– Так, стопэ! – Нуф-Нуф поднял лапку, призывая братьев помолчать, – фея сказала, что вот эту штуку, – постучал лапкой по железному кругляшу, – нужно прикопать на тропинке к домику, метров за сто. А значит, никуда мы ее перепродавать не будем.
Будучи младшим из братьев и проигрывая им в габаритах, Нуф-Нуф отличался какой-то несвинской тягой к решению любых конфликтов агрессивными методами. Именно он нашел фею, и красочно расписав все невзгоды, которые свалились на него и братьев, уговорил поделиться с ним одной единственной противопехотной миной и объяснить, что нужно сделать для того, чтобы устройство сработало.
Старшие же были более трусоваты и склонны к мирному решению конфликтов, даже если это было не в их пользу. «Тише едешь» – обычно говорил Наф-Наф, «Дальше будешь» – подхватывал Ниф-Ниф. А еще, в некоторых ситуациях, например, после очередного визита волка, отдав ему причитающееся, старшие братья могли хором сказать «Нас ебут, а мы крепчаем». Младший же предпочитал другую интерпретацию: «Все что нас не убивает – делает сильнее».

Мысль Наф-Нафа о том, что мину можно продать, а на вырученные деньги откупиться от волка, подхватил Ниф-Ниф. Но Нуф-Нуф был непреклонен. Как показывала практика, волк обязательно возвращался за «добровольными пожертвованиями на недобровольной основе».
– Страшно же, – говорил Наф-Наф. – А вдруг не сработает. Нам тогда точно хана. Волк нас живьем съест. А так хоть месяц спокойно поживем.
– Так и будем жить от месяца к месяцу, работая на какого-то серого урода? – Нуф-Нуф выдержал паузу, и видя, что никто не стремится спорить, продолжил: – Ты думаешь, мне от феи противопехотная мина запросто так досталась?

Братья канючили и причитали до самого вечера. Ниф-Ниф уговаривал, рассматривал вслух варианты развития событий, которые, по его мнению, как один оборачивались неприятностями. Наф-Наф же давил на жалость, расписывая, на что способен волк, если его ослушаться. Все это только больше злило Нуф-Нуфа, добавляя ему решимости.
– Братцы, мы уже лишились двух домов. Вас это не пугает?
– Так это ты ж ему отказался деньгами платить. Вот он тебе дом и сломал, – возразил Ниф-Ниф. А в моем домике, сказал, что только до весны поживет. А потом опять в лес уйдет. Потому что ему в лесу привычнее.
– Ты сам-то в это веришь?
– Тут потерпеть-то, до весны... – канючил Наф-Наф.
Нуф-Нуф, рисовавший маскировочные полоски вдоль лица, отложил комок грязи в сторону и сказал раздраженно:
– Были б мы не от одной свиноматки, плюнул бы давно. Да жалко ж вас, дурачков.
К вечеру, когда братья смирились с затеей младшего, попутно отметив, что, мол, если вдруг чего пойдет не по плану, они и слыхом не слыхивали о его приготовлениях, Нуф-Нуф обозвал их «хрюшками-пидорю
шками», порекомендовал открыть собственный гей-клуб и никого туда не приглашать.
– Ну, брат, это ты лишнего сейчас наговорил, – обиделся Ниф-Ниф.
– Двери можете закрывать на все засовы, – игнорируя упрек старшего брата, ответил Нуф-Нуф, беря мину под мышку и закидывая лопату на плечо. – Как там вы говорите... «Вас ебут, а вы крепчаете...»
И выйдя за дверь, прокричал из темноты:
– Голубая свинка!
– Что, прости? – не понял Наф-Наф, высовывая пятачок сквозь щель почти закрытой двери.
– Название для бара, – ухмыльнулся Нуф-Нуф.

Сделав все, как учила фея, поросенок вернулся к дому и сел на крылечко. Достал кисет и полоску газетной бумаги. Ловко согнул, насыпал махорку на сгиб, завернул в сигарету, облизав газетный обрывок по краю, заклеил. Чиркнув зажигалкой, затянулся и выпустил облачко сизого дыма в ночное небо. До появления волка оставалось совсем немного времени.

Волк вышел из леса как раз тогда, когда Нуф-Нуф затушил окурок о крыльцо. Что-то было явно не так. Обычно шагающий мягко и неслышный до тех пор, пока сам этого не захочет, волк механически грохотал при каждом шаге. А его фигура дополнилась несуразным костюмом с металлическими трубками, железками и проводами, которые нет-нет, да искрили в разных местах.
– Какая ж ты тварь, – волк был облачен в экзоскелет, на который у поросенка не хватило денег во время его визитка к фее. – Какая ж ты сука...
Грохот шагов приближался и в конце концов достиг того места, где младший поросенок прикопал мину. Рвануло. Металлическая конструкция с волком внутри подлетела в воздух, несколько раз перевернулась и шмякнулась оземь. Нуф-Нуф с лопатой наперевес рванул к месту взрыва, чтобы добить волка, если тот еще жив. Но подбегая к месту падения, увидел встающего зверя. С лопатой против экзоскелета было очень мало шансов, но выбора не было. И поросенок ударил.
Полотно звякнуло о железный костюм, черенок вырвался из копытцев, которые вмиг онемели. Волк ударил закованной в железную раму ногой, повалив поросенка на землю. Протянул такую же, обрамленную железом, искрящуюся конечность и схватил Нуф-Нуфа за заднюю лапу. Потянул тельце к себе. Поросенок цеплялся копытцами за траву, дергал ножками, стараясь вырваться, но заканчивающаяся стальными пальцами конечность держала крепко.

