К возвращению в Кишинев молдавская советская политическая элита начала готовиться задолго до того, как оно  состоялось. Уже в ноябре-декабре 1943 года, когда, после взятия Киева, советские войска продолжили свое наступление  на запад, к границам Молдовы, партийно-государственное руководство бывшей МССР задумалось над тем, кто должен занимать руководящие посты после занятия республики.

     Однако, подтянув сильно отставшие тылы своих  войск, советское руководство разработало действительно блестящую по своей задумке и исполнению Ясско-Кишиневскую операцию (20-29 августа 1944 года). В ходе этой операции была окружена и разгромлена крупная группировка немецко-румынских войск, которой командовал генерал-полковник Фриснер. Хотя румынская разведка в последние дни перед наступлением отмечала симптомы грядущей советской атаки (а советская сторона – «во избежание вражеской дезинформации» изъяла у населения радиоприемники), удар 37-й, 46-й, 52-й, 57-й армий и 5-й ударной армий оказался настолько мощным и хорошо подготовленным, что немецко-румынские войска (прежде всего знаменитая 6-я армия, в свое время неудачно бравшая Сталинград) не сумели организовать серьезного сопротивления советской армии и были окружены к юго-западу от Кишинева. В результате к концу операции советские войска не только взяли под свой контроль всю территорию Молдовы, но и главный нефтеносный район Румынии – Плоешть и вышли к предместьям Бухареста, одновременно приближаясь к болгарской границе.

     Система водоснабжения и канализации  была разрушена, грязные стоки текли прямо по улицам в Бык. В центральной части города удалось найти очень незначительное количество сравнительно хорошо сохранившихся зданий, за которые началась настоящая война представителей различных ведомств. Легче всего пришлось работникам НКВД и НКГБ, которые просто являлись в тот или иной дом и явочным порядком захватывали его, выбрасывая хозяев, если таковые не успели сбежать еще раньше, вместе со всем скарбом прямо на улицу, а особо упрямых немедленно задерживали как потенциальных румынских пособников. Столкновения с этими ведомствами «за здание» кончались неудачей для работников различных ведомств, и даже работников ЦК КП (б)М, о чем последние писали отчаянные жалобы в ЦК, но безуспешно.   

     При вступлении в город советские части почти не нашли в нем  жителей: кто сбежал с отступавшими немецко-румынскими войсками в Румынию, кто укрылся в пригородных селах. Из более чем 200 тысяч кишиневцев (данные на 22 июня 1941 года) с трудом удалось обнаружить 25 тысяч человек, прятавшихся по развалинам или на окраинах города (села Рышкановка и Старая Почта) вместе со стаями собак.

     Почти все остальные здания на этой улице были либо взорваны еще в 1941 году, либо разбомблены советской авиацией в августе 1944 года. В том числе - примэрия, здание которой находилось в развалинах до 1946 года и было восстановлено в точном соответствии с сохранившимися царскими проектами лишь в 1948 году. Меньше пострадали здания, находившиеся выше и ниже центральной улицы. По сообщению фронтовых корреспондентов «Правды» и «Известий», прошагавших с советскими частями многие сотни километров и описавших сотни разрушенных советских городов, «Кишинев был разрушен так, как ни один виденный нами до сих пор город Советского Союза». Посетившие город 25-26 августа журналисты увидели населенный пункт с едва заметными признаками жизни. Людей почти не было видно, они скрывались в руинах, зато по улицам носились стаи бродячих псов (видно, дикие собаки – проклятие нашего города на все времена!).  

     Так как восстановление города шло очень  медленно и было окончательно завершено  лишь к 1951-1953 годам, размещенные ведомства  находились в неприспособленных  зданиях центра, к тому же сравнительно далеко отстоявших друг от друга. Так, НКВД (МВД) находилось в здании по нынешней Митрополита Бэнулеску-Бодони, 2, а, например, его же главное управление по снабжению лагерей (ГУЛАГСнаб) – на нынешней Александру чел Бун, 18. Множество учреждений и министерств делили между собой одно и то же здание, из-за чего имели место постоянные межведомственные конфликты. Например, горсовет и горком партии находились в одном здании по улице Михайловской (ныне Еминеску), 54.   

    Обстановка в госучреждениях была очень скромной: как правило, стол, пара стульев, шкаф (если был), одежду вешали  на спинку стула, а чаще сидели одетыми, так как осенью и зимой было очень холодно. Отопление работало очень плохо, даже для ведомств добыть дрова, а тем более уголь было целой проблемой. 

      Транспорт в городе не функционировал, весьма относительно его работу удалось наладить лишь к марту-апрелю 1945 года, когда незначительное количество трамваев пошло по  наспех восстановленным рельсам двух, а затем четырех маршрутов. Междугородный транспорт начал работу лишь в марте 1946 года. Машин почти не было, а те несколько десятков, которые имелись, принадлежали НКВД, НКГБ, ЦК КП (б)М, наркоматам (их практически не было у частных лиц) и их появление на улицах собирало на улицы толпы подростков, которые глазели на них как на диковину (такое положение дел сохранялось даже в начале 1950-х годов). Можно было часами бродить по улицам города и не встретить ни одной машины.   

