Мимо туда и сюда с глухим грохотом проплывают караваны вагонеток, вывозя наружу жизни и превращая их в искры светлого и беззаботного будущего, в котором всё будет делать атом, как пела когда-то Алла Борисовна. А может они превратятся в мегатонны термоядерного смерча – кто знает?..
Вот впереди стоит одна из таких вагонеток, полная камней. Рельсовый путь, к которому она приросла, удивительно резко выворачивает справа из бокового штрека и скрывается впереди за поворотом. Теперь идём по рельсам. В нескольких метрах от вагонетки туннель преграждает ещё она решётка, одна из створок которой наполовину открыта.

 

Сыро и холодно. Звенящую тишину разрезает хруст гравия под ногами. Вот появляется перекрёсток с основной штольней. Странные и непонятные штуки зелёного цвета, похожие на огромные распределительные коробки для электрооборудования выставлены по левую руку вдоль поворота к перекрёстку.

 

Рельсы, по которым мы идем, соединяются с основной веткой. Следуем по ним налево, туда, где пробивается сквозь дымку слабый луч света с улицы. Примерно на полпути, на рельсах стоит вагонетка, представляющая собой плоскую платформу. Её можно сдвинуть с рельсов, мало того, на ней можно прокатиться. Чудеса, однако! Ещё каких-то пару десятков минут назад мы вообще не знали, можно ли проникнуть внутрь, а теперь мы по другую сторону бетонной стены, да ещё катаемся на вагонетке. Подъезжаем к бетонной заглушке. Она представляется изнутри совсем другой. Это решётчатые ворота, залитые бетоном, и решётка, такая же, как на шестнадцатой, играет роль арматуры. Выглядываем наружу через дырки в стене. Там всё также тепло и светло.
Едем обратно, прочь от дневного света. Вот уже виден перекрёсток. Прямо, уходящий в глубину основной туннель, налево – скопление вагонеток. И целых, и не очень. Они, как и всё здесь, ржавые, тяжёлые, приросшие к рельсам. Сдвинуть их с места не представляется возможным. Одни из них заполнены песком, другие гнилыми брёвнами и металлоломом.
На стрелке вагонетка сходит с рельсов. Приехали. Попытка вернуть наше транспортное средство на путь истинный не увенчалась успехом. Уж больно оно грязное и тяжёлое, а жаль. Решаем не тратить на неё драгоценное время и посмотреть, что впереди. Плавный поворот увлекает и кажется длинным. За поворотом, поражающая своей бесконечностью, штольня.
Дальше не пошли – в другой раз. Фонарик один и начинает сдыхать. Лучше осмотреть уже пройденную часть повнимательнее. Возвращаемся к перекрёстку. На металлических креплениях по всей штольне висят ржавые каркасы разбитых фонарей. Кабеля нет. Вместо него кругом валяются куски оплётки. Проходим в штрек с вагонетками. Его свод не укреплён ничем, наверно потому, что порода очень прочная, и не нуждается в укреплении. Позже этот штрек назовут кладбищем вагонеток. Очень точное определение.
Длинная вереница вагонеток скрывается за поворотом. Некоторые из них прогнили настолько, что трещат по швам от тяжести содержимого. Решаем дойти до конца, то есть, пока не закончатся вагонетки. Идти недолго. Вскоре туннель перегораживает монолитная бетонная стена, в которой зияет дыра, пробитая, словно из пушки. Слабый уже свет фонаря выхватывает продолжение туннеля за этой стеной. Рядом находим шестигранный буровой инструмент, напоминающий лом с победитовым наконечником, как у свёрл по бетону. Собственно, это и есть такое свёрлышко, только большое. В будущем мы будем его использовать как рычаг, для того, что бы поставить сошедшую с рельсов вагонетку обратно на пути. Удивительно, но через 11 лет этот бур окажется на том же месте, и его, так же как мы, впервые, найдёт человек, да ещё и напишет об этом. Эх, сейчас понимаю, что надо было заложить послание для «потомков», мол, здесь были мы, и подпись RUDAURANA ’94.
Направляясь к выходу, закрываем за собой решётку, отгородив вагонетку с породой от основной штольни. Штрек, в который поворачивают рельсы, тоже, как и другие, перегорожен бетонной стеной – ничего интересного. Следующий, самый первый от входа штрек, завален всё той же железной мишурой и заканчивается кирпичной стеной с проломленной в ней дыркой. Что пытались отгородить, сооружая эту стену, не совсем понятно, потому что за ней ещё пара метров и тупик. Дальше выработки не было, а иначе был бы ещё один запасной вход, ведь поверхность совсем близко. Снова взбираемся на насыпь и на всякий случай гасим фонарь, затихая и вслушиваясь в окружающие звуки.
Света достаточно, и привыкшие к темноте глаза хорошо видят окружающее пространство. Слух обострён. Слышно движение воздуха в сторону выхода. Где-то капает вода. С тревогой замечаю, что с потолка то здесь то там постоянно отваливаются маленькие, не больше горошины, частички грунта, и, падая на насыпь, издают негромкий щелчок. Теперь понятно, откуда эта насыпь взялась.
Выходим в предбанник и тоже закрываем за собой решётку, а потом и створки стальных дверей. Сейчас в этом нет смысла, но раньше, наверное, точно так же заканчивался рабочий день. Вот и выход. Солнца нет. Небо затянуто сплошной пеленой облаков. Тем не менее, воздух кажется раскалённым. Одежда пахнет весьма своеобразно. В дальнейшем этот запах сопровождал нас в каждом заземлении. Его трудно описать. Здесь целый букет: это и сырость, и камень, и металл…
С запада, из-за горы, надвигаются свинцово-серые дождевые тучи. Нужно спешить домой, если мы не хотим испытать на себе ещё и удар стихии. Пожалуй, на сегодня приключений и так достаточно.
 

