Выписка из событий.
30 августа.
Пребываю в подавленности. Очень сильно нарушено восприятие действительности. Глаза мертвеют и пустеют. Голова наполняется разными мыслями и идеями, иногда бредового содержания. Хорошо, что нет галлюцинаций.
Сейчас возвращался из города. В городе шел по улицам. Люди вокруг проходили мимо. Одни быстро, другие медленно, а большинство шло явно прогуливаясь. Я шел явно не понятно куда. Но цель была, да была, я изучал этих самых людей и одновременно размышлял о времени, о пространстве, о том, сколько разных людей существует, существовало и будет существовать; мысленно разбивал их на группы, категории и разновидности. Да еще к этому добавлялись мысли о неминуемости смерти, о том, что все равно как проживешь, все равно к какому типу людей будешь относиться, так как конец один для всех, абсолютно, без исключений для всех,- умрешь и сгниешь, уйдешь в небытие. И извлечь тебя от туда никто, а, следовательно, и никогда, не сможет. Слово «сгниешь» навело меня на мысль о червях, которые после моей смерти будут ползать по мне, съедая меня. Эта мысль о червях очень мне не понравилась. И я пришел к заключению: после смерти меня обязательно нужно сжечь в крематории.
От всех этих мыслей мозги разрывались, а еще к этим мыслям добавились мысли о религии. И получилось, что, оказывается, не все равно умирать.
Это был предел. Но я религиозную мысль отбросил; не верю, ни в бога, не в дьявола, хотя сомнения у меня в не существовании их имеются. Отбросил я так же мысль о червях, так как я их присутствия ощущать не буду; я ничего ощущать не буду: ни эффекта, ни тяжести. Я буду находиться в точечном эффекте бесконечность - в небытие – в вечном, абсолютном покое.
Сомнения на счет не существования бога и дьявола я тщательным образом у себя искореняю, но это трудно дается. Я придерживаюсь теории, что со смертью жизнь обрывается и не какая другая жизнь, ни в каких ее проявлениях, не наступает. После смерти все уходит в точечный эффект бесконечности.
Итак, я продолжал идти по улицам. Время было 21 час. Было темно. А в темное время всегда лучше думается, хотя бывают и исключения. Проходили мимо автобусы и троллейбусы и другая аппаратура. Глядя на них у меня, сразу возникла моя давняя мысль, что они все когда-нибудь сгниют.
Я вернулся к своим первоначальным мыслям, с которых начал это повествование. Итак, я отбросил мысли о религии и о червях, но и без этого было много мыслей в разных направлениях и я начал терять ориентировку в восприятие действительности. И до того дошло, что началась скачка идей.
А люди все шли и шли, все новые и новые.
Возникало ощущение, что они все нормальные, не мучаются ни тяжестью, ни плотностью, ни иллюзиями, ни, тем более, галлюцинациями. А я, представитель дурманствующих людей, всем этим мучаюсь, кроме галлюцинаций. Они, нормальные люди, не мучаются мыслями о времени, пространстве, вечности, бесконечности, эффекте бесконечности и другими дурманскими факторами. А если и появляются у них эти мысли, то кратковременно и не доводят их до депрессий, различных экстазов и деградаций.
А меня доводят. Возможно, уже деградирую.
Что это? Болезнь, путь к совершенству или еще что-то?
Экстазное состояние. Им, нормальным людям, не приходилось бывать в экстазе дурманства. А мне приходилось и не раз. С экстазным состоянием у меня обычно, дело обстояло так. Я, выходя из подъезда, шарахался в сторону, так как воздух передо мной вдруг разряжался (возникала отрицательная плотность). После этого, медленно продвигаясь и при этом, пугливо озираясь, продолжал свой путь. Пройдя немного вдруг передо мной, становилось все вокруг как будто нарисованным, картиночным (картиночная отрицательная плотность). И, двигаясь в картинке, начинал атрофироваться. Создавалось впечатление, ощущение, что кто-то на меня воздействует атрофированными лучами. Дальше двигался в полуатрофированном, полуодурманенном, полуразбитом состоянии, при сниженном восприятии действительности. Навстречу шли люди. И я ощущал себя какой-то галлюцинацией, каким-то приведением. При всем этом в моем полуатрофированном мозгу проходил процесс мышления. Я думал о вечности, плотности и так далее. Размышлял о бесцельности и бессмысленности жизни, и обо всем том, что было выше написано, и еще о других понятиях, идеях. Я чувствовал, как мозги у меня сперва наполнялись, потом расширялись. Вид у меня при этом был пугливо-опасающийся, а иногда делал ученый вид. И в таком состоянии ходил. Возникали мысли о не совершенстве мира, и, приходя домой, уже в полном безумии, в полном изнеможении, засыпал беспокойным сном. Но постепенно сон нормализуется. И выходишь в кратковременный покой. Но бывает, и этот покой нарушается. Нарушается сновидениями. Сновидения могут быть такими, что тоже могут довести до экстазного состояния. И тогда утром чувствуешь себя вдребезги разбитым. Но обычно сон, после таких потрясений, не сопровождается сновидениями, и спишь достаточно спокойно.
Утром, проснувшись, чувствуешь себя обычно – в хронической депрессии. И в такой депрессии пребываешь до следующего экстаза или обострения депрессии.
Со мной бывали такие состояния, такие экстазы, и много раз бывали. Пребываю в хронической депрессии, потом бывают обострения депрессии, частенько доводящие до различных экстазов.
Нормальные люди не бывали в таких состояниях. Живут постоянно в нормальном мире. Никаких переходов из одного мира в другой нет. Их не преследуют мысли о бесцельности жизни, так как цель у них есть (естественно относительная), и смысл тоже есть (также относительный). Они живут по кругу своего бытия, в полном эффекте бесконечности. Некоторые из них, кратковременно и очень редко, умудряются вылезть из этого круга, из эффекта бесконечности, но потом опять в него возвращаются.
А я, представитель дурманствующих людей, поочередно прибываю в четырех из пяти миров: нормальном, дурманском, иллюзорном и бредовом. В пятом мире, галлюционном, не был никогда. И не хочу там побывать.
Чисто в одном, каком-нибудь, мире не пребываю. Постоянно нахожусь в двух, трех или четырех мирах одновременно, но каждый мир представлен в разных концентрациях.
Переходы из одного мира в другой, обычно, сопровождаются возникновением плотности (и отрицательной, и положительной), обострением тяжести, развеиванием иллюзий и другими явлениями, в зависимости из какого мира, в какой переходишь.
Нормальные люди, глядя, например, на кассету могут сказать про нее: какая это кассета, какая в нее вставлена лента и еще что-нибудь в этом направлении.
А у меня сразу возникают мысли, что она когда-нибудь сгниет. И те люди, которые ее сделали, тоже когда-нибудь сгниют. Более того, человек, который ее держит, тоже сгниет.
Это у меня навязчивые состояния.
С такими мыслями я подходил к остановке. В автобусе встретил одного объекта. Он, как сразу же выяснилось, возвращался из психиатрической лечебницы. Его там закодировали от алкоголизма. Настойчиво предлагал мне, чтобы я тоже закодировался, но я отказался. Кодироваться не хочу.
Я ему сообщил о депрессии, и он начал меня уверять, что мне надо лечиться и лечиться.
