Марина Цветаева
["Звезда", №2, 1990]
ПИСЬМО К АМАЗОНКЕ (Третья попытка чистовика)
Я прочла Вашу книгу. Вы близки мне, как все пишущие женщины. Не смущайтесь этим "все": пишут не все - пишут лишь немногие женщины.
Итак, Вы близки мне как всякое неповторимое существо, особенно - неповторимое существо женского пола.
Я думаю о Вас с того дня, как увидела Вас - уже месяц? Когда я была молода, я всегда торопилась высказаться, я боялась упустить волну, исходящую от меня и меня уносящую к другому, я боялась, что больше не полюблю: ничего больше не узнаю. Но я уже не молода и научилась упускать почти всё - безвозвратно.
Уметь всё сказать - и не разжать губ. Всё уметь дать - и не разжать руки. Это - отказ, который Вы назовёте буржуазной добродетелью и который - чем бы он не казался: пусть добродетелью, пусть буржуазной - является главной движущей силой моих поступков. Силой? - Отказ? Да, потому что подавление энергии требует бесконечно большего усилия, чем её свободное проявление - для которого вообще не нужно усилий. В этом смысле любая естественная деятельность пассивна, подобно тому, как любая усвоенная пассивность активна (излияние - непротивление, подавление - действование).
Что трудней - сдержать лошадь или пустить её вскачь? И - поскольку лошадь, которую мы сдерживаем, - мы сами - что мучительней: держать себя в узде или разнуздать свои силы? Дышать или не дышать? Помните эту детскую игру: честь победы принадлежала тому, кто мог дольше всех пробыть в сундуке, не задохнувшись. Жестокая и совсем не буржуазная игра. Действовать? Дать себе волю. Всякий раз, когда я отказываюсь, я чувствую, как внутри меня содрогается земля. Содрогающаяся земля - это я. Отказ? Застывшая борьба.
Мой отказ называется так: не снисходи - ничего не оспаривай у существующего порядка. Существующий порядок в нашем случае? Прочитать Вашу книгу, поблагодарить Вас за неё пустыми словами, Вас видеть время от времени "улыбающейся, чтобы скрыть улыбку" - делать вид, будто Вы ничего не написали, а я ничего не читала: будто ничего не было.
Я бы это смогла, могу еще и теперь, но на этот раз - не хочу.
Послушайте, Вы не должны отвечать мне, Вы должны меня только выслушать. Я наношу Вам рану - в самое сердце, в сердцевину Вашего дела, Вашего тела, Вашей веры, Вашего сердца.

Публикация и перевод с французского К. М. Азадовского