Паломники

Погода портится, скоро осень, а осень – это школа, обмен впечатлениями, летними историями, а значит почти весь класс, да и не только, узнаёт о моих походах. Не тратя времени зря, скажу, что вскоре, на выходных, целая толпа семиклассников отправляется по знакомому для меня пути, для того, чтобы увидеть и аккумуляторную, и лифтовую комнату с бассейном посередине, кран-балкой под потолком и лестницей, идущей куда-то наверх, а бездонные шахты просто заставляли тихо произносить нецензурные слова, особенно та из них, которая за проломом в стене, рядом с ямой. Кажется, у этой шахты нет дна, и камень, брошенный в нее, вылетает где-то в Южной Америке. 

 

После этого наши походы стали регулярными, а целью их было новое, и к слову сказать, уникальное развлечение – катание на вагонетке. К сожалению, вагонетка только одна, а попытки сдвинуть с места гружёную вагонетку результатов не принесли. Такими же мёртвыми были и те, что стояли на кладбище вагонеток.
Все многочисленные наши походы были стихийными и разносоставными, но все, как один, слились в памяти, и нет возможности выделить что-то конкретное, или хотя бы сосчитать их количество. Даже примерно. И всё-таки один из походов выбивается из общего ряда своей неординарностью. Это самый бестолковый и короткий эпизод пребывания под землёй, который, тем не менее, показал, как не надо делать. А дело было так…

