all these things we'll one day swallow whole
and fade out again and fade out again

***

- Как скажешь, - я исписывал уже последний лист своим мелким, в каждую строчку, почерком. Это было мое ровно триста семидесятое письмо, адресат которого, естественно же, выбыл. Остальные его собратья лежали аккуратными стопками в ящике письменного стола, перевязанные бечевкой.

Он лишь иронически смотрел на меня сверху вниз. Его забавляло мое ежедневное занятие, которое из спонтанного желания год с лишним назад переросло в привычку. Моя досада заставила его тонкие губы дернуться в усмешке.

- Скоро я смогу поздравить тебя со своеобразным юбилеем. Не хочешь заодно сложить тысячу журавликов на счастье? Говорят, помогает. - Он явно издевался, но я лишь отмахнулся от него, разглаживая законченное письмо. Сегодня оно получилось не таким грустным, как обычно, скорее, нейтральным, никаким. Хорошо это или плохо, я не знал; взгляду остановиться было не на чем, ни тебе интересных выражений, ни криков души, одна спартанская лаконичность и много мрачного спокойствия.

- По всем канонам жанра тебе бы губы сейчас кусать надо и разочарованно смотреть в голубую даль. Кстати, да, покусай губы! Тебе пойдет. Посмотри на себя, у тебя настолько бледное лицо, что и губ-то толком не видно. Восковое лицо не идет брюнетам.

 - С каких пор ты-то мне делаешь замечания по внешнему виду? - огрызнулся я, все же бросая украдкой быстрый взгляд на зеркало. Он пожал плечами, не отводя глаз. Черные, настороженные, они являли собой две злые бездны - вглядишься повнимательнее, и тебя, кажется, засосет туда, откуда не так-то просто выкарабкаться. Внутри него не было вселенной, которая есть в каждом человеке, не было причудливого сплетения внутренних миров, клубков мыслей, лабиринтов эмоций. В нем не было жизни. В нем вообще ничего не было.

- Если бы я был королем, ты бы у меня на эшафот пошел, демон, - буркнул я, передавая ему письмо. Он небрежно бросил его к остальным, задвинул ящик и устроился на столе, закинув ногу на ногу. Не было в нем ни грациозности, ни изящности и плавности движений - одна сплошная угловатость. Он был настолько худ, что мне подчас казалось, что я слышу бряцанье костей. И я не был бы удивлен, если бы узнал, что мне не казалось и я действительно его слышал.

- Но, согласись, ты бы пошел со мной, - как бы между прочим заметил он, вскидывая брови. - И был бы рад этому.

Желудок снова обожгло, и я кивнул. Осторожно, чтобы не вызвать новый приступ тошноты.

- Ты - безответственная скотина. - Он продолжал рассуждать словно бы про себя, но вслух, не нуждаясь в ответе. - В тебе нет такого чувства долга, что заглушило бы твои собственные переживания и заставило думать о других. И ты, король... - он склонил голову в насмешливом полупоклоне, выражая этим все свое отношение к этому слову, - ты бросил бы всех подданных и вверенное тебе государство ради того, чтобы утешить себя самого.

- Пожалуйста, только вот давай без этих диспутов... - поморщился я. - Я и сам люблю подумать, а как бы я поступил в той или иной ситуации, разбираться, что для меня важно, а что второстепенно, но здесь-то и так все понятно.

- Ты - эгоист. И мне это в тебе нравится. Это роднит нас с тобой, - спокойно закончил он речь, будто его и не прерывали. Он не спрашивал - он констатировал факт, ясный для него самого. И посмотрел на меня - задумчиво-равнодушно, как оценивают какое-то насекомое, нанизанное на иголку. Возможно, раньше бы этот взгляд показался мне неприятным, но сейчас эмоций не вызвал.

- Демон... - пробормотал я. Он молчал, не отрывая взгляда и не мигая. Странный, немой диалог. Он понимал всего меня, все мои чувства, понимал каждой своей клеткой. Но невозможно было обойтись без иронии. На самоиронию сил у меня уже не оставалось, и он мне просто помогал с тем, на что я уже не был способен.

Со стороны это, должно быть, выглядело нелепо. Разговор с пустотой, и брюнет, уставившийся в точку в пространстве, как будто там кто-то был. Раньше, когда я осознавал это, где-то по донышку моего сознания прокрадывался страх. Ледяной змейкой скользил по пальцам, остужая их до температуры трупного тела. Само словосочетание "сходить с ума" стало модным, и я уже не удивлялся, что моим россказням о нем не верили. Возможно, только притворялись, что верят. Однако я видел его так же реально, как все то, что меня окружало. И я перестал его бояться, зная, что это ничего не изменит. Я просто знал, что он существует - возможно, в параллельной вселенной, и является ко мне, удостаивает личной аудиенции. Наше сознание не в состоянии показать нам то, чего бы не было хоть в одном измерении.

- Ты - демон, - со вкусом повторил я, глядя прямо в его вакуумные глаза. Порой наступает такой момент, когда ты смотришь на то, что раньше бы причинило тебе боль или страх, с мрачным удовольствием. Принимаешь эту свою новую реалию как она есть, и только хмыкаешь, получая новые и новые доказательства ее существования.

