Россияне справляются с кризисом, понемногу привыкая к бедности.

По данным Минтруда, в прошлом году число россиян, живущих за чертой бедности, увеличилось на 3 миллиона и достигло 19 миллионов человек. Большинство из них — семьи с детьми. Социологи и экономисты говорят, что самое опасное в бедности — привыкание. В среднем человек адаптируется к ней за пять лет. Многие социально уязвимые уже смирились, но у «новых бедных» еще есть шанс. «Лента.ру» прочитала письма, которые люди отправляют в благотворительные фонды и оставляют на интернет-форумах. И попросила экспертов оценить обстановку.

Привычка к плохому

«Муж зарабатывает 25 тысяч рублей, хотя работает торговым представителем в большой корпорации. Я в отпуске по уходу до трех лет. На домашней подработке 14 тысяч получаю. И двое детей! Задолбало меня выбирать в магазине между яблоками и бананами что-нибудь одно. Сижу реву, как дура. Надо к школе 2000 сдать уже неделю назад, а у меня 1500 осталось в кошельке, и стыдно признаться: в родительском комитете все знакомые и думают, что у меня все хорошо».

Надежда П., Московская область

Наталья Тихонова, профессор-исследователь НИУ ВШЭ, главный научный сотрудник Института социологии РАН

Росстат определяет долю бедных — не менее 20 процентов. По нашим расчетам, она приближается к трети населения. Ситуация так запрограммирована, ведь государство допускает, что сегодня каждый пятый работающий получает зарплату ниже прожиточного уровня. Есть глубокая бедность — нищета, но в России глубокая бедность характерна для небольшой части населения. Мы относим к этой категории людей, у которых нет средств купить мыло или туалетную бумагу. Таких у нас около 5-8 процентов. Институт питания глубину бедности считает по количеству потребляемых продуктов. По их данным, около 2 процентов россиян голодают.

По разным группам граждан кризис бьет неодинаково. Рабочие в сельской местности сильнее всего пострадали от увольнений, несмотря на все разговоры об импортозамещении. Практически в каждой седьмой семье в поселках и деревнях есть взрослый, не работающий без каких-то серьезных причин. Такие люди и раньше были. Но сейчас на селе их стало в два раза больше.

«Обидно от того, что в жопе мы оказались не потому, что лентяи, алкоголики, дураки. Все было хорошо, держались на плаву, мой туристический бизнес приносил прибыль, пусть и меньше, чем в 2014 году, но стабильно. А потом бац — Турция. У меня ноябрь в ноль, декабрь в минус, в январе закрылись и все распродали. Думали: ну, муж-то наемный сотрудник, руководящая должность, крупная стабильная фирма, проживем на его зарплату. Пару дней назад новости: новых объектов нет, всех ИТР под сокращение, начальство остается на три месяца закрывать сданные объекты. А дальше, если ничего нового не появится, то все свободны. Зарплата на эти три месяца — 30 тысяч. Все, приплыли».

Ольга А., Екатеринбург.

У среднего класса материальное положение либо стагнирует, то есть не меняется, либо ухудшается. Сильнее всего в этой категории страдают жители крупных городов. Сократились возможности для приработка, одновременно сократились и доходы. А в структуре потребления жителей крупных городов заметное место занимали импортные товары.

«Больше всего бесит качество продуктов, которые и раньше говном были, а теперь хоть совсем не ешь. И перспектива одеваться у наших производителей одежды и обуви за бешеные деньги. Когда смотрю на все эти "наряды", реветь хочется. Я все детство провела в нищенской одежде. И это мой пунктик — хорошо выглядеть и ребенка одевать только со вкусом, а не во все подряд».

Марина С., Иркутск.

Для россиян плохая жизнь — не новинка. Мы ведь недолго прожили в условиях относительного благополучия — лет 10-12. Перед этим у нас был примерно такой же период, когда большая часть населения находилась в состоянии официальной бедности. То есть зарабатывала ниже прожиточного минимума. Но основная часть россиян прошла 90-е годы, когда было гораздо тяжелее, чем сейчас. Поэтому общая реакция на сегодняшний кризис — это временная ситуация, вызванная падением цен на нефть.

«Я хотя бы на несчастную Турцию и Египет собирала раз в год! Такая счастливая была в эти моменты. Знаю — не олигарх и ничего особенного не достигла. Но ведь среднестатистические люди тоже хотят быть счастливыми и радоваться жизни хоть немного».

Наталья Ф., Сергиев-Посад.

В среднем классе как нигде сильны патриотические настроения. Пока готовность к жертвам сохраняется. Никаких протестных настроений именно из-за нестабильной экономики сегодня не возникает. У большинства есть некий запас прочности. Люди пока пользуются обувью, одеждой, техникой, купленной в сытые годы. Как показывает практика, обычно этот ресурс иссякает в течение 2-2,5 лет. Год уже прошел. Ситуация не критичная, но дальше падение доходов будет восприниматься куда болезненней.

«Нет у меня абсолютно ничего. Зарплата 25 тысяч, съем комнаты — 8. Есть ребенок, за садик уже долг накопили 6 тысяч. Няне надо 2 тысячи в месяц, но без нее никак! Работаю с 9 до 18 часов, потом надо до дома добраться. Ну и садик, как водится, до 18. Папа алименты не платит. Платил раньше за садик. А теперь ему зарплату не платят».