Темнота

Очередное катание на вагонетке, предшествующее этому короткому походу, закончилось тем, что наша вагонетка сошла с рельсов, и это был не первый подобный случай. Происходило это каждый раз в одном и том же месте, на стрелке, и мы решили это исправить. Для этого надо было немного поработать ломиком и вернуть на место разошедшиеся в стыке рельсы. Собирались идти многие, но как обычно бывает, пошли только двое, это я и мой одноклассник Герман.
Он раздобыл в гараже у отца крутой по тем временам фонарь – универсальный автомобильный светильник, работающий от нескольких батареек, в котором были объединены простой фонарик, лампа дневного света и красно-белый проблесковый маяк. У меня, на всякий случай, был с собой крохотный фонарик с криптоновой лампочкой нестандартной формы.
Вышли на точку с большим запасом по времени. Работа предполагалась долгая, и суперфонарь должен был обеспечить комфортные условия подземных путеремонтных работ. Распаковав пакет с фонарём, мы поняли, что припёрлись сюда зря. Чудо советской техники не хотело работать вообще. Очевидно, что-то случилось с переключателем. Провозились минут 15, но вскрыть корпус, скрученный советскими же саморезами, почти без шлицов, так и не удалось.
Плакать не стали. Ведь у нас в запасе был ещё один, припасённый мной фонарик, и мы стали заземляться. Дорога туда была без затруднений – идти недалеко. Но только мы пришли и взялись править рельсы, фонарик погас. Все попытки его реанимировать оказались безуспешными. Надо было что-то делать, и мы пошли к свету в сторону заглушенного входа. Там было вполне светло, для того, что бы разглядеть перегоревший волосок в лампочке моего фонаря. Вот так дела, ни с того, ни с сего. Снова попытались вскрыть чудо-фонарь, но вскоре поняли, что в этом нет необходимости. Лампочка из него не подошла бы к моему осветительному прибору. В то время мы не курили, поэтому зажигалки или спичек тоже не имели.
Выход был только один, и к этому выходу нам предстояло идти в абсолютной темноте. Вооружившись палкой, коих тут навалом, мы, как слепцы, шаг за шагом приближали себя к земной поверхности. Было и страшно и смешно, ведь мы попали, по собственной глупости, в идиотское положение. Спотыкаясь и цепляясь головой за все выступы в этой каменной трубе, мы шли, глядя на светящееся пятнышко в конце туннеля, и нас ждало ещё одно испытание, теперь уже не технического, а скорее анатомического характера.
Дело заключалось в следующем: если в темноте смотреть прямо на неяркий объект, перевести взгляд чуть в сторону, а потом снова на этот предмет, то будет казаться, что он меняет яркость. Это анатомическая особенность зрения. В штольне это выглядит так, будто впереди кто-то мелькает туда-сюда на фоне входа. Нам понадобилось минут пять, чтобы понять, что это обман зрения, но эти пять минут, как мыши в подполье, мы сидели и пытались сосчитать, сколько человек зашло в штольню. Когда счёт пошёл на второй десяток, и когда мы поняли, что каждый из нас считает «своих человеков», тогда стало понятно – мы снова в заложниках у сложившейся ситуации, и никого, кроме нас, здесь нет.
Споткнувшись ещё пару раз обо что-то каменное, дети подземелий оказались на ярком свету. Это как фотовспышкой в глаза, только вспышка горит непрерывно.
Обратно шли не торопясь, ведь в запасе было море неизрасходованного времени. В лесу нашли грибы, как сейчас помню – сыроежки, но брать их домой не стали. Кушать атомные грибы – не самая хорошая идея.

