мне это виделось не раз.
болелось мной.
в стихи просилось набором вымученных фраз.
ты знала б, как меня бесило когда Орфей тебе играл свои мелодии шальные!
я ревновал.
я умирал.
я уходил в миры иные.
я быть самим собой не мог и, затянув рассудок в узел, кровавя мозг, я жёг клеймо себе на лбу: «проклятый лузер».
я падал раковиной в ил и, туже стягивая створки, к тебе привязанность травил текилой кактусово-горькой.
и, становясь почти никем, я задыхался, рвался с криком: «держи меня на поводке, моя убийца Эвридика!»
был мой кошмар неистощим.
и сон закручивался нитью.
и, словно камень из пращи влетал реальностью событий.

и, словно камень из пращи влетал реальностью событий.
я жил, отбрасывая тень, как ветхий плащ, ненужно старый.
и становился новый день лишь продолжением кошмара, в котором я тебя любил всё так же истово и страшно.
и вечер сумрачно знобил несовместимой страстью нашей.
и ночь моя меня ждала на простынях сырых от пота...
а где-то рядом ты жила.
и, как и я, звала кого-то…

а может просто в жутких снах входил я в тело инфернала, и потому уже не знал, что ты меня ещё не знала...

росли и рушились миры.
бесследно таяли надежды.
и бес по правилам игры носил кровавые одежды.
и Бог, вселенский корифей, менял по прихоти погоду.
и по Аиду брёл Орфей в надежде дать тебе свободу.