Светлана Д., Свердловская область.

Плохо то, что люди адаптируются к бедности. Обычно это происходит в два скачка. Первый продолжается полтора-два года. За это время изменения не воспринимаются как критичные. Нехватка средств обозначает всего лишь дефицит ресурсов, ничего более. Второй этап начинается примерно через пять лет бедности. К этому моменту меняется ценностная ориентация и круг общения. Процесс привыкания не просто завершается, а приводит к внешним переменам в жизни. А также к внутренним изменениям. Если человек слишком долго пребывает в состоянии безысходности, у него развивается ощущение безнадежности. Он уже не склонен бороться за свои интересы, а думает только о выживании.

«Только начали жить чуть лучше, и опять сократили обоих. Сил уже просто не остается. Видимо, надо смириться с тем, что мы состаримся в нищете, и уже перестать рваться к хорошему».

Анна С., Волгоградская область.

Они выживают, а не живут

Елена Смирнова, директор благотворительного фонда «Созидание»:

Я вижу не ту Россию, которую показывают по телевизору. Мы ездим по сиротским учреждениям и домам престарелых и видим условия, в которых они живут. Мы уже 15 лет занимаемся этим.

«Что делать — не знаю... в больницу не еду. Потому как не в чем уже идти. Купить не на что. Не успеваем одевать детей. Пятому сыну сегодня пять лет исполнилось, а мне стыдно, что даже печенья к чаю не купим. Потому как на одних макаронах сидим...»

Семья Г. , Башкортостан.

Количество подопечных растет в зависимости от региона. Но кризис как таковой многие наши подопечные просто не заметили. Они и раньше плохо жили. Даже не жили, а выживали.

«У дочки одна ножка короче другой, очень нужен аппарат, а у нас нет возможности его приобрести, я узнавала, у нас он стоит 6000 рублей, и если я их отдам, то мы будем сидеть голодными целый месяц. Еще очень нуждаемся в постельном белье, дешевое покупаем, а оно красит и после первой стирки рвется... Маша моя часто болеет. Я ищу работу на дому, но ничего не получается».

Семья В., Бурятия.

Очень много писем приходит из сельской местности. Основная категория, кому мы помогаем, — это жители деревень, сел, хуторов. Колхоз развалился, другой работы нет. Это не тунеядцы и не пьяницы. Люди хотят работать — но негде. У них нет возможности медицинскую помощь получить, а в магазине часто приходится выбирать — хлеб купить или ребенку печенье. Часто мы обращаемся в сельские библиотеки, в поселковые администрации с просьбой прислать координаты нуждающихся. Не все могут написать письмо. Им стыдно, что они попали в такую ситуацию. В каждом письме пишут: вроде руки и ноги есть, можем работать, просить тряпки — до слез обидно.

«В нашем селе трудно устроиться на работу, так как рабочих мест нет. Как матери-одиночке детское пособие на ребенка у нас — 399 рублей. Денег не хватает ни одеть ребенка, ни накормить, ни купить игрушку. В моем гардеробе имеются одни-единственные джинсы и юбка. Я просто не могу тратить деньги на себя».

Наталья Е., Забайкальский край.

Как правило, просят постельное белье, школьные принадлежности, обувь. И вещи первой необходимости: куртки, штаны. Сарафанное радио им уже сказало, что за компьютерами и новыми домами — это не к нам. Мы специально отправляем бывшие в употреблении вещи, чтобы не провоцировать иждивенчества.

«Я никогда не сижу без дела. Держу корову: сметана, молоко, масло, летом огород: салаты, закрутки, овощи и картошка. Еще на лето беру цыплят-бройлеров. Но вот одеть-обуть детей не могу. Не хватает средств».

Семья Г., Башкортостан.

Уверена, что мы не зря отправляем посылки нуждающимся. У нас очень много подопечных, которые на ноги встают и начинают помогать другим. И даже пишут нам: «Спасибо, вы в свое время меня поддержали, теперь хочу отдать свой долг, помогая кому-то». Так что надежда есть.

Картошка нас спасет

Наталья Зубаревич, директор региональной программы Независимого института социальной политики:

Начавшийся кризис не похож на предыдущие, он медленный и долгий. Все более очевидно, что в России сильнее страдают две социальные группы — семьи с детьми и пенсионеры. Это по всей стране, независимо от региона. Еще одна особенность — ситуация ухудшается постепенно, население адаптируется, снижая потребление и ужимаясь во всем. А кто долго живет в состоянии бедности, перестает сопротивляться.

«Живем в деревне, работы нет, держим небольшое хозяйство, а тут еще этот кризис. Получаю детское пособие 199 рублей, и я даже сыну не могу купить нижнее белье, не говоря уж об обуви. Он у меня тянется, растет, все, что у нас было, становится коротким».

Ольга С., Забайкальский край.

Приспосабливаясь, люди, особенно живущие в провинции, увеличат опору на личное хозяйство, на ту же картошку. Сократятся возможности трудовой миграции. В небольшие города, где нет работы, вернутся те, кто работал в крупных городах, на северной вахте. Более активные станут искать подработки в неформальном секторе экономики. Как и в любой кризис, кто-то будет, как лягушка, трепыхаться, а кто-то сложит лапки и снизит потребление до минимума.

http://the-cheerful-robot.diary.ru/p208326082.htm