Глубина

Уж так получилось, что не я первый совершил, без преувеличения сказать, грандиозный подземный поход в другой город, но именно в нашем исполнении подобное мероприятие стало уникальным в своём роде и безумным. Ведь мы вышли не через тот вход, через который заземлялись. Подобное ему путешествие по бештаугорским лабиринтам состоится только через 8 лет, правда без моего непосредственного участия, но в моём присутствии. Однако это совсем другая история.
А эту историю следует начать с описания похода, предшествующего основному. Это было своего рода знакомство со штольней. В том далёком 1999 году, уже накопив достаточный опыт и обладая более или менее точной информацией, мы были технически готовы совершить эту рискованную экспедицию, и риск заключался в том, что заземляться предстояло в хорошо охраняемую штольню.
Итак, начну по порядку. Вот уже несколько лет подряд я заземлялся исключительно со своим лучшим другом и одноклассником Сашкой. Для совместных походов даже был модифицирован шахтёрский фонарь, доставшийся мне от деда, кстати, тоже в прошлом шахтёра. К аккумулятору фонаря был пристроен ещё один светильник на проводе. Так получился фонарь на две персоны. Очень удобно было заземлять с ним новичков. Каждый может светить в свою сторону, но при этом чайник находится как бы на поводке, и далеко, или не туда, не полезет. С этим фонарём мы прошли многие километры рудных выработок, в его свете впервые увидели колодец, огороженный с одной стороны мощными перилами, и расположенную рядом шахту, идущую куда-то вверх, вагонетку-сортир, переход на другой уровень с ржавой и ветхой лестницей, куда так и не решились сунуться, слава Богу, и много ещё чего…
Настал час и осведомлённый источник сообщил, что открыта самая закрытая штольня горы. Выдвигаемся на исходную.
Сколько воды вытекло с тех пор, когда я впервые здесь оказался. Тут многое успело поменяться. Нет уже забора вокруг территории, колючка смотана, но неизменным осталась вода, марсианский грунт и решётка на входе, с той лишь разницей, что сейчас она открыта. Специально для нас.
Надо сказать, что штольня выгодно отличается от прочих обилием техники, артефактов, если угодно. Прямо ко входу подогнан состав из более чем десяти вагонеток, а яйцеобразный туннель в этом месте довольно узкий, так что приходится протискиваться между составом и стеной. По правой обочине тянется канава с мутной водой. Через некоторое расстояние, когда свет с улицы был уже не виден, штольня делает резкий изгиб, градусов на 45 левее, и, благодаря особой акустике, вода в этом месте журчит подобно лаю собак, если слушать это журчание на некотором удалении. Прямо перед поворотом, справа, видно стену из монолитного бетона. Очевидно, она отгораживает какой-то ход или выработку.
Далее, слева, было какое-то расширение туннеля – трудно вспомнить более подробно. Следующий поворот вправо и на меньший угол, после него прямой участок, который тоже не отложился в памяти, а вот основную развилку помню хорошо. Это место, в котором сходятся три штольни, а сам этот перекрёсток, по-существу, является Т-образным. После него штольня, ведущая прямо, по которой мы сейчас идём, просто меняет номер. Вверху, на стене, висит ржавая железная табличка, указывающая, куда какая штольня идёт. Потолок и стены, примерно на метр, сильно закопчены. Справа небольшой пятачок, за которым находится некое помещение прямоугольной формы, по обеим сторонам которого дверные проёмы. Самих дверей давно уже нет. Однако в комнате есть стол на маленьких ножках, стоящий посередине комнаты. На столе, горой свален всякий хлам, среди которого почти целая керосиновая лампа, правда, без фитиля, но зато с керосином. Берём её с собой, на всякий случай. Выйдя из помещения, оказываешься в туннеле, который приходит слева и, поворачивая мимо, тянется куда-то вглубь горы.
Приятно отметить, что везде, где надо, лежат рельсы. Сегодня у нас в планах исследовать это, правое, ответвление. По пути свод штольни много раз меняет форму. Пока я делаю фотографии свода, Санёк замечает на стене ещё одну табличку с указателем, что до запасного выхода штольни, в которую мы заземлились, уже почти два километра, а конца и не предвидится.
