Когда Джерард сидит вечером в номере – он рисует. Карандаш мелькает над бумагой, крепко зажатый в пальцах.
Когда самолет набирает высоту, и Майки паникует, трясясь всем телом – Джерард рисует. Он сжимает зубы, если легкая вибрация портит рисунок, и шипит – Майки, прекрати стрематься, мать твою.
Когда гастрольный автобус везет их из одного города в другой, Рэй загоняется пивом, Фрэнки спит, а Майк с Бобом режутся в приставку – Дже рисует.
Он слегка наклоняет голову к плечу, прикусывает язык и накладывает последние штрихи.
Когда Джи рисует – не имеет абсолютно никакого смысла отвлекать его.
И тем более – пытаться рисовать что-то свое рядом с ним.
Есть множество способов взбесить Джи, а самый действенный из них – сесть напротив него и начать рисовать.
Рисовать, не замечая, каким взглядом он на тебя смотрит, не реагируя на демонстративный кашель и хмыканья. Джерард такой заносчивый, не стоит обращать на него внимание.
Когда Джерард выхватывает из рук Фрэнка клочок бумаги, и читает его…
Когда Джи видит под буквами незамысловатые линии…
Когда он саркастически растягивает буквы…
«Ри-и-имми-и-инг».
Он впервые в жизни узнает, что он просто
Сучка! Стерва!
И еще он узнает, насколько Фрэнки может быть несдержанным, горячим, что ли. Злобно сжимающим кулаки и кричащим – отдай!
Отдай, Джерард, сейчас же!
Отдай, твою мать!
Джерард только делает невинное лицо и пытается успокоить раскрасневшегося Фрэнка. Он поднимает бумажку над головой и спрашивает – это что-то неприличное?
Римминг – это что, Фрэнки? Не кипятись так, я просто посмотрю.
Джерард делает шаг назад и пытается посмотреть на пару линий, прямо под надписью. Но не успевает.
Когда Фрэнки прижимает его к стене – Джи только пытается глубоко дышать.
Дыши. Глубже, глубже.
Когда Фрэнки прижимается щекой к его щеке и шепчет – не доводи меня, не доводи, хватит, давай по-хорошему, я предупреждаю, Джи только фыркает.
Пусти меня, мелкая сволочь! Пусти уже!
И Фрэнки проводит языком по щеке Джерарда, прижимая к стене напряженное до предела тело. Фрэнки надломлено шепчет, опаляя горячим дыханием ухо Джи и сжимая его запястья – римминг, это приятно.
Я раздвину коленом твои ноги, когда ты будешь упираться взмокшим лбом в стену.
Я расстегну твой ремень, обязательно задевая напрягшийся член.
Я спущу с твоих бедер джинсы и подцеплю ногтями край боксеров, когда услышу твои жалобные всхлипы.
Я заставлю тебя прогнуться, твои влажные ладони будут скользить по стене, я несколько раз обведу пальцем вокруг твоего пупка, пока ты не попросишь меня сделать то, что ты хочешь больше всего, пока ты не будешь умолять меня.
Сучка! Стерва!
И тогда я встану на колени…
Фрэнки шепчет это на ухо Джерарду, пока тот дрожит всем телом, сжимая зубы, чтобы не выдать себя рваным стоном.
Когда в воспаленном мозгу проносятся слова Фрэнка, Джерард слышит свой собственный голос, каждое слово капает на пол тягучей смазкой.
Прошу тебя,…пожалуйста,…сделай это, Фрэнки,…давай, я не выдержу больше…
Фрэнки хватает Джерарда за плечи, вдавливая в стену, и жадно прикусывает вспотевшую шею, проводя по ней языком. Джерард бессознательно трется бедрами о твердую стену, и шепчет, как заведенный.
Давай, давай, давай, давай же…
Джи чувствует, как мокрые волосы липнут ко лбу.
Джи задыхается, когда торопливые руки пару раз задевают его член сквозь ткань.
Джерард беспомощно всхлипывает, толкает бедрами назад, чувствуя эрекцию Фрэнки сквозь наполовину стянутые боксеры.
Он подчиняется, когда его хватают за трусы и тянут назад, он выгибает спину, и чувствует, как ладони скользят по стене.
Пальцы Фрэнки касаются его пупка, и Джерард протяжно стонет, вновь двигая бедрами, извивается и умоляюще шепчет – ну же…
Давай, давай, сделай это… сделай, Фрэнки…умоляю тебя, не тяни…прошу, прошу, что угодно, Фрэ, что угодно, только давай…
И он чувствует, как горячие и сухие ладони скользят по его ногам, стаскивая боксеры.
Как Фрэнки опускается на колени, проводя языком по впадинке между ягодиц,
раздвигает их в стороны, погружает язык внутрь.
Джерард стонет, извивается, толкает бедрами назад, выгибает голову и что-то неразборчиво шепчет, шепчет, шепчет, шепчет…
Язык Фрэнки исследует каждый миллиметр кожи, забирается внутрь и кружит у плотного кольца мышц, напрягается и расслабляется, проникая глубже…
Джерард ничего не соображает, не понимает, и только осознает, что Фрэнки обхватил ладонью его член и погладил большим пальцем головку.
Джерард стонет так, как не стонал никогда. Последнее, что приходит ему в голову, это сознание того, что Фрэнки может…остановиться.
Джерард стонет.
Стонет громче и протяжнее, пока…
Пока все не обрывается, и Фрэнк уже не сжимает его член, а судорожно расстегивает свои джинсы, крепко удерживая Джи одной рукой.
Пока Джерард бьется в его руках и жалко всхлипывает.
Я прижму тебя к стене, заломив руки до хруста в суставах.
Я заставлю тебя кричать, лишая любого удовольствия.
Я оставлю синяки на твоих дрожащих от желания бедрах.
Я вдолблю тебя в стену, пропитанную твоим потом и проговорю каждое слово как можно отчетливее.
Никогда не прерывай меня, если я занят! Никогда, Джи!
Стерва! Сучка!
Я буду стонать от этого ощущения тесноты внутри тебя, я расплавлюсь на твоей спине.
Я уткнусь лбом в твою шею, и кончу от осознания того, что ты все еще умоляешь меня продолжать.
Фрэнки изливается внутрь Джерарда, сотрясаясь всем телом, и тихо вскрикивает.
Фрэнки делает шаг назад и застывает от того, что видит.
Джерард обхватывает рукой свой член, закидывает голову и кричит.
Хриплый полустон-полувскрик ударяет Фрэнка по ушам.
По стене стекает струйка спермы, перемешиваясь с потом и слезами, и Фрэнки невольно кидается, чтобы подхватить Джи, падающего назад.
Когда Джерард сидит на полу в гастрольном автобусе – он ровно и тихо дышит, прикрыв глаза.
Когда Джерард пытается встать, Фрэнки берет в ладони его лицо и целует высыхающие дорожки слез.
Когда они сидят на полу, и Фрэнки прижимает к себе обессиленное тело, касаясь губами виска, любые извинения – лишние.
И еще, Фрэнки…Римминг – действительно приятно…
