Я пишу на медленном перуанском будто надеваю красивые вещи полные тьмы стекающие словно тени шелковые прикосновения без вкуса и запаха когда-то мы замечали звуки дыхание травы и шепот тумана различали на ощупь закаты переламывали как хлеб неизвестно перестали ли мы слышать стрекотание вечернего луга или он замолчал или они исчезли сухокрылые насекомые светлячки и гибкие ящерицы или они все говорят на перуанском несуществующем и потому неслышном понятном лишь тому кто пел его и говорил и умер в нем и остался в нем и нашел для него слово.
***
Поплавок при падении в воду пробуждает звук разрывающий отраженное свечение порождая кратеры движущиеся от насекомых к растениям и обратно рыбы выходят из плоти воды а птицы пьют ее кровь акула вскармливает котят рожденных основать самый последний город.
***
По утрам он ест пшенную кашу похожую на лунное око занавешенные окна по-прежнему не спасают от времени лживые утренние слезы как непризнание в бесконечной любви к незначительным преступлениям бессмысленным как бумажные носовые платки использованные по назначению.
невозможно рассказывать рыбам о пресуществлении даров когда они плывут серебристыми косяками изгибаясь единым телом радужным и блестящим как металлический нож преломляемый течением вод
кипарисам наслаивающим ветви на плоскости ветров тоже невозможно проповедовать слово их дыхание само невыносимо неповторимо
невозможно также сообщить благую весть лесу он сам благая весть провозвестник чудесного сотворения от подземных холодных сосудов до высохших игл в безвоздушном заоблачном небе
ничего невозможно сказать и некому все давно всем известно всеми познано так единственный стоишь на себя замыкая мировое словесное электричество
***
Если бы у меня было много денег я бы построила хранилище для старых книг которые оказались никому не нужны
они бы дотлевали тихо свой век рассыпаясь на крохотные частицы все еще несущие на себе прикосновение прошлого
детям бы разрешалось бродить в их лабиринтах трогать корешки с выступившими клеем и солью наблюдать кожеедов и древоточцев пропустивших через себя столько премудрости сколько не способен вместить человеческий ум
влюбленные назначали бы там свидания потому что нет ничего трагичнее чем уходящее время на фоне которого счастье ощущается острее
так я думаю уже в который раз аккуратно складывая в контейнер для бумаги книги умершего неизвестного мне эстонца вынесенные из полуразрушенного дома книги которые я опять пыталась спасти и опять не справилась с этим.
***
Пишет плотно словам уже нет места соединяет вкладывая одно в другое телескопически по-паучьи в потайные карманы и двойные стенки плотно простеганные густыми строками швов
это потому что он еще голоден еще не наелся миром сквозящим из всех щелей еще упаковывает впечатления как выпирающие локти зонтиков все мимолетно и невосстановимо
потом будет писать медленно о луче опускающемся по стене и опять не успеет до сумерек придется ждать еще год до подходящего случая успеть бы только сходить за чаем удерживая непослушное солнце одним движением глаз.
***
Утешать глаза лицами пейзажами домашними животными детьми в непромокаемых костюмах редеющей тьмой за окном
утешать глаза измученные железными словами угловатыми скобами букв лозунгами слоганами афишами флешмобами петициями порталами кишащими скрюченными знаками препинания острыми пиками смертельных космических излучений булавками оскорблений торчащими наружу черными вывернутыми наизнанку отвратительно откровенными бесстыдными рожденными без любви исторгнутыми от невыносимого отвращения слепых к бесполезно зрячим.
***
Кособокие эстонские яблоки ни цвета ни запаха зубы вонзил в бледную рыхлую вату
съел одно врос ногами в землю калевипоэгом стоишь посреди сааремаа плечами в радужных тучах вращая головой восьмиглазой с северо-востока на юго-запад обивая взгляд о валуны покрытые диакритическими знаками
съел второе съежился до размеров человека никогда не бывшего великаном человека с яблоком в руке бесконечно изначального первобытного самозарождающегося овеваемого дымным дождевым туманом истекающим из белой мякоти обнаженного плода
полные руки яблок твоих
земля моя maa.
Мори
1. В то непонятное время пока мы сидим в фейсбуке читая предвыборные обещания рыжий Мори идет по зеленым лугам утопая в сладости их цветения
у рыжего Мори привычки зверей и повадки деревьев он осторожен как закат и прозрачен как дуновение ветра вся природа явлена в нем как солнечный свет явлен в луговых растениях как вода явлена в шерсти ангорских коз закрывающих небо до горизонта Мори не различает где он сам а где все остальное но это не беспокоит его ведь движение его слито с движением воздуха входящего в Мори с наслаждением и вырывающегося наружу с радостью так Мори шагает по траве выстилающей каждый его шаг и разгибающейся снова
солнце счастливо ложится на его щеки и отражается от их яблочного румянца чтобы отразиться еще и еще от прочих предметов вокруг Мори независимо от их важности или ничтожности ибо все они входят друг в друга с точностью до филигранных вырезов как сплетающиеся пальцы способные удержать воду не торопяшуюся никуда утечь
рыжий Мори идет по зеленым лугам пока мы пытаемся воссоздать грубыми приближениями мир едва похожий на реальный наблюдая из фейсбука как Мори идет по зеленым лугам унося с собой нашу любовь многократно запечатленную на виртуальных страницах но счастливо ни разу не испытанную наяву.
