В колонках играет - Lacrimosa - Not every pain hurtsПосвящается Ему.
ПЯТЬ МИНУТ НАЗАД…
Я стояла под струями горячего обжигающего душа и чувствовала, как ко мне возвращается моя душа. Мне было легко и радостно. Я была свободна, каждой клеточкой своего тела я чувствовала, как прекрасен мир. Какой же великолепный душ был у нее. Я взяла в руки мыло с неземным ароматом, и оно рассыпалось в моих руках волшебной мягкой радужной пеной. Один пузырек оторвался от пригоршни своих собратьев и, взлетев, щекотно стукнул меня в нос. Я рассмеялась. Как же давно я не смеялась! Я дунула на свою ладонь и радужные пузырьки взвились и закружили вокруг меня как в не таком уж далеком детстве. И я запела. Вы представляете? Запела! Какую-то дурацкую песенку из полузабытого мною мультика: «Облака, белогривые лошадки….» Я стояла под струями душа, и стекающая вниз вода уносила прочь ее кровь и мои мысли… Свободна! Отныне и навсегда!
ДЕСЯТЬ МИНУТ НАЗАД…
Я дышала ровно и спокойно. Я улыбалась, глядя на ее комнату. Ее замечательную шикарную комнату. Жаль, очень жаль, что я не захвалила фотоаппарат! А кровь начала уже темнеть, обидно, ведь я обожаю алый цвет! Светлый ореховый паркет стал местами бурым, местами темно-красным. На бледных обоях застыли багряные кляксы и подтеки.
Огромный плазменный телевизор, безжалостно сорванный со стены, валялся в совершенно разгромленном состоянии в углу. Всю стену занимала надпись, сделанная ее кровью «Гори в Аду, тварь!». Какая красота! Надеюсь, стражи порядка оценят, ведь я так старалась!в центре всего этого великолепия в скрюченной позе лежало нечто. Было ли это когда-то человеком? Трудно сказать…. Сейчас это напоминало сломанный манекен залитый красной краской… Неестественно вывернутая тонюсенькая правая рука судорожно сжимала телефонную трубку, с обрезанным проводом. Широко распахнутые стеклянные кукольные глаза смотрели в потолок. Лицо было почти не тронутым,… но ниже, ниже было кровавое месиво…. Ее длинные черные волосы плавали в луже ее собственной крови, а голова держалась только на позвоночном столбе. Я не знала, что в человеке может быть столько крови…
Судмедэкспертам будет вдоволь работы – считать ножевые ранения. Да, и сердце… пусть поищут ее сердце. Я завернула еще теплый комок плоти в белый шелковый платок – его подарок ей. Белая ткань обагрилась, и его инициалы пропитались ее кровью. Великолепное зрелище! Я отправила ее сердце в единственно подходящее для него место – в морозильную камеру. И насвистывая себе под нос что-то из Бетховена, отправилась отмываться в ванную.
ЧАС НАЗАД…
Я стояла у ее двери с бутылкой мартини, отравленными конфетами и его охотничьим ножом в кармане черного кожаного тренча. Мое сердце пропустило удар, потом еще один, потом бешено застучало прибойной волной о скалы, так, что я перестала слышать звуки, а мир вокруг закрутился в сумасшедшем водовороте. Имей я душу, я бы сказала, что она ушла в пятки. Но дело было в том, что души у меня не было. С момента нашей первой встречи моя душа стала принадлежать ему целиком и полностью. И теперь она умирала вместе с ним в белой больничной палате реанимации.
Отступать я не собиралась. Сделав глубокий вдох, я подняла руку, затянутую в черную кожаную перчатку, и нажала на кнопку звонка. Раздалась какая-то пошлая мелодия, а спустя минуту, передо мной возникла хозяйка квартиры, одетая в шикарный цветастый шелковый халат, вполне довольная жизнью и, само собой разумеется, собственной персоной.
- Привет, дорогая! – воскликнула она, кидаясь мне на шею и чмокая губами, напомаженными до тошноты противным клубничным блеском.
- Привет, - я попыталась изобразить радость встречи, и, по-видимому, мне это удалось.
Спустя десять минут мы сидели на кремовом замшевом диване и пили мартини из высоких бокалов. Она что-то щебетала о своем новом любовнике, хвасталась бриллиантовым кольцом и какими-то супермодными духами, которые тот ей привез из Франции. Она уже почти не могла сидеть прямо, но не замечала этого. А конфеты делали свое дело… скоро у нее совсем не останется сил.