Чем дальше мы продвигаемся, тем больше под ногами становится жидкой рыжей грязи. Идём уже очень долго. То с одной, то с другой стороны встречаются штреки с вагонетками, ответвления, разъезды, но все они вскоре заканчиваются завалами. Продолжаю фотографировать. Это будут единственные снимки, сделанные здесь, и потому уникальные и в ближайшей перспективе неповторимые, к сожалению.
Кажется, штольне не будет конца. Пройдя ещё приличное расстояние, попадаем в широкий туннель. Грязи уже так много, что она сантиметров на 10 покрывает верхушки рельсов. Стоит оступиться, и окажешься почти по колено в густой охре, а попытка вытащить обратно ногу, может закончиться потерей обуви или равновесия. Звук при этом такой отвратительный, чавкающе-свистящий.
В широком туннеле, свод которого защищён сеткой, на обоих рельсовых путях, полностью покрытых сметанообразной жёлто-коричневой грязью, стоят два состава вагонеток, заполненных породой. Трудно сказать, руда это, или нет, но по всему видно, что они были подготовлены к транспортировке на поверхность, однако, им так и не пришлось увидеть солнечный свет. Вообще складывается такое впечатление, что работы прекратились внезапно, ведь это не первые вагонетки, полные и готовые к отправке.
С огромным трудом прохожу несколько метров грязи, стараясь наступать на верхушки рельсов. Где-то сзади утонул в грязюке Санёк. Его уже не спасти, но я держусь. Вот ещё пара шагов, и держаться уже не за что. Делаю заключительный снимок. Дальше идти уже невозможно, надо поворачивать обратно.
К величайшему сожалению, мы так и не дошли до конца штольни. К слову сказать, мы, как это не покажется странным, при наличии дозиметра, фотокамеры с мощной профессиональной вспышкой, и ещё кое-какого оборудования, зашли в такую грязь без сапог. Саша в ботинках, а я в берцах. Почему-то за все пять лет своих путешествий в подземный мир, я так и не обзавёлся хорошими сапогами, и сейчас жалею об этом, ведь такая, на первый взгляд, мелочь, позволила бы пройти это самое грязное, пожалуй, на всей Земле место, и узнать всё-таки, где и как заканчивается эта штольня.
Обратный путь, хоть и кажется более коротким, занимает не меньше часа, ведь мы находимся на расстоянии 3200 метров от входа. Да, так глубоко и далеко мы ещё никогда не заходили. Будем надеяться, что нас никто не замкнул. Перспектива остаться здесь, совершенно не греет.
В боковом штреке, где-то на полпути до развилки, так же видны следы внезапного прекращения проходческих работ. Тут же стоят три ли четыре вагонетки, а под потолком, в конце штрека, висит целенький фонарь, даже куски кабеля болтаются, никем не тронутые.
Забираем обратно оставленную здесь керосинку. Она пока так и не пригодилась. И, забегая вперёд, скажу, что и не пригодится. Ни сейчас, ни в следующий раз.
Когда мы выходили на финишную прямую, то с радостью отметили, что решётка на входе по прежнему открыта. Миновав скопление вагонеток в устье штольни, мы вышли на свет Божий. Ничего за время нашего отсутствия не изменилось, только солнце поднялось выше и уже по-весеннему пригревает. Вокруг щебечут птицы. Всё же внутри хорошо, а снаружи лучше.
Откуда не возьмись, на поляну перед штольней выскочила шелудивая собака, бока которой украшены прошлогодними сухими репьями. Облаяв нас, на чём свет стоит, эта псина, очевидно не признав в нас людей, так же быстро убежала не оглядываясь.
Оставаться, а тем более идти домой в таком виде было невозможно. Если на наш внешний вид так реагируют собаки, то, как встретят люди? При том нужно не забывать, что грязь эта, вдобавок ко всему, ещё и радиоактивна. Оставалось только утопиться, что бы не мучиться. И мы пошли топиться к цистернам-отстойникам возле дач. Пришлось постирать и куртку, и штаны, и обувь. Добро, что погода была солнечная и теплая, даже очень тёплая для начала марта.
Изгнав радиацию из одежды, и развесив сушиться портки на кустах, мы принялись изгонять оную из своих организмов припасённым винцом. Отдохнув, обсохнув и приняв человеческое обличие, мы отправились через дачи домой. Вернувшись, ставлю аккумулятор старого шахтёрского фонаря на зарядку, ведь скоро новое заземление.

