Дом без углов

Кто живет на землях бывшего колхоза в станице Темнолесской - опасные сектанты или романтики, осваивающие «целину»?

 

Перед Новым годом в одной местной газете вышла статья под сенсационным названием – «История с пензенскими затворниками может повториться на Ставрополье?». Речь в ней шла о том, что некие сектанты скупают земли рядом с Темнолесской, держат малолетних детей в антисанитарных условиях и вовлекают в свои сети простодушных граждан.
На днях в редакцию «Открытой» с просьбой заступиться за героев скандальной публикации обратился депутат ставропольской гордумы Василий Скакун. Сказал, что ребят из крестьянско-фермерского хозяйства «Смородина», названных в статье «пензенскими затворниками», знает давно и стремления «уйти в подземелье» за ними никогда не замечал. Ниже мы публикуем рассказ Василия Александровича о «смородинцах».
А вы, уважаемые читатели, решайте сами: кто эти молодые люди – сектанты, представляющие угрозу для общества, донкихоты, борющиеся с ветряными мельницами, или социальные реформаторы, предлагающие новую модель загородного поселения.

Дружок из подсолнухов
Земли заброшенных садов возле станицы Темнолесской 28-летний Алексей Сергеев оформил в собственность чуть меньше года назад, став председателем крестьянско-фермерского хозяйства «Смородина». Спустя три месяца женился. Еще через два – построил дом. 
С супругой Оксаной они показывают мне свое небольшое хозяйство: во дворе – каркас летней беседки, крытый камышом курятник, будка для собаки, по-зимнему голые цветочные клумбы. Из живности – четыре курочки, петух, черно-рыжая кошка Дуся и пес Дружок. Дружка Леша с Оксаной нашли летом в поле подсолнухов: хотели сфотографироваться среди цветов и наткнулись на выводок выброшенных щенков. Почти все умерли от жажды, а один был жив и жалобно скулил – теперь он звонким лаем встречает гостей на председательском дворе.
К хозяйскому дому ведет выложенная камнями дорожка. Дом небольшой, деревянно-глинобитный, овальный – без углов. Алексей сам построил его за два летних месяца по проекту, занявшему первое место в России как самый недорогой проект индивидуального жилищного строительства. Строил из тополя, и осенью на стенах дома стали расти вешенки – хозяйка аккуратно их срезала и жарила к обеду на костре.
На участке вокруг двора ровными рядами растут старые яблони и груши, но среди них уже пробиваются молоденькие ростки будущего сада, высаженные молодоженами, – плодовые и декоративные деревья. Недалеко от дома течет ручей. Сразу за хозяйскими угодьями, на покатых склонах горы Стрижамент, начинается лес.
Вот в нескольких словах картина того, как выглядит сегодня бывший сад колхоза «Красная заря», ныне – крестьянско-фермерское хозяйство «Смородина», в будущем – родовое поселение Счастливое.

 

