Фрэнки полулежал в кресле, краем глаза наблюдая за стопкой бумаги, которую сквозняк раскидал по полу.
В комнате был спокойный, мягкий полумрак, слабый свет от лампы не освещал почти ничего, кроме разобранного в спешке чемодана, и пустого стакана из-под кофе.
Листы скользили по полу, подлетая и снова плавно опускаясь вниз.
Листы шуршали, сбиваясь в кучки у ножек стула.
-Эй, Фрэнки! Я так рад, что ты не спишь!
Свет вспыхнул настолько неожиданно, что я зажмурился, поджимая ноги.
Снова то же ощущение, такой силы, что меня начинает трясти.
Я хмуро смотрю на вбежавшего Джерарда. И мой голос хрипит, когда я говорю – эй, тебе чего надо?
Ты же знаешь – я ненавижу свет. Я его не переношу.
Джи лишь лихорадочно улыбается, пытаясь спихнуть меня с дивана.
-Фрэ, пойдем. Там пиццу принесли, боже, я так рад, что ты не спишь, я так рад!
Пока меня трясет, пока я пытаюсь совладать с собой – он берет меня за руку, и все напряжение исчезает. Я даже шепчу – что за бред? Это же полный бред.
-Пицца – совсем не бред. Это то, чего я ждал почти всю…весь вечер, Фрэнки! Пошли.
Я просто стараюсь не отпускать его руку, неожиданно теплую, и говорю так, чтобы он не услышал, а лишь догадался – я тоже рад. Тоже, Джи.
.ххх
А собственно, почему бы Майки не отодвинуться?
Я уже минут десять как упирался взглядом в затылок спящему Джи, пока этот его братец не испортил мне все удовольствие.
Почему бы нет, Майк?
-Фрэнки,… Боже мой, я так устал…
Я смотрю направо – ну конечно, Джерард успел сесть рядом, растирая пальцами глаза. Весь такой помятый, теплый, наверное.
-Я так рад, что мы отыграли этот концерт.… Не представляешь, как я рад.
Он прижимается к моему боку, и точно – теплый. Моя рука ложится на его плечо, и я тоже засыпаю, проваливаюсь в мягкий и тяжелый сон.
Руки, белые пальцы, мокрые волосы, за которыми не видно лица.
Дождь заливает мои глаза, ноги хлюпают в насквозь мокрых кедах.
-Фрэнки, черт… Я так рад, что ты тут.
.ххх
Перед самым отъездом из клуба, после изматывающего выступления, я иду курить на темную лестничную площадку.
Судорожно доставая сигарету онемевшими пальцами, я сползаю вниз по стене.
Вот так. Вот, хорошо.
Теперь совсем хорошо.
-Ты тут? Я тебя везде ищу, засранец!
Джерард пытается разглядеть, где я сижу, поэтому движется медленно и неуверенно. А я молчу и любуюсь им.
Он вытягивает руку, упираясь в стену.
Так близко от моего левого уха, я даже ощущаю тепло его ладони.
-Я тебя вижу.
Он садится на мои бедра, широко улыбаясь, обнимает меня за шею. Меня охватывает странное оцепенение, а руки намертво вцепляются в его толстовку.
Так резко, как только Джи умеет.
Так тяжело, так сладко.
И скрипучая дверь, и грязные ступени, и холодные сырые стены – они словно раскаляются, вибрируют, плавят мое тело.
Джи и не только так умеет.
-Ты весь дрожишь, Фрэнки. Блин.
Я прижимаюсь носом к его щеке, просто касаясь губами скулы.
Я так надеюсь, что он поймет.
Мой лихорадочный шепот – Джерард, Джерард, Джерард…
Я хочу, чтобы он понял.
-Я так рад…
Я замираю, боясь спугнуть нечто, почти проявившееся в воздухе.
И его спина – она тоже дрожит. Теплая, как и всегда.
-Я так рад, что ты мой.
Кажется, я колотил ногой в дверь, разнося ее в щепки, и кричал – Джерард, Джерард, Джерард!
.ххх
Тогда он встал на пороге, ухватившись рукой за косяк.
Месяц.
Моя кровать, на которой я лежал, обхватив колени руками, была разобрана уже дня три.
Видимо эта комната так же угнетает как его, так и меня.
Я не меняю позы, и снова, молча, любуюсь им.
-Привет.
Ничего более банального я от него не слышал.
Джерард как-то нервно проскользнул в мою комнату, прижимая локти к бокам.
Я вижу, как у него сжаты губы, как мерзок взгляд.
Я резко сажусь, вздрагивая от переполняющей меня злобы, и говорю звенящим от напряжения голосом – ты можешь не трогать меня сейчас?
Я и так переполнен дерьмом.
Мне не интересно, где ты пропадал.
Мне не важно, какой у тебя теперь новый номер телефона.
И меня не волнует, с кем ты спишь.
Просто не трогай меня, как делал это раньше.
Ты меняешься в лице, резко мертвея.
Я не могу смотреть никуда, кроме твоих глаз, в которых пульсирует неживое, застывшее презрение.
Ты тянешь ко мне руку, касаясь щеки, неожиданно ледяную, твердую ладонь.
Я пугаюсь этой перемены, произошедшей в нем так быстро.
Месяц.
И пока я лихорадочно думаю – все наладится, мы будем вместе, я готов начать все заново, я готов принять тебя таким, какой есть, я наконец-то понял, на что способен ради тебя, я нашел выход, я знаю…
И еще – пока я собираюсь это сказать, ты меня опережаешь.
-Я так рад, Фрэнки.… Так рад, что ты больше не любишь меня, а я тебя.
Твои слова не звучат, они, словно существуют сами по себе. Ты произносишь их, а я все никак не могу понять смысла. Их глухой, тяжелой сущности.
-Я так рад, Фрэнки.
Ты уходишь, а я все еще сижу на кровати.
Щека – холодная, после твоей руки.
Дождь заливает мой рот, мои губы, босые ноги по колено в воде, и я пробую на вкус эти слова.
Я тоже рад, Джи. Я тоже.
