ВЕСЬМА СТРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
автор - Дмитрий Дедюлин



ХОЛОДНЫЙ ХЛЕБ
Алле Горбуновой


блуждать по улицам невинным
в подвалах тёмных площадей
богов лепить из мягкой глины
напоминая про людей

ужасным стражникам Фортуны
они скрестили копий ряд
и я гляжу на облик лунный
они же в землю не глядят

а смотрят в небо — там где тает
огромный всадник городской
ну а над ним луна летает
над этой бедною водой

которая — лишь сон Фортуны
неясных песен тёмный знак
и улетают Гамаюны
роняя перья в Божий Мрак

перо падёт и снег растает
над зоосадом площадей
незримый снег небес порхает
он падает почти везде

душа зимы и чёрных чисел
что замерзают во дворе
горит огонь в небесной выси
хлеб станет небом в январе





ПОЭТ


ты не юродивый — ты лицемер
науку тонкую постиг державных судеб
встаёшь под барабан как пионер
колотишь в налитые груди

весталок молодых и знанью вопреки
ты тот же мальчик — знанием связала
тебя душа и дым и угольки
лишь жёлтый дым бессвязных тёмных жалоб

но в жёлтом дыме жёлтый дом живёт
пока ты связан тень твоя трепещет
и здание объятое огнём
лишь вещь твоя и пониманье вещи

твой мир, твоя тяжёлая печаль
ты сам как тот топор что гложет стужа
и белая доподлинная сталь
твоё оружье — бедное оружье

вот ты сошёл на нет но алый листопад
твоё волненье снова вызывает
и ты скользишь в свой голый белый ад
твоя душа увы бредёт назад

и алый снег собака разрывает





* * *


мир превратили в огромный Макдональдс
я в нём блуждаю как крот меж систем
белых барашков что кушает Хронос
и золотых и густых диадем

света земного — а в общем стеклярус
это всё то чем сегодня снабдил
тёмных юнцов убегающий парус
да ты и сам с ним куда-то ходил

с ним или в нём — в этом белом движенье
лёгких прозрачных и вольных ветрил
как по лучу даровое скольжение
бедных пылинок — средь этих стропил

дом наш воздвигнут — в былинном покое
чёрных столетий и каменных фраз
только лицо в этих водах рябое
но в темноте там сияет алмаз





ДУШЕЩИПАТЕЛЬНЫЙ РОМАНС


постой, прохожий, погоди —
скрипичный ключ стекает рьяно
как мутный облак на груди
в гремящий рай фортепиано

пусть сердце — тёмная звезда
пусть голосят чужие дети
но если ты пришёл сюда
то значит пред тобой в ответе

все эти каменные дни
все эти комнатные байки
поэтому ты сохрани
шурупы, свёрла, свои гайки

чтобы оставить по частям
то чем дышал — что было морем
как эту чёрную печаль —
что было памятью — не горем





ПИОНЕР


белый образ белого безволья
как в огне сияет пустота
потому и жизнь моя коровья
потому что знаю ни черта

знаю аиста летящего в лазури
знаю ветер в небе городском
и как небо октябрённо курит
вянут листья и сверкает гром

лунного заката — в этой были
про тоску, любовь и телеграф
мы про настоящее забыли
каждый прав и каждый зверь не прав

потому что в облаках заката
сеет знамя белые хлопки
и сияют звёздные пираты
как кометы на подъём легки

катят по морю небесному и вскоре
будет ангел худшей из зигот
я с тобой любимая не спорю
я и сам ещё не тот урод

что крадётся в море окаянном
белых аистов и белых облаков
я родился золотым и пьяным
чтоб всегда быть к знамени готов