Об «утопии родовых поместий»
Первое, что приходит на ум, когда слышишь словосочетание «родовое поместье», – XIX век, барский дом с мансардой, сирень под окнами, увитая плющем беседка, пруд и тенистая аллея из лип и акаций.
Два столетия спустя старое понятие приобрело новое звучание благодаря писателю Владимиру Мегре – автору серийного бестселлера «Анастасия», по названию которого его читателей и почитателей называют «анастасиевцами».
Мегре предлагает привлекательную романтическую идею: каждый человек может создать «родовое поместье» на одном гектаре земли – построить дом, посадить  деревья, цветы, кустарники, разбить огород и жить на своем кусочке земли в окружении доброжелательных соседей, вместе с которыми может образовать родовое поселение или, как его еще называют, экопоселение.
Автор статьи о ставропольских «пензенских затворниках» назвал эту идею «утопией родового поместья». А вот что говорит по поводу «утопии» президент России Дмитрий Медведев: «Идея родовых поместий вполне позитивна, она полностью перекликается с нашими идеями малоэтажной или одноэтажной России, которой мы сейчас довольно активно занимаемся в рамках жилищного нацпроекта».
Актуальность проблемы не вызывает сомнений: Россия – страна колоссальных земельных ресурсов, в которой пустуют огромные территории; под города, деревни и поселки занято всего 1,5% (!) земельных площадей; 80% россиян живут в многоэтажках, тогда как, к примеру, в Канаде, Великобритании и США 70-80% населения проживает в малоэтажных домах.
Сегодня в нашей стране создано около 300 экопоселений, где люди пытаются воплотить в жизнь идею о родовых поместьях. А в соседней Белоруссии, по данным ректора Санкт-Петербургского аграрного университета Виктора Ефимова, в последнее время их построено аж 1500!
Существуют разные прогнозы возможных путей развития «родопоместного» движения. Одни предупреждают, что со временем родовые поселения могут утратить свою необычность и превратиться в традиционные дачные поселки или классические села. Другие говорят, что поместья – это будущее рынка загородного жилья и шанс к возрождению умирающего российского села.
Вот и по мнению главы станицы Темнолесской Геннадия Степаненко, деятельность КФХ «Смородина» может дать толчок к экономическому развитию села: «Поначалу я отнесся к новым соседям настороженно. Пришли на землю новые люди, надо было присмотреться, кто такие, чего хотят. Когда познакомились ближе, понял: ничего дурного и опасного здесь нет. Напротив, возможно, такие поселения – один из путей возрождения крестьянства. На бывших колхозных землях, пустовавших почти 10 лет, ребята закладывают новые сады. Это не пшеница – нужно несколько лет, чтобы увидеть первые результаты. То есть ясно, что новые хозяева пришли сюда надолго».
Родовые поселения являются одним из множества вероятных вариантов организации загородного поселения. К тому же в условиях экономического кризиса модель поместья с его относительной автономностью наверняка окажется востребованной для многих горожан, не знающих, как пережить потерю работы, понижение зарплаты и рост цен.
Предвижу, как скептически настроенный читатель воскликнет: «Все ясно: сказка о родовых поместьях – удел бессильных и разочарованных. Не зря же, вон, психологи говорят, что люди, меняющие город на «целину», – одинокие неудачники, не нашедшие себе места под городским солнцем!»
Ой ли?

 