***

Средний брат с содроганием наблюдал за тем, что происходило во дворе. Волк, облаченный в механический костюм, ухватил Нуф-Нуфа за заднюю лапу и, описа
в дергающимся поросячьим телом дугу в воздухе, ударил его об землю. После чего просто отшвырнул куда-то в сторону огорода, граничащего с лесом.
– Нам пиздец, нам пиздец, нам пиздец, – повторял Ниф-Ниф, как заведенный не в силах оторвать взгляд от шагающего в сторону домика монстра.
– А знаешь, – послышалось из-за спины, – младший прав.
Средний брат обернулся на голос и увидел старшего, обмотанного проводами со взрывчаткой.
– Если тебе страшно, можешь спрятаться в кухонном погребе, – сказал Наф-Наф. – А я устал бояться.
– О..откуда...?
– Это? – старший похлопал себя по поясу шахида. – А ты думаешь, Нуф-Нуф единственный хотел решить эту проблему?
Входная дверь содрогнулась от удара.
– Ты... ты... я сваливаю, – сообщил средний и побежал на кухню.
Дверь в этот момент, разлетаясь на щепки, впустила волка внутрь.
– Ах вы суки! – яростно взревел он, бросаясь на Наф-Нафа.

***

Размытое сознание Нуф-Нуфа, лежащего под деревом, едва отмечало, где и что болит. Ибо болело все. Ему казалось, что от удара об землю сломались не только ребра, но и все внутренности спрессовались в одно целое от удара.
– Охуительная отбивная получилась, – пробормотал поросенок и, плюясь кровью, засмеялся собственной шутке. Смеяться тоже было больно.
Раздался треск ломающейся двери. Ну еще бы. Будь экзоскелет у Нуф-Нуфа, волк сейчас валялся бы с отбитыми потрохами вместо него, а не выбивал двери. Но случилось то, что случилось.
Волк что-то заорал, вваливаясь в домик. Поросенок не разобрал, что именно. Но отчетливо услышал крик старшего брата.
– Аллахакбар! – провизжал тот.
И яркая вспышка разорвала домик изнутри, с неимоверным грохотом разбрасывая вокруг камни, доски, стекло.

***

Превозмогая боль, поросенок отползал в лес, в спасительную темноту. Выжить он не надеялся. Просто не хотел, чтобы его видели таким, в прямом смысле слова, разбитым. Откуда-то из леса уже доносилась песенка пожарной команды: «Тили-бом, тили-бом, загорелся свинский дом...»

***

– Понимаешь ли... – фея доглодала свиное ребрышко и отбросила его в сторону, – не то что бы я придерживаюсь какой-то особой диеты. По сути, жру все подряд. Но в основном, яблочки, морковку. Всю вот эту вегетарианскую муть, от которой особенно-то жирка на зиму и не запасешься. А тут вдруг подумалось мне, что время от времени стоит себя побаловать чем-то.
– Ну ты и зверюга, – без тени удивления или испуга сказал Карлсон, облизывая жирные пальцы. – Малыш с тебя шокировался бы. Он так сильно животных любит. С собакой своей сутки напролет. На мысли о суициде даже и не отвлекается уже...
Фея слушала и кивала, не отрываясь от мяса. А Карлсон, как это постоянно с ним случалось, ударился в воспоминания:
- Я как вспомню, как первый раз его увидел, мама дорогая! Сидит на подоконнике, ножки свесил и глазки грустные такие. Почуяло мое сердце что-то неладное. Подлетаю, говорю, мол, дай присяду рядышком. А его даже не удивило, что я с моторчиком. Окончательная стадия, понимаешь? Он бы прыгнул, если бы не я. Я его развлекал, как мог, пока ему собаку не купили. Но зато теперь малыш счастлив.
– А тебя, я так понимаю, в воображаемые друзья записали?
– Ну да. Но это не потому что я появляться там перестал. Нет, ты не подумай, не потому что собака. С собакой-то мы как раз общий язык нашли. Собака меня любит. К Малышу наведываться не хочу, потому что домомучительница там эта, Фрёкен-мать-её-за-ногу-Бок. Её никто терпеть не может. Даже собака. В тапки ж ей неспроста надудолила!?
– Собака – друг человека, – изрекла фея с набитым ртом.
– Чо, правда? – изумился Карлсон. – Не знал. А Фрёкен Бок ее веником, представляешь?
– Не любит, значит, собака эту вашу Фрёкен Бок?
– Да кто ее вообще любит! Собака эта, уж на что маленькая, а рычит на нее. Понимает, что домомучительница – коварное существо. Ну ты представляешь, я с мотором, – Карлсон запустил пропеллер в подтверждение своих слов, – и не рычит. А она без мотора и на нее рычит.
– Ну, тут... – фея прожевала кусок, – либо собака не друг, либо Бок не человек. О, кстати!
Фея отложила очередной кусок свинины, вытерла руки о край платья и, вытащив из-под стола автомат Калашникова, протянула его Карлсону.
– Ежели она человек, то после первой очереди понятно будет.
– Ух ты, красотища-то какая! – восхитился Карлсон, принимая из рук феи оружие, но осекся: – Погоди-погоди, а если не человек, то тогда что?
– Оборотень, нежить, умертвие, призрак, человек Икс. Что угодно.
– Брррр, – изобразил омерзение человек с мотором. – Чего с меня?
– Я, в принципе, Золушке его отдать планировала. Но там, чую, совершенно другой замес будет. А что касаемо цены... – Фея помолчала, собираясь с мыслями, а затем продолжила: – Когда-то, может быть, такой день никогда не придет, я попрошу тебя о какой-нибудь услуге, но до этого дня прими этот калаш как подарок, в день... В этот замечательный осенний день.

http://the-cheerful-robot.diary.ru/p216427181.htm