- Ты придешь завтра? 

На этот вопрос я не ждал услышать ответа, однако он все-таки ответил.

- Нет. Завтра я не приду.

Я вскинул брови:

- Ты оставишь меня одного?

Поколебавшись секунду, он спрыгнул со стола и коснулся своими ледяными пальцами моих горячих висков. В животе развязывался, распутывался клубок склизких змей, противных, как огромные опарыши. Боли не было. Больше - не было. Была только привычная, и потому ставшая уже родной обреченность.

- Хватит мне уже ходить к тебе в гости. Иди ты ко мне, - шепнул он над самым ухом, не убирая рук. - Пойдешь? Путешествие будет не из легких.

Я кивнул не раздумывая. Он потянул меня за собой - мягко, но настойчиво. Я шагнул вслед - и застыл в нерешительности.

- Подожди. Мои письма...

- Они всегда с тобой. Разве ты не чувствуешь? - он усмехнулся, убирая прядь белых волос, прилипших к губам. - Они вот здесь.

"В твоем сердце", хотел я добавить за него, но он внезапно приложил сухую ладонь к моему животу. Змеи внутри тяжело ворочались.

- И с каждым днем их все больше и больше. Число растет, можно сказать, с арифметической прогрессией. - Он немного помолчал, серьезно глядя на меня. Так серьезно, что мне стало даже неуютно. И с легким укором добавил:

- А ты все ассимилируешь и ассимилируешь...

Больше я не сказал ни слова.

Лишь километры неосознанного страха под ногами. И бесконечная свобода.

Я знал, что там, в его мире, ничего не будет. Я ничего не потеряю.

разрезанное горло лишает возможности дышать и глотать сухую слюну.

колючие кактусы по нежной слизистой - и сладкая ненависть с приторным запахом гниения. выдерни! выпей до конца, это горечь, ты же знаешь.

ядовитая лоза с плодами-убийцами - я думал, она меня выделит и пожалеет, я взращивал ее, она поступила как со всеми.

так и все, так и всюду.

одиночество в уме, одиночество в сердце, одиночество заставляет лезть на стенку, в мясорубку головой, делать подлые вещи, чтобы унять свое нервное сердце, желающее всем сознания, как они меня любят.

пистолетом под дых, ногти ломаются в мучительном экстазе. застрели мою паранойю, умоляю, навылет, снайпер.

одиночное за стенкой "спасите" - плачет, плачет маленькая девочка с отрубленными руками. они прирастут, на сегодня это только руки, завтра вырвут легкое. и кое-как приделают обратно, ты же знаешь, ты от этого не отделаешься. ты никто.

__

а вы же не заметили, что я не совсем сдержал слезы в кинотеатре перед началом фильма. 

вы на меня не смотрели, никто.

рубашка пропитана кровью на рукаве.

третий ты скоро засохнешь, такими же солеными островками. боюсь, вас станет больше.

процент сумасшедших в моем городе увеличился. нервы уже не рискуют ничем - уже свихнулись.

лоб, будто накормленный свинцом, перевешивает, пытается удариться и загасить сознание - вгоняет в транс гудение пространства, словно напитанные снотворным внутренности сжимаются в маленькое такое ничто. пустое, бессмысленное.

и только нежно, тихо, медленно и поучительно-сладко мурлычет на ухо мне мой очаровательный, изломанный, истощенный сумасшедший, обнимая меня за плечи - 'es gibt kein Weg zuruck'.

Настроение сейчас - ...

знаете, как выкручивает внутренности?

это боль - будто железным прутом внутри кишечника, убивая напрочь аппетит, вызывая рвотные рефлексы и резкие сгибы пополам. в глазах - истероидно яркие молекулы усталости - мельтешат; не падать в обморок, держать равновесие. ободранная кожа заживает за ночь, стирая малейшие признаки поломки.

ночь - период одинокого сумасшествия, разбить бы, услышать голос - и разбить, это поможет...

бессонница рисует под глазами солнечные круги. пугает синей спиной в темноте - вот она, сверху, застряла в потолке, и позвоночник - нечеловеческий, с выступающими позвонками, синий латекс, страшно...

всю ночь - сетка огней в окне на горизонте, маленькие смерти - накатами, и снова в агонии умирать, и снова в агонии возрождаться. такие финалы - они некрасивые, с выжженными солью белками глаз, вспухшими железами, прижатыми к горячей батарее голыми коленками, голубовато-синий свет луны в лицо - он говорил, по ночам, когда я сплю, оно сияет нежным, лунным светом.

кожа на кистях бледных рук - болтается, и ямочка. дрожью под левую лопатку - навылет, зацепляет миокард.

воздух защемляет легкие, углекислый - по рекам моей крови, которую он еще движет, но скоро узнает звуки иной любви. химия протирает язык. выжгите до конца, Нау, Нау, мальчик мой...

