Для темноты.
Алекс еще помнил наполненные страхом и щемящим, отчаянным предвкушением вечера, когда ждал, что темнота примет его, что случится хоть что-то, хоть что-то, что перевернет его жизнь. Чего стоит ждать, о чем нельзя не мечтать, в чем и есть то настоящее, что просто обязано с ним случиться. Что в нем найдется то самое, способное открыть двери к сокровищницам темноты – ему, беспризорнику, одиночке, навечно затерявшемуся в лабиринтах большого города.
Потом долгое время он ее не любил – боялся аж до судорог, кое-как уживаясь с полумраком только в присутствии кого либо. Темнота не спешила – она ждала год за годом, раскинув сети ловушек, шевеля щупальцами теней. Ровно дыша и выжидая, подбираясь все ближе, она чувствовала в нем свою жертву – рожденную, чтобы быть жертвой.
Погребенная под толщей страхов и мертвых оскалов, она возвышалась за спиной, нависала над плечами, медленно подползала к ногам, приучая к себе, обдавая холодом и равнодушием. И в какой-то момент страх окончательно растворился, рассеялся, поддавшись ее настойчивости, оставив только усталое, тупое бессилие.
Мерлин, какая жестокая шутка – темнота и впрямь оказалась всего лишь холодной и равнодушной. Глупая детская мечта приблизиться к ней, заглянуть внутрь и восхититься найденным горам сокровищ превратилась в ночи тоски и кошмаров, и ничего в них не было, кроме холода и одиночества.
И льда – смерзшихся кусочков жизни, навечно заледеневших в замкнутой форме, потерявших способность развиваться, изменяться и жить. Темнота состояла из них, принимая в себя все новые и новые остовы, и когда-то страстно мечтавший о свете и тепле манящей и пугающей тьмы Алекс теперь знал наверняка – он всего лишь рано или поздно станет еще одним таким же осколком. Присоединится к бесчисленным кусочка оледеневших, усталых и равнодушных, потому что ничего, кроме этого, в темноте – нет.
Выматывающая работа, нагрузки, рваный ритм дней, срывы и совещания, нападки, истерики вынужденных коллег-людей, беготня и нескончаемая череда дел Алекс не отказался бы от всего этого в любом случае. Тому, кто ничего не знает о тьме, все равно не понять, из чего состоит его жизнь. Проваливаясь в пучину десятков задач одновременно, Алекс почти забывал о том, к чему все всегда возвращалось.
О поджидающей его в углах темноте.
Не странно, что именно его жизнь переломилась когда-то надвое, слишком круто свернув в сторону – и что именно он теперь оказался вот здесь, вот таким. Не странно, что все пришло именно к этому. Алекс криво усмехнулся и покачал головой.
Выброшенное в путы тьмы существо, доигрывающее свою партию с поднятой головой, потому что – кто знает, партия способна длиться и длиться еще не один десяток лет. Алекс Самерс еще может успеть и ухватить, зацепить, вытянуть и сделать достаточно, чтобы все эти годы инерции стоили хоть чего-то. Чтобы – Мерлин прости за дурацкое слово – соответствовать, да. Должности, задаче, возрасту, расе… условиям.
Чтобы искупить хотя бы ничтожную часть.
Разве жизнь одной ногой в леденящей мгле не стоит такого?
Чудовища тьмы перестали быть для него ужасом – он привык к тому, что они несут за собой. Привык быть один рядом с ними и не бояться того, что они способны ему показать. Привык выбрасываться оттуда сразу и целиком, весь, и зажигаться одной мгновенной легкой улыбкой, как только кто-нибудь приходил и включал свет. Привык не показывать того какой он есть на самом деле, разве близким это нужно? Они и так тебя знают.
Но каждый раз приходя с работы он садился к камину на пол не включая свет, потому что тьму этим не отогнать…холодные камни охлаждали до дрожи, но он этого не замечал. Не замечал и того что у него раскалывается голова. Алекс давно привык к этой боли. Она как нескончаемый поток сопровождала его жизнь.
Ему стало легче жить, хотя даже нет, существовать, тогда когда он смирился с неизбежностью этой тьмы, боли. Он смирился, что он жертва тьмы, такой же, как и миллионы других.
Чтобы не говорили его коллеги, он бы мог работать еще больше, еще упорнее. Ему просто необходимо чем-то занять себя. Ведь так проще. Так почти забываешь про тьму.
Раньше, когда он еще не смерился с тьмой, то часто думал просто уйти. Уйти туда, где должно быть лучше. Отдаться на растерзания теней, но потом понял, что доиграет эту партию до конца, зная, правда, что она заранее проиграна. Оттянуть этот момент на сколько будет в его силах. Это стало намного проще, когда появилась Она,…когда он был с Ней - тьма уходила чуть дальше от него. Становилось теплее. Он становился собой, мог ненадолго расслабиться. Возможно, это звучит банально, но Она была для него лучиком света в его жизни, солнечным зайчиком в пасмурный день…Но его удел был одиночество…вскоре ушла и Она. Ушла спонтанно, не попрощавшись. Такие люди как она не должны так мало жить. Их удел помогать, таким как Алекс жить и быть счастливым.
В этот день было очень солнечно, и пошел первый снег. На её день рождения всегда выпадал снег. Они праздновали как всегда вдвоем. Им не нужен был больше никто. Это стало своеобразно традицией этих двоих. Поздно вечером они пошли прогуляться по заснеженным улицам города. Алекс до сих пор не может понять как же так случилось. К ним подошел парень и спросил сколько время, а в следующую секунду раздался выстрел, и Она уже лежала на снегу.
С той ночи, когда умерла Она, там притаились чудовища, ждущие момента, чтобы подползти ближе и поглотить, перемолоть в никчемную пыль, как ничтожное, мелкое существо, случайно попавшееся на пути. Алекса трясло тогда от одной мысли, что никакой свет и ни одно солнце так и не отгонят от него враждебность окружающей тьмы. Что она будет длиться вечно, а его жизнь – всего лишь бессмысленное бегство, что глупо и надеяться ускользнуть.
Не помня как, он просуществовал еще год…долгий нескончаемый год боли и абсолютной власти тьмы над ним. Он начал снова чувствовать головную боль. Часы казались неделями, дни годами, но разве кто нибудь мог это видеть? На работе он снова был идеальным. Никто не мог подозревать, что у этого парня, что-то не так…Но в один самый обыкновенный день для его коллег он просто не пришел на работу. Ровно через год он ушел за ней. Принял поражение от тьмы. Когда он умирал, ему казалось, что тьма, нависая над ним, радостно захватывает его щупальцами, насмехаясь над его проигрышем.