Междугородка

8 марта. Кто-то отмечает сегодня международный женский день, кое-кто день рождения, а мы запланировали спуститься под землю. Погода выдалась чудная, и нельзя было упустить шанс прогуляться по расцветающей земле, а потом и под ней, хотя там погода не имеет никакого значения.
Накануне, тот же осведомлённый источник по имени Вано, кстати, из Железноводска, сообщил, что если пойти после развилки прямо, где мы ещё не были, то можно попасть по ту сторону горы. Он на днях ходил туда и рассказывал, дескать, штольня выходит на секретный склад урана, и этого урана там видимо-невидимо. Мол, слитки в виде цилиндров, тяжёлые, тёплые, а если таким слитком постучать об рельс, то он звенит. В общем, посмеялись мы конечно, но проверить не помешает. Даже если и не уран, то хоть помещение, куда выходит штольня, да увидим. И вот мы уже подходим к площадке. Вот он и вход. Проверяем – открыто. То есть, закрыто, конечно, но не на замок, а на болтик. Дёргаешь – заперто, но можно открутить гайку, вынуть болт из петли и преспокойно войти внутрь, закрыв за собой ворота тем же способом. Собственно, благодаря этому know-how, нам так долго удавалось беспрепятственно, в любое время, проникать туда.
Распаковавшись и переодевшись, входим. С собой у нас традиционное вино, а вот с сигаретами промах вышел – мало осталось. Курим одну на двоих и вперёд. Вот пробка из вагонеток, поворот, ещё один и мы уже на развилке. Вправо уходит штольня, по которой мы путешествовали прошлый раз, а сегодня наш путь лежит прямо.
По пути встречаем много нового и ранее невиданного нигде. Безусловно, это самая нетронутая расхитителями штольня, которая дошла до нас в первозданном виде. Вот бы везде так было…
Как и всегда, свод штольни меняется, ширина тоже. Попадаются и вагонетки, и фонари, и много чего ещё, в том числе и таблички с указанием номеров штолен и расстояний от входа. Где-то в глубине, на уже приличном расстоянии от развилки, нам попалась необычная комната, которая врезалась в память особенно чётко.
Во-первых, это было некое подобие тюремной камеры, длинной метров 10 и шириной всего пару метров, которая расположена параллельно основной штольне. По обеим сторонам камеры нечто, похожее на нары или подвесные столы, которые представляют собой конструкции из уголка, с деревянным настилом, кстати, не сгнившем ещё, а даже наоборот, вполне новым. Тут и там разбросана какая-то проволока и тряпки, бывшие некогда красной клетчатой рубашкой.
Во-вторых, входа было два, по обоим концам камеры. Один обычный, а другой, который попался нам в первую очередь, и собственно, задавший тон дальнейшему восприятию этого места, очень даже не простой. Это лабиринт, или, точнее сказать, змейка из монолитного бетона, по форме, как если бы букву П вставить в букву Ш.
Трудно сказать точно, зачем было делать такой шлюз; остаётся только догадываться.
Идём уже очень долго, осматривая всё, что попадается на пути. Когда находишься под землёй, в незнакомой штольне, чувство времени изменяется. Я много раз замечал это, но особенно остро почувствовал именно сейчас. Протопали мы уже несколько километров, но чем и где завершится наше путешествие – мы не знали. Не знали мы и о том, что будет второй выход на поверхность, хотя искомый склад должен был находиться снаружи.
Каждый шаг даётся всё труднее. Хочется поскорее выбраться из этой бесконечной трубы, которая тем временем из каменной превратилась в железную, и напоминает гофрированный шланг изнутри, прямой и однообразный. Впереди – неизвестность, позади – несколько километров пройденного пути, над головой огромная гора. Сигареты заканчиваются, настроение очень гнетущее, не хочется ничего делать, в том числе и фотографировать. Идём молча.
В конце концов, на фоне чёрной бесконечности, уходящей в даль штольни, замечаем слабый, едва видимый свет, явно земного, точнее, солнечного происхождения. Не может быть. Не уже ли дошли?!
Подходим ближе. Туннель, теперь уже привычный, каменный, преграждает массивная стальная дверь. Слева, в расширении возле двери, располагаются две вентиляционные трубы переменного сечения, широкие с нашей стороны и сужающиеся по ту сторону переборки. Внутри каждой прочные решётки. Проникнуть через трубы сможет разве что кошка, да и то, не очень откормленная.
В броневой двери спасительное окошко, квадратное, примерно 40 на 40, закрытое на шпингалет. Обычный оконный шпингалет, привинченный шурупами прямо к металлу. Но вот беда: открыться шпингалету мешает шуруп. Пытаемся его открутить, а в перерывах между попытками всматриваемся через щель в отгороженное от нас пространство.
Увиденное нас поразило. Впереди было просторное помещение, достаточно освещённое через многочисленные щели. Рельсовый путь разделяется на два или три. В конце помещения, прямо по курсу, большие ворота, через щель в которых пробивается ослепительно-яркий солнечный свет, разрезая полумрак. Наконец-то дверца поддалась, и мы быстро перебрались в помещение. Как вскоре выяснилось, это был подвал какого-то здания. Сразу идём к воротам. За ними видно улицу, стену соседней постройки из белого силикатного кирпича. Рядом, левее, на металлических стойках, проходят трубы теплотрассы. Прямо перед воротами высокая прошлогодняя трава и всё залито ярким солнцем. Ворота заперты снаружи на амбарный замок.