___

у нее добрые, ясные глаза небесно-голубого цвета, и задорно вздернутый нос.

она с нежной улыбкой выдирает внутренности и внутренний мир, ломает руки, рождает ярость - своей нелепо жестокой нежностью.

лицо - как выжженная маска, восковая. ладонью по этому воску... смешно так...чужое на ощупь.

он снова здесь, а я даже не в силах обратить на него внимание. чувак, давай завтра, а сейчас прикрывай свои глаза и обними меня, неуравновешенный мой, тихий. моя морская болезнь.

хорошо бы найти силы жить еще пять шестых. найду.

черные вены под бледной, бесцветной кожей. из моих глаз спилберг, наверное, сдирал кино. а изможденный бок языка так и остается обкусанным, неприятно.

вот такое несмешное, ночное, привычное.

странно. когда ты в одиночку накуренный, тебе на самом деле на всей похуй. обжегся пипеткой - теперь на верхней губе шрам и меньше линий. почему мне нравится этот факт? как-то необычно так.

спал. спал долго, много, просто погрузившись в ту параллельную реальность. вообще вчера весь вечер гулял по параллельным - ударяясь в жужжание возле ушей, слышал, видел... было страшно на секунду, что сейчас загорятся легкие. сознание опускается на такие глубины, где еще не бывало. кажется, мой внутренний Нау становится слишком материален...a friend in needs a friend indeed. из-вне, вне-из.

спал много, с наслаждением кутаясь в одеяло, в своем уютном гнездышке. наслаждался множеством снов, пересекающихся...их слишком много, слишком все запутанны. помню последний - он обнимает меня, нежно, нежно настолько, что не верится, что вообще можно так обнимать, рядом, щекочет мои ноздри своим тончайше-неуловимым запахом, а я понимаю, что это сон, и ловлю моменты наибольшей реальности. на грани сна - просыпаясь и дрожа, пытался удержать утекающий по одеялу сон, но он белым маревом скользил сквозь пальцы.

либо меня еще не конца отпустило, либо психика все-таки пошатнулась и поехала. стоит почитать побольше о курении. мало ли, так и с ума сойти недолго.

зато хоть один вечер я провел не в депрессии, без апатии, я просто гулял в своем сознании и выстраивал какие-то свои логические цепочки, пытался придумать правила для тех миров. хоть один вечер я сидел перед компом и ржал над видюшками, хоть один вечер мне было смешно - а потом слишком непонятное становилось настолько понятным, открывались те дорожки в мозгу, которые я так давно не открывал.

приходится признать, что это - единственный способ отвлечься от дурных мыслей. каждую минуту, каждую... плохо. очень. и приходится пытаться приспособиться, и единственное, что помогает - отрыв от реальности... побег в другие реальности. в другие параллельные. и сразу становится не скучно, не одиноко, не больно.

неужели это единственный способ.

просто странно понимать фильм "Куб-2". просыпаться, потягиваясь и помня клеточками тела, как еще недавно во сне гладили мои обнаженные плечи и лопатки, прижимая к себе, и странно думать, уткнувшись лбом в подушку, что хочется вернуться в тот куб снов.

и долго ли так будет еще продолжаться...

ну и денек.

пусто, холодно, грустно. температура. пасмурно и темно на улицах, грязно, как прошлой осенью. неопрятный город.

кофе с апельсинами, больная голова и прогрессирующий наутизм.

предложили косплеить Леонарда Липпи, Нозару или Скулла. последний и первый меня привлекают.

скулю, как подбитая шавка. впрочем, все переносится легче, когда ты не один.

убил ночь на ненужный письменный перевод огромной главы с немецкого 'Das doppelte Lottchen' - по этой книге снят фильм "Ловушка для родителей". странно, что нет перевода этой книги на русский язык. в итоге не спал.

написал новое стихотворение. закончил, правильнее будет сказать. посвятил его Ории.

уже несколько дней хожу без челки, на манер пафосного мужика убирая шевелюру с глаз.

уже не надеюсь на известия, уже сижу в интернете не чтобы дождаться, пока напишет. убиваю время цинично - просматривая кучи серий комедийных сериалов.

рад был, когда Кокс подсел к нам. кажется, все налаживается.

палец прорезан сбоку до ногтя. красная нить - запекшаяся кровь не смывается, а может, это просто выглядывает мясо.

пылью и плесенью - покрываюсь. жалко, что в такую погоду не хочется ничего делать.

и развлекаться в гей-клуб пойду тоже не сегодня ночью. потому что все-таки буду ждать, когда напишет. да и завтра в универ. а потом - на помощь родителям, которые собираются переезжать с Ракетной на Закирова.

мда. я неуклонно стервенею с каждым часом. уже не больно. уже умею забивать, как учили несколько лет назад, на все мои проблемы и жалобы отвечая одним "забей", "учись забивать".

и сейчас все это пишу, чтобы стало еще более пусто в душе, потому как выскажу все. нет. мне не плохо, мне не больно, даже пустота такая свободная и одинокая, приятная в каком-то смысле. я просто жду.

апельсин кислый. жалко.