«Затворник» из КВН
Мы сидим в гостях у председателя КФХ «Смородина» Алексея Сергеева. Изнутри домик без углов выглядит так: на полу – ковер, на стенах – зеркала, одно из окон – в виде двух сердец – лучше слов говорит: в доме живут влюбленные. Электричество от солнечной батареи, газ привозной в баллонах, вода из родника. Еду готовят на газовой плите и в небольшой печке, которую хозяин выложил собственными руками.
Посреди комнаты стоит низенький столик. На пенечках из тополя, обитых плюшем, сидят ребята, на которых навесили ярлык сектантов и затворников. Знакомьтесь: Леша, Дима, Леша, Саша – технолог, офицер милиции в отставке, руководитель рекламного агентства, профессиональный программист.
Всего людей, мечтающих создать возле станицы Темнолесской родовое поселение, чуть больше 20 – почти все из поколения тридцатилетних, активные,  творческие, с высшим образованием, большинство – молодожены, половина – предприниматели.
Глава КФХ Алексей Сергеев до того, как «осесть» на земле, закончил СевКавГТУ, работал технологом на заводе, рабочим на стройке, лаборантом на кафедре в институте, был комбайнером, промоутером и даже пекарем. В студенческие годы возглавлял команду КВН, выступал в театре миниатюр, прыгал с парашютом, занимался восточными единоборствами, путешествовал на велосипеде и однажды даже доехал на нем до черноморского побережья.
«Сразу после института я пошел работать на завод. Там я видел, как «выбрасывают» на пенсию «отработавших» людей и как спиваются среди грохочущих машин работники цеха. Я все думал: в чем же смысл? К чему я должен стремиться и что должен оставить после себя? Ответом для меня стала идея родового поместья. Смысл – в том, чтобы на своей земле посадить сад, построить дом, вырастить детей и сделать счастливой единственную женщину».
Единственная женщина Алексея Сергеева – Оксана Телиженко – во время рассказа мужа накрывает на стол. Профессиональный фотограф, получавшая в Киеве зарплату в 2000 долларов, ставит перед будущими соседями горшочки с тушеным картофелем, свежевыпеченный хлеб, чай зеленый, чай черный, мед липовый, варенье из алычи, молочные ириски из магазина.
У нее своя история: «Последние десять лет я жила в огромном городе и не знала, как солнце по небу ходит. Плохо мне было, неуютно, хотя работа престижная и зарплата высокая, но все равно тянуло к земле. Некоторые считают, что мы бежим от трудностей, но попробуйте пожить на пустом месте: тягот окажется гораздо больше, чем в городе.
Первое время было страшно – рядом лес и дикие звери, мимо часто проезжают охотники. А кому понравится, когда около дома ходит человек с ружьем?
Мы попытались закрыть хотя бы часть территории КФХ для посторонних, но люди привыкли, что земли «ничейные», особого внимания на шлагбаум и вывеску «Частная собственность» не обращают, ходят свободно по саду, а здесь уже высажены сотни саженцев, которые нельзя топтать».
Год назад Оксана влюбилась в Лешу, уехала из Киева, помогла мужу построить домик без углов и с окошком из двух сердец, научилась печь хлеб и узнала, как солнце ходит по небу.

«Мало картошки - хочется красоты»
У движения экопоселенцев немало общего с явлением дауншифтинга, получившим   в последнее время распространение в Европе, США и России. Дауншифтинг (буквально «спускаться вниз») – добровольный отказ от карьерной гонки и материального накопительства ради иных жизненных ценностей, прежде всего семьи, хобби, психологического комфорта и заботы о собственном здоровье. 
Люди, которые уходят на заброшенные земли и в умирающие села, – тоже своего рода «дауншифтеры», отрицающие идеалы общества потребления. Как, например, ставропольский предприниматель Дмитрий Мазуров.
«Я четыре года проработал системным администратором на телевидении, потом открыл собственное рекламное агентство. С материальным положением, карьерой, личной жизнью все было в порядке, но тревожила мысль – что-то в жизни не так, чего-то не хватает. В один момент спросил себя: «На что я трачу свою жизнь?» И сразу поменялись ценности: социальный статус, карьера, деньги отодвинулись на задний план. Я собирался строить большой дом с мансардой, сейчас мечтаю о беседке, обсаженной виноградником; хотел суперособняк, супермашину, теперь думаю: главная ценность – это земля, которую я оставлю детям».
Бывший сотрудник органов внутренних дел Алексей Е. преподает в академии здорового образа жизни и воспитывает двух дочек. Для него родовое поместье – возможность оградить своих детей от сквернословия, насилия и пропаганды безнравственности, ведь в родовых поселениях не пьют, не курят, не ругаются, а все соседи вокруг – друзья и единомышленники.
Сразу оговорюсь: дети на территории «Смородины» не живут, и привозить их на голую землю, пока не построены дома, не проведены коммуникации, не налажен быт, никто не собирается. Вообще, кроме главы КФХ и его жены, постоянно живет здесь только Саша Н. – программист, работавший в русских, украинских, американских компаниях, накопивший денег и позволивший себе «не работать какое-то время».
«К идее родового поместья я пришел через болезнь. Когда врачи поставили мне диагноз «язва желудка», я воспринял это как знак, что в моей жизни что-то не так. Перешел на экологически чистое питание: вместо чая – сборы трав, вместо сахара – мед, ягоды, сухофрукты. В результате за четыре года болезнь ни разу о себе не напомнила. И я понял: чтобы быть здоровым, нужны качественные продукты, а значит, личный участок. Но стандартных шести соток для счастья не хватит: мало картошки, хочется красоты».
Красота для Саши начинается с дома, который сам он называет «лисьей норой». Не спешите пугаться: вот, мол, где они «зарыты» – «пензенские затворники»! Сашина «лисья нора» находится над землей, а не под ней. Это домик сферической формы, покрытый толстым слоем почвы. Летом на нем растет трава, и Сашины квадратные метры легко можно  принять за высокий зеленый холм. Теперь хозяин собирается посадить здесь землянику, и будет у него на крыше настоящая земляничная поляна.
Скажете: «Да они же просто играют! Несерьезно, несолидно, и вообще, что за детский сад?» Но, согласитесь, если это игра, то не самая плохая из тех, в которые играют люди.