Потом мы заговорили о Нем. Она жаловалась, что он не давал ей покоя почти месяц после их расставания. Бесконечно звонил, приезжал, и ей даже пришлось поменять номер телефона.
-…правда, он больше не пытается со мной никак связаться, слава Богу! – легкомысленно заявила она, - а интересно он нашел себе кого-нибудь?
- Он в реанимации, - холодно сообщила я.
- Почему? – ни тени тревоги в голосе, одно любопытство.
- Сердце… - просто сказала я.
- Ну и шут с ним, пить надо меньше, я ему это тогда еще говорила, - пожала плечами она.
Повисло неловкое молчание.
- А почему ты не ешь конфеты? – ни с того ни с сего спросила она.
- Ты же знаешь, я не люблю сладкое.
- Сейчас я принесу тебе сыру, - сказала она, вставая, но, не пройдя и трех шагов, упала. Пока она возилась на полу силясь встать, я надела заранее приготовленные хирургические перчатки и медленно подошла к ней. Спешить мне было не куда.
Я схватила ее за волосы, и резко дернула вверх. На меня уставились ее огромные ничего не понимающе глаза. Она бы, наверное, закричала, но я не дала ей такого шанса, изо всех сил ударив ногой в живот. Она задохнулась, и ее крик умер, так и не успев родиться. А я стояла и смотрела как она корчиться от боли на полу и ничего не чувствовала, ни радости ни горечи, ни жалости, ни удовлетворения, я была холодна как смерть. Моя душа была не здесь, моя душа умирала в палате реанимации на другом конце мегаполиса.
Она отчаянно сопротивлялась, несмотря на отраву, проникшую в ее кровь, она пыталась ползти в сторону столика, на котором стоял телефон. Ну-ну. Когда она стянула трубку за провод, я вытащила из кармана охотничий нож.
ТРИ ДНЯ НАЗАД…
Я вышла на балкон. Было три часа ночи, я толком не спала уже два дня – меня мучили кошмары. Осенний воздух меня успокаивал и, разглядывая полную луну, я уносилась к нему в своих мечтах. Вдруг раздался звонок. Чувствуя неладное, я ринулась в комнату и схватила трубку
- Милая, дорогая, приезжай скорее, - рыдала мне в трубку женщина. Его мать.
- Что случилось? – спросила я сдавленным голосом, у меня внутри все похолодело.
- Сердце, у моего сына остановилось сердце, его увезли на скорой…
- Куда, куда мне ехать? – крикнула я в трубку
- пи-пи-пи-пи – короткие гудки, перезваниваю – пи-пи-пи….
Час спустя я сижу под дверью палаты реанимации, я не знаю, сколько еще ему осталось жить, сколько нам осталось жить…
ДВЕ НЕДЕЛИ НАЗАД…
От него я знала те места, где она любила бывать. Одним из этих мест был клуб «Седьмое небо». Туда я и отправилась. Мне просто необходимо было с ней познакомиться. Стать ее лучшей подругой, может быть тогда я смогла бы узнать, как она украла его у меня? А узнав, понять, как вернуть его обратно?
вот и она, сидит за барной стойкой и попивает невообразимого цвета коктейль. Она уже слегка пьяна. Я подсаживаюсь к ней, и предлагаю угощение. Она хихикает и соглашается.
Спустя три часа она и я в компании двух подвыпивших парней оказываемся у нее дома. Вечер продолжается…
МЕСЯЦ НАЗАД…
- Она меня бросила, - говорит он и выпивает залпом стакан водки, - зачем мне жить?
-Но у тебя есть я, - робко ему возражаю.
- Ты? – в его голосе звучит удивление, смешанное с презрением, - причем здесь ты?
СЕЙЧАС
Продолжая напевать детскую песенку, я вылезаю из ванной и заворачиваюсь в махровое полотенце. Раздается звонок. Звенит мой сотовый.
- Да? – я поднимаю трубку.
- он очнулся, он будет жить – звенит счастливый голос его матери, - приезжай скорее!
- Нет.
- Почему, - опешила женщина, - мы с тобой так этого ждали! Ты же так переживаешь за него!
- Вовсе нет. Я не люблю его больше, - и я отключаюсь.
-пи-пи-пи-пи – раздается в ее трубке.
Она перезванивает, и опять слышит:
-пи-пи-пи, - потому что я снова сбрасываю номер. Плевала я на всех. Надо быстро уничтожить улики.
Всякое существование похоже на письмо, смысл которого изменяется постскриптумом.