2. Мори движется на север а птицы летят на юг натянутые на нить колеблемую ветром создаваемым взмахами крыл
Мори непроизвольно протягивает руку в попытке задержать это движение неотвратимое течение пытаясь упросить умолить ведь с отлетом гусей лебедей и перламутровых уток ничего не останется от нашей земли кроме душераздирающих воспоминаний о ее невыносимой убивающей красоте
Мори готов отдать все пространства все что ему принадлежит и все что не принадлежит тоже лишь бы этот исход прекратился
но утки летят преодолевая собственное недоумение они не понимают какая разница между счастьем сегодня здесь и счастьем завтра там а дождь сплетает свои нити закрывая им дорогу назад.
3. Мори открывает шкафы выдвигает ящики поднимает скрипучие крышки достает необычные предметы принадлежавшие некогда предкам астролябии манускрипты опаловые бусы тростниковые флейты вязаные сети один предок был китайским крестьянином второй австралийским охотником третий был индейцем арикара четвертый был деревом гинкго пятый черепком разбитой тарелки шестой выдуманным животным со страниц детской энциклопедии
когда у Мори иссякают способности к сотворению мира он просто закрывает шкафы и выключает свет.
***
Завариваю травяной чай собранный причудскими староверами в бумажном пакетике из Японии водой из эстонского местечка Саку наливаю в шведскую кружку сделанную в Китае привезенную немецким другом в американском чемодане
как иные умудряются не стать космополитами?
***
Незаконченная картина изображает комнату с тщательно выписанным интерьером книгами с тиснением на обложке вазами с райскими птицами лакированными плетеными корзинами полными румяной и лоснящейся снеди с людьми в костюмах из органзы и тафты в вышитых цветах и ягодах
люди замерли в движении с воздетыми руками и недоуменными лицами некоторые с ужасом а кто-то с отвращением или жалостью обратясь к фигуре пока отсутствующей на картине
похоже что художник переписывал центральный образ множество раз и внимательный исследователь может разглядеть в переплетении слоев чье-то лицо бабочку или птичку или лепесток гортензии упавший с цветка различимого до каждой капли росы на прожилках шелковистых листьев.
***
Необходимо жить так как будто это последний день как будто последнее стихотворение как будто последняя прогулка по улице сквозь сырой и жесткий воздух убивающий гниющие деревья сквозь чуть слышный свист капель под вывернутыми облаками трудно удержаться на ногах не успеваешь за вращением земли которая зачем-то спешит не придержать но еще получается ощущать прекрасную боль от невозможности продления происходящего
прогулка в магазин надо купить мороженое и желе и взбитые сливки и маленькие меренги детям очень важны ритуалы символы продолжения жизни.
***
Эх папа папа если бы ты знал что сталось с миром ты бы не захотел вернуться в него наверное многое ранило бы тебя я иногда думаю тебе пришлось уйти чтобы дать миру перемениться если бы ты вернулся я нашла бы способ уберечь тебя от того что ранит не существует невыносимых миров если есть с кем разделить эту невыносимость.
***
Если бог существует то неустанно дежурит возле томографа прощая и милуя всех и тех кто не молился тоже
ведь он единственный кто знает сколько их было не веривших в его существование.
***
Колченогий стул забывает что стоит на перекрестке авенида Атлантика и улицы Каяка обожженный как доисторический черепок выскобленный наждаком неба солью моря дышащего в перспективе курортных улиц уходящих прямо под воду пересекающихся на дне океанов нарушающих законы геометрии
забывает потому что струится музыка и кофейный запах сгущенное молоко дешевый одеколон парикмахерской легкий ветерок несущий окурки по кривой описываемой как кардиоида в такт биению середины лета
он еще из того времени когда стулья делались вручную бирка с именем столяра но имя стерлось больше никакой национальности только страна проживания малая бесконечная родина
многое забыл и это забудется а пока он счастлив вдыхая голубое морское пространство
неизменное общее обнимающее.
***
Обыкновенная смерть обитает в уставшем кошачьем теле распололожившемся между клавиатурой и моими руками пока я пью утренний кофе читая несущественные слова
каждый из нас осведомлен о ней по-своему и она уже никого не тревожит просто прибавляет всем силу необходимую для преодоления.
***
Стоящий на остановке парень обнимает девушку за талию мы называем таких пэтэушниками наверное для того чтобы прочертить границу между нами и ими не прочитавшими и десятка книг судя по выражениям лиц по неумелой татуировке на загорелой руке лежащей на полоске кожи между розовой рубашкой и розовой юбкой эта