 

Наследники толстовцев?
Представляют ли экопоселенцы угрозу для общества? Судите сами: в движении нет жесткой структуры управления, нет лидера, которому приносят на блюдечке деньги, к примеру, за проданные квартиры. (Если кто-то и обогащается за их счет, то только на продаже семян кедров и книжек про «Анастасию» по 40 рублей.) Анастасиевцы не прерывают связей с родственниками, не называют ересью традиционные и нетрадиционные религиозные движения, не занимаются миссионерством. Их ряды  пополняются за счет новых читателей книг Мегре, которые в разряд запрещенных не входят и которые насильно читать никто никого не заставляет.
Почему эти бестселлеры оказались настолько востребованными, что породили в обществе целое движение?
По данным Росстата, наша страна сегодня занимает первое место в мире по уровню умышленных убийств, числу курящих детей, продаже крепкого алкоголя, смертности от самоубийств среди подростков. Вероятно, в традиционной религии часть россиян не может найти ответа на вопрос, как жить в таком обществе и как защитить от него своих близких. А Мегре говорит: собери друзей, поезжай в пригород, построй дом, и пусть твои дети слушают пение птиц, а не матерную ругань пьяного соседа.
Анастасийство – всего лишь попытка сделать жизнь безопаснее, человечнее и гармоничнее. Можно, конечно, потешаться над мечтой об идиллическом «доме-саде», говорить, что «без смеха читать книги об Анастасии нельзя». Только вот смеяться над верой, какой бы экзотической она нам не казалась, – это путь в никуда, тупик.
В обществе всегда были, есть и будут люди, которые отказываются идти со всеми «в ногу». Они «не так» одеваются, слушают «не такую» музыку, читают «не такие» книги и выбирают «не такую» сферу духовности. Из них выходят неплохие поэты, революционеры и реформаторы. Что же нам, по примеру средневековых инквизиторов вооружаться вилами и устраивать «охоту на ведьм», давя всякие ростки инакомыслия? Или все же признать цивилизованное право нонконформистов на свою нишу в обществе?
Кстати, анастасиевцы по своим мировоззренческим позициям близки Льву Толстому, под влиянием которого на рубеже XIX-XX веков  в русской крестьянской среде зародилось движение толстовцев.
Толстовцы основывали в российских губерниях «культурные скиты», отказывались от употребления мяса, алкоголя и табака, проповедовали всеобщую любовь, непротивление злу насилием, духовное и нравственное самосовершенствование. В 1897 году движение было объявлено вредной сектой. Льва Николаевича отлучили от церкви, а его последователей подвергали арестам и высылке за то, что они, как писалось в судебных делах, «подрывают устои религии».
Прошло сто лет. Давайте спросим себя: какой вред за почти 30-летнюю историю своего существования нанесли толстовцы Российской империи? И кто для нас Лев Толстой – опасный сектант или великий гуманист?
 

Василий  СКАКУН,
директор СДЮШОР по акробатике, депутат
Ставропольской город-ской Думы, почетный гражданин Ставрополя

http://www.opengaz.ru/issues/07-346/house.html