В помещении, по обеим сторонам, вдоль рельсов, тянутся невысокие перроны. Направо, вдоль перрона, несколько дверей, за которыми находятся помещения. В первом – слесарная мастерская. Сгнившие стеллажи, не выдержав тяжести громадного количества шестерен и валов, скорее всего, то электровозов, обвалены. Всё хаотично валяется на полу.
Соседнее помещение куда интереснее. Здесь есть самое главное – окно, выходящее во двор предприятия, или, вернее было бы сказать – базы. Осторожно подходим к окну. Во дворе никого. В трёх десятках метров от нас, под раскидистым деревом, одноэтажная сторожка. На территории большое количество стройматериалов.
На окне, через которое мы, как из амбразуры, осматриваем двор, нет решётки, и можно запросто вылезти наружу. Уровень земли как раз на уровне наших глаз. В самом помещении с окном лежат аккуратно сложенные, почти новые, деревянные ящики, с деревянной же упаковочной стружкой. В этой стружке было то, что заставило сердце биться быстрее. Это были болванки, примерно 5 на 25 чёрного цвета с металлическим отблеском. Измерение фона дозиметром ничего необычного не показывает. Беру в руки одну из болванок. Вот чёрт, да это же графит! Огромное количество графитовых заготовок. Как потом выяснится, это так называемый реакторный графит – самый чистый, какой только существует. Беру одну болванку себе на память.
Оказалось, что в подвале-штольне полным полно других изделий из этого же материала, причём самых разнообразных фасонов и размеров. Самым уникальным из них была труба, диаметром около метра и такой же высоты, а толщина стенок при таких габаритах не больше сантиметра. И это из цельного куска особо чистого реакторного графита! Вопрос в другом, зачем это здесь и откуда это здесь? Но это вопрос, на который нет, и не будет ответа.
Осмотрев всё очень подробно, собираемся уходить. Уходить на поверхность. В тот момент о возвращении через штольню и речи быть не могло. Вдохнув свежего воздуха – воздуха свободы, невозможно заставить себя вернуться в бесконечный сырой туннель, который, может, уже обвалился где-нибудь посередине, или его снова замкнули, да и фонарь наш сдох.
Начинаем разрабатывать план побега. Внимательно осматриваем из своего укрытия двор и вообще всё, что видно. Едва мы успеваем понять, где находимся, как вдруг на территории появляется белая семёрка. Как не к стати! Из Жигулей вышла весёлая компания взрослых мужиков и, звеня пакетами, скрылась за дверями сторожки. Мы и забыли, сегодня же праздник. Нам снова повезло.
Выждав минут двадцать, решаем бежать и, во что бы то ни стало, не останавливаться. Пусть стреляют, плевать!
Вылезаем и бежим, не оглядываясь, в сторону горы. На нашем пути попадается забор из колючей проволоки. Быстро преодолев препятствие, продолжаем бег вверх по склону. Как назло, ни одного дерева, или какого кустика. На километр вокруг только сухая трава. Отойдя на безопасное расстояние и переведя дух, осматриваемся. Внизу, у подножья, здание, в котором мы были только что. Территория расположена на окраине города. Вот это мы дали. Прошли под всей горой, и вышли с другой стороны.
Колючая проволока, которую мы в горячке даже не почуяли, разорвала мой пакет в клочья, и из него начинает вываливаться содержимое. Складываю всё в запасной пакет. Санёк достаёт припасённую бутылку с вином, и, сделав по глотку, мы идём дальше.
Наш путь лежит к кольцевой. По ней нам нужно будет обогнуть гору и вернуться домой, но до неё ещё очень далеко. Мы идём по огородам, даже не огородам, а делянкам, уже распаханным под посадку картошки. Солнце печет, и от долгого пути пересохло во рту. Ну вот, наконец, добравшись до первых деревьев, делаем привал. Выкурив по последней сигарете, допиваем вино. Я сижу под сосной, на мягком ковре опавшей хвои, осматривая окрестности. Пахнет разогретой сосновой смолой. Повернув голову, замечаю под деревом подснежник. Как же всё-таки здорово жить на Земле! Понимаю это только сейчас, пройдя несколько тысяч метров под землёй, навстречу неизвестности.
Отдыхать, конечно, хорошо, но нужно двигать дальше. Теперь идём по лесу. На каждой поляне, под каждым кустом, на машинах и без, всюду отдыхающие, непременно с шашлыками и атрибутами выходного дня, праздника. А ведь именно благодаря тому, что сегодня праздничный день, нас никто не заметил и не сцапал. Даже сторожевые собаки спали.
Так вышло, что в эту штольню мы более никогда не заземлялись. С той поры она всегда была закрыта. Сначала вместо нашего болта снова поставили замок, потом и вовсе наглухо заварили створки ворот, да и нам самим было не до этого. Выпускной, вступительные в универ… Мы разъехались по разным городам. После этого мы ещё раза два заземлялись в другие штольни восточного склона, но это было уже не то. По большому счёту, в моей летописи подземных путешествий, длинной в пять лет, мартовская междугородка стала заключительным штрихом, даже нет – жирным мазком. Заключительным, но не последним…