СЛАДКОГОЛОСАЯ ПТИЦА АМЕРИКА


мы сидим в кафе — слоники белых чайников на столе — слоники моих
розовых отчаяников, слоники моих молчальников — бегающих белых и
беглых существ во саду Железного Какаду — мы играем на железной
скрипочке — ловим треску и улитку за хвост и бегут мои ангельские
улыбочки в пустоту сиреневых звёзд — там наш Питер — Юпитер
разгроханный — сосны белые в небеса и растут словно вата под соснами
экскаваторы и голоса чтоб забрать нас с собою в Америку там где не жил и
даже не был и лежат чьи-то кости у берега в облаках этой каменной лжи — я
был бабой, бомбой белёсою что глазела в пустые глаза этих мальчиков
с папиросами а потом убежал на вокзал к белым бантикам — к белым
покойникам что лежат на болотах Невы отмываясь простым рукомойником и
скитаясь с пакетом травы по берёзовым весям и пажитям где вы были
со мной полчаса — а теперь вы о чём мне расскажете, соколиные небеса?





ТОПОР СТАРУХИ-ПРОЦЕНТЩИЦЫ


помнится странный и какой-то иностранный чепушила Раскольников тоже
интересовался Буонапартом — вот поэтому Бонапарт и расчленил его своим
стальным ангельским и блистательным ножом и оставил на поедание
птицам-коровам, птицам-воронам и прочим насекомым — расчленённый
Раскольников полз к топору — рядом в крови лежала старушка — клубился
дым, свистела шрапнель или может правильнее сказать — "картечь" — они
были на поле брани — под Ватерлоо — вот уланы скакали со своими пиками
— гусары спешивались и перевязывали раненых — обоз с носилками и
сёстрами милосердия был далеко — доктор при свете светильника резал ноги
и вставала над пашней холодная заря — красная как кровь на операционном
столе — а доктор закурив пахитоску — а перед этим вымыв руки, выходил
из палатки и смотрел на молочный глубокий туман стлавшийся по ложбинам
и взгорьям бельгийского Брабанта — "велика ты матушка Европа — думал
доктор — велика ты матушка Русь — и вот сошлись вы не на жизнь,
не на унылую тягостную повседневность а насмерть и гаснете обе в кровавом
тумане среди манны небесной, небесных героев" и тяжёлых блюд, которые
приготовили нам Боги — искусные повара варящие телёнка в молоке его
матери и поймавшие горностая и начинившие его орехами дабы стоял он как
живой и ластился к своей даме Мадонне Ассизской и Падуанской





ТРИЛИСТНИК ТЕХНИЧЕСКИЙ


1
о мыслителях-технократах — мавританцах — хочу поговорить с тобой —
они абсолютно чужды тебе — воину-садовнику — современная философия
где мир превратился в чёрную непроницаемую доску — где мира нет а сам
ты — философ, уже не человек поскольку человек есть там где есть Бог — ты
— какие-то пытающиеся осознать себя остатки — разрозненные части
бывшие некогда целым и ты бредёшь как странный Ницше по осенней дороге
— вон одинокая ветла, вон старый дом, а вон старый колодец с журавлём и
ты падаешь на колени и молишься закату дожёвывая последнюю сигарету
во рту и мелко крестясь хотя шея твоя не отягощена цепью и на груди нет
креста


2
техника духовна — самая большая тайна печальной техники в том что её
считают мёртвой — техника не только отчуждает человека от мира, она
отчуждает его от самого себя — она уничтожает его как самосознающего
субъекта и превращает его в часть технологического процесса — техника
внутри человека и из него — из самой глубины его существа, она растёт
захватывая всё своими щупальцами — техника осуществляет
расчеловечивание — она — Чужой — всё остальное только тиражирование
её принципов в биологическом мире имея в виду не Природу которая живёт
по-прежнему как часы а человека выпавшего из космоса и погружённого
в тяжёлый хаос вместе с металлической стружкой, стекловатой и
деревянными опилками в изобилии валяющимися на полу


3
Сигурни Уивер, сделай мне кофе со льдом — ты школьная учительница
которая так и не поняла своего предназначения — выносить металлическое
дитя, а оно будет нашим глиняным богом но нальётся нашей плотью и будет
уже нами вращающимися как шестерёнки в этом задумчивом механизме
перемалывающем и сук дерева и курицу и вон ту маленькую собачонку что
побежит поджавши хвост за карапузом лет семи — какой большой мальчик
— перебросил концы шарфа за плечи и смотрит на варежку неподвижно
болтающуюся у него на руке