     Топливо в основном имелось у воинских частей, но в очень незначительном количестве, и расходовать его приходилось крайне экономно. Электрическое освещение в городе было очень плохое, с постоянными перебоями, к тому же обеспечивалось кое-как восстановленными старыми электроустановками только центральных госучреждений. Даже в домах высших чиновников были обычные керосиновые лампы. По вечерам в городе вводилось затемнение, и тем, кто его не соблюдал, грозил тюремный срок.      

     Постоянные  перебои с электричеством, особенно на окраинах, стали настоящей бедой  Кишинева вплоть до первой половины 1960-х  годов, когда оно относительно наладилось. Не лучше было и с водоснабжением, так как водокачка была взорвана. Большая часть горожан добывала воду поначалу из колодцев - на перекрестке нынешних улиц Вероники Микле и Василе Александри, у Мазаракиевской церкви и некоторых других. Газа не было вовсе, первые баллоны с ним появились у основной части горожан лишь в 1950-е годы.

     Улицы, исключая квартал между нынешними  улицами Александру чел Бун-Измаил-Матеевича-Михай  Витязул, спланированный еще в 1820-1830-е  годы,  были кривыми, узкими и грязными (некоторые из них сохранились до сих пор в том же виде, например, одна из старейших – улица Антона Пана (бывшая Антоновская). Почти все они не были заасфальтированы.

     Еще хуже обстояло дело в предместьях: лишь в 1929 году вошедшей в черту города Старой Почте, селах Рышкановка, Ботаника, включенном в 1959 году в черту города населенном пункте Новые Чеканы. Все эти пригороды представляли собой села в полном смысле этого слова и были связаны с центром лишь одной-двумя улицами, находившимися в жутком состоянии.

     Так, Боюканский спуск, связывавший центр с селом Боюканы (ныне участок от медуниверситета до транспортной развязки у завода «Топаз») представлял собой довольно крутой, постоянно подтапливаемый подземными водами участок, который даже не был асфальтирован и при любом ливне был крайне опасен для любого вида транспорта и пешеходов. Здесь не было электричества, воду добывали только из колодцев, дома были построены преимущественно из глины или самана и при любом сотрясении почвы разваливались, как это произошло во время трагического для республики землетрясения 4 ноября 1940 года.

     Положение горожан было устрашающим. Уже через несколько дней после занятия города советскими войсками в Кишинев хлынули толпы вернувшихся беженцев, а после мая-августа 1945 года – демобилизованных, а также банд уголовников из разных городов СССР, в том числе из Одессы и Киева. Уже к концу 1944 года численность населения превысила 200 тысяч человек. Милиция, работая в усиленном режиме, не справлялась с ними. Не помогали даже воинские патрули.

     Поток грабежей, изнасилований, убийств стремительно рос, и достиг своего пика к середине 1946 года. В собственном доме зверски избили даже прокурора города Бугаева. Последнему удалось выгнать бандитов только применив огнестрельное оружие. За неспособность справиться с волной бандитизма (и за некоторые другие прегрешения) были отстранены от должностей прокурор республики Федосий Донченко и нарком внутренних дел Михаил Маркеев. Лишь при их преемниках – Симоне Колеснике и Федоре Тутушкине - после того, как наказания за бандитизм были резко ужесточены, с послевоенным валом преступности удалось справиться.

Жили очень бедно. Покупка  мебели или даже более или менее приличной обуви была событием не только для  семьи, но и для соседей. Вплоть до второй половины 1945 года  основным источником продуктов были рынки, где орудовали перекупщики, втридорога поднимавшие и без того высокие цены. Не намного лучше жили чиновники. В учреждениях были крайне ограниченные запасы бумаги, поэтому часто писали официальные документы на обороте  документов румынских и даже царских времен. Чернил тоже не хватало, зимой они замерзали, и их приходилось отогревать, порой даже собственным дыханием. Руководству всех уровней приходилось засиживаться до часу-двух ночи (иногда и позже), а в 8-9 утра уже быть на работе. Так работали в ЦК КП (б)М, а значит – и везде.  

     Единственным каналом связи с внешним миром  были радиоточки, настроенные только на советские радиостанции (за хранение многоканальных радиоприемников, принимавших иностранные радиостанции, полагался тюремный срок). Работы также почти не было. Крупных заводов и фабрик не имелось, их создавали из артелей или мелких частных предприятий. Так в сентябре - ноябре 1944 года было положено начало табачному комбинату, начали работу типография ЦК КП (б)М, мебельная фабрика, кооперативный техникум, гвоздильно-штамповочный завод (позже опытный завод им.Калинина), две библиотеки, в том числе нынешняя им.Б.П.Хашдеу, артель «Красный утильщик» (позже завод «Электромашина»), республиканский телеграф, городская станция медпомощи, кондитерско-макаронная фабрика (ныне «Bucuria»), а в 1945 году – фабрики индпошива, швейной, кожгалантерейной обуви, центральный универмаг и т.д..

С этих предприятий и учреждений началось восстановление современного, знакомого нам Кишинева. Так жили наши деды и родители, мечтавшие, чтобы мы жили лучше. Удалось ли сбыться этим мечтам?