АЯТ


пусть жизнь пожаром безнадёжным
сжигает памятник внутри
но я спешу к Тебе, о Боже,
как бедный маятник зари

вот Он взойдёт — светило встанет
и девять агнцев у руля
тяжёлый берег протаранят
форштевнем новым корабля

и греки выйдут — вот он город
кричит петух в такую рань
и скоро, очень-очень скоро
проснётся юный Тегеран

зелёный месяц на флагштоке
мулла читающий Закон
и звездочёты в водостоке
смотрящие со всех сторон

как дело движется меняясь
Земля расправила крыла
и только нежных клёнов завязь
как листья бледные легла

на ветки — ветки в том июне
в котором нет ни вас, ни нас
и только ветер сонный дунет
родив листвы бесплотный глас





ТРИЛИСТНИК КОЛЛЕКТИВНЫЙ


1
а теперь хотел я поговорить о том что все мы замкнуты в коконе — мы стадо
клопов, которых накрыли чугунком — каждый живёт в своём радужном
мыльном пузыре, каждый играется в нём со своими плюшевыми медведями
— на стенках пузыря видно кривое отражение его обитателя — а сам
яростный пузырь сделан из плоти и лимфы его хозяина — и вот он растёт —
эта оболочка — она становится толще — она растёт за счёт плоти
заключённого и вот уже пузырь полностью облекает фигуру человека — это
скафандр — а ты — Анаксимандр-космонавт летишь в космос к холодным
звёздам и замерзаешь там в пустоте


2
у них ничего нет кроме их пластмассовых кукол, пластикового стола и
голубых зайчиков — и это такое кукольное, милое — такое, что им
невозможно налюбоваться — и это будет вечно — так они думают меряя
окружающий мир штангенциркулем и пластмассовой рукой неваляшки,
которой им дали поиграться — как и всё здесь — всё им дано временно — а
за окном пустой ветер дует в холодные щели нагоняя черноту и обволакивая
сердце глухим ужасом и одинокой печалью


3
я кричу в своей опылённой вечностью японской квартирке — хромосома
мрака и отчаяния — в своей страшной японской квартирке где меня заперли
между шкафом и диваном — между разобранным на трубу и галстук
каменным пионером, "ореховым" шифоньером и стареньким павианом —
приходящим из Африки мраморным призраком что таращит свои волоски —
я читаю суры Корана, я танцую под лампой пьяный, я сжимаю седые виски и
живу я на небе зелёном где мгновенная воет луна и блуждает Афина
по склонам в Божью Длань как и я влюблена — дунет катер по речкам
багровым и вокруг тишина и штиль и плывёт Золотое Слово в эту скверную
тайну и пыль





* * *


в белом облаке стихов и песен
я иду в зелёный огород
мне мой мир конечно интересен
потому что я в нём как урод

с козликом играю и балдею
драной кошке бантик привяжу
на худую и седую шею
а потом толкаю я баржу

я толкаю шугу на базарах
там где негде яблоку упасть
и играет Демон на гитаре
в темноте распространяя власть

среди разной голытьбы, умерших Духом,
белых пигалиц, замоскворецких жён,
и я сам стою над Вашим ухом
белым пламенем как прежде окружён





ПОВТОРЯЯ СВОИ НОЯБРЬСКИЕ ТЕЗИСЫ Я ЗАГОВАРИВАЮ
ЛУЧЕЗАРНУЮ ПУСТОТУ


я хочу поговорить о том, что имморализм — это часть витальности — и
в самом деле — большинство людей живут инстинктами и главная ценность
для них — их собственное удовольствие — все остальные только объекты и
инструменты доставляющие или не доставляющие удовольствие —
способствующие или не способствующие оному — всякое индивидуальное
— особенности чужого "странного и постороннего" для нас характера,
чужие привычки — воспринимается как нечто в лучшем случае забавное а
в худшем досадное или невыносимое и это совпадает с желанием
властителей жизни создавших сейчас — в нашем аттракционе — в наше
аукающее в пластиковую бутылку время, такую систему, при которой нужны
только стерильные массы нивелированных автоматов со стандартным
набором качеств — всё индивидуальное мы отсекаем! — а для самого
индивида — зло — это его страдание — страдание аморально — но он
выстраивает моральную цепочку, он требует справедливости для того чтобы
получив искомое перевернуть всё это, попрать свои правила и аморально
наслаждаться — ибо морально в его понимании — и это было его интенцией
— ЕГО ЛИЧНОЕ — удовольствие — поэтому сытый козёл лучше голодного
ландыша, а живая собака лучше мёртвого льва лежащего в камышах — верхи
и низы отлично понимают друг друга — это два зеркала аморальности —
бессознательная врождённая и сознательная сознающая себя — а мораль? —
мораль — это только часть общественного спектакля имеющая частично
терапевтическое действие — искусство лечит — где-то там — в чудовищных
хитросплетениях моралистических утверждений как нечто постороннее —
наша точка сборки не имеющая к морали никакого отношения — сакральная
первосцена внутри сознания выстроенная — прошитая кодами табу и
питающая общественный моралистический спектакль — а так мораль — это
рудимент религии — религия разложилась на чёрную магию — все эти
замочки на поручнях мостов, булавки и разбрасываемые везде копейки,
монеты в фонтанах и памятники и деревья, к которым нужно прикоснуться
— и мораль — все эти правила отсутствующие в живой животной жизни
"нашего человека" но иногда действующие в социуме как конвенция —
на уровне подсознания — и ещё — мораль воздействующая, как мы и
говорили, сверхразумно и существующая в другом и виртуальном
воплощении и возникающая как призывы и лозунги, в мире масс-медиа и
пропаганды, как мемы соцсетей или разного рода мифы которые
скармливают массам и являются сублимацией их желаний и инструментом
воздействия истеблишмента… и мнимо сердобольные бабки собирающие
на похороны умершей соседки





ВПЕРЕДИ ЕХАЛ РОСКОШНЫЙ ВНЕДОРОЖНИК С НОМЕРНЫМ ЗНАКОМ 8888


этим синим ноябрьским пятничным птичьим вечером — голуби и воробьи —
я еду на легковом автомобиле пламенно-жёлтого такси — но я не за рулём —
я обычный пассажир — и я думаю о том как машкерадно, как всё выдумано
вокруг — мы куклы в каком-то театре — вот оркестровая яма, заполненная
водой смыслов, задрапированные тканями стены и ты — плюшевый зайка
лежащий на пустой эстраде — невидимый и такой ненавидимый тобою
режиссёр командует тобой — а зал пуст — а кто ЗРИТЕЛЬ? — я говорю, я
спрашиваю — кто зритель? — но Он смотрит на тебя — такого маленького и
безликого — странного, всеми своими пустыми облезлыми дерматиновыми
или бархатными креслами — голубыми глазами золотого ангела, и ты
кривляешься, плюшевый зайка, плюшевый мишка — ты дёргаешься на
ниточках — пластилиновый Дормидонт, ватный Феофан, а потом умираешь
в свете прожектора на невидимой для обычного человека сцене — пятно
света и темнота — обычного человека не существует — ты зерно в жерновах,
щепка в зубчатой машинерии Рока и пока белые ангелы порхают в пустом
амфитеатре зала, зеркала в пышных ложах становятся алыми и оттуда
выплывает огромный зрак Луны





* * *


Петя был такой хороший
украинский он учил
Вова же ужасный малый
быдло ватник и дебил

потому что он — покойник
этот Петя дорогой
сунет руки в рукомойник
и трясёт своей башкой

Вова тоже парень хилый
не ебёт он всех подряд
а берёт златые вилы
и снимает третий ряд

так живём в огне ужасном
словно ангел, дэв и чорт
к нам заходят в платье красном
и рисуют натюрморт

мы такие-растакие
пятаки и пироги
и свисают с этой выи
колорадские жуки





БОЛЬШОЙ ВЕРЛИБР


я конечно хочу написать о том что пишу в безвоздушном пространстве —
никто не откликается на мои стихи или почти никто